Посредник - Женя Гравис

По крайней мере, один человек должен узнать, что именно произошло ночью на кладбище. И какую роль невольно сыграл в этом он сам.

Мрачные стены храма Святого Орхуса нависли сверху, загораживая солнце. Сыщик поднялся по ступеням, и… в этот момент входная дверь с грохотом распахнулась – и наружу вылетел слегка помятый Лазарь Зубатов. Вслед ему неслось исступленное:

– Будь ты проклят! Будьте вы оба прокляты!

Дверь захлопнулась.

– Снова вы? – удивился Митя. – Что произошло?

– А… – Зубатов отряхнул костюм, пригладил волосы и лучезарно улыбнулся. – Небольшое недопонимание. Кажется, отцу Илариону не понравились последние новости о его дочери.

– Да чтоб вас черти жрали, Зубатов! Мы же договорились!

– О, нет. Про Веру я ничего не рассказал, я помню уговор. Речь о второй дочери, о Надежде.

– А с ней что случилось?

– Ничего страшного, как раз наоборот. Э-э… Видите ли… Как бы сказать… Мы с ней сегодня обвенчались.

И Лазарь Платонович выставил перед Митиным лицом правую ладонь, на среднем пальце которой блеснуло обручальное кольцо.

– Вы… что? Зубатов, вы в своем уме вообще? – оторопел сыщик.

– Я благородный человек! Барышня провела ночь в моей постели! Что еще я мог сделать для спасения ее репутации?

– Она ваша родственница!

– Настолько дальняя, что любой счел бы ее пребывание в моей спальне компрометирующим. Несмотря на то, что я и пальцем ее не тронул!

– Вы ее запугали? Принудили?

– Боже упаси, как вам в голову такое пришло?

В ответ Самарин лишь забористо выругался.

– У меня других слов для вас нет, Лазарь Платонович… Вы в любой ситуации своего не упустите, да? – Сыщик понял, что снова начал закипать, а кулаки знакомо зачесались.

– Э-э… – Зубатов примирительно выставил ладони. – Мы уже выяснили, что в драке примерно равны. Послушайте, Самарин, ну что вы так возмущаетесь? Это честная сделка, клянусь! Выгодная для обеих сторон. Вы что думаете – ей безопаснее будет остаться с отцом после того, что случилось? Да он ее угробит, как уже это сделал с ее сестрой.

– А вы, значит, явились как спаситель, на белом коне…

– Мы откровенно поговорили, и она согласилась, что так будет лучше для всех. Она одаренная, я одаренный – это джекпот, как говорят англичане. В монастыре ее толком и не учили, она понятия не имеет, как пользоваться силой. А я могу помочь. И потом: мы оба хотим отсюда уехать, это наилучший вариант.

– И еще вам достанется яхта от бабушки…

– Слишком часто семейные лодки разбиваются о быт. А яхта – судно надежное, крепкое.

– Знаете, а езжайте. Убирайтесь с глаз моих как можно дальше. И по возможности не возвращайтесь в Москву. Я собираюсь усиленно заняться английским боксом.

– Прекрасно! Всегда надо быть в форме, – подмигнул Зубатов. – Придете нас проводить? Завтра в восемь утра, Александровский вокзал. Поезд на Берлин, третий вагон.

– Сгиньте, а? Вы и так мне усложнили все что можно и нельзя было.

– Ухожу, ухожу…

Лазарь Платонович удалился, весело насвистывая. А Митя стоял перед закрытой дверью храма, мучительно раздумывая: как объяснить разъяренному отцу, почему вместо двух дочерей у него теперь не осталось ни одной.

Самарин вздохнул, потянул на себя дверь, сделал несколько шагов… И произнес, глядя в согнутую в молитве спину:

– Отец Иларион, я желал бы исповедаться…

* * *

К Мишкиному дому сыщик добрался уже в сумерках. Как же быстро пролетело время. Слишком много событий для одного дня.

Хозяйка меблированных комнат махнула рукой вдаль, пробормотав что-то про «седьмой нумер».

«Тоска зеленая», – думал Митя, шагая мимо одинаковых коричневых дверей по обеим сторонам длинного коридора. А ведь сам когда-то жил так же.

Из-за дверей тянуло то жареной рыбой, то папиросным дымом, под ноги попадались старые коляски, ящики и стоптанная обувь, в одной из комнат кто-то вяло ругался, в другой плакал младенец…

У «седьмого нумера» Митя тихо постучал. Потом постучал громче. А затем просто толкнул дверь, которая оказалась не заперта.

В Мишкиной комнате царил полный бардак – на полу валялась грязная одежда и порванные клочки исписанной бумаги, на табуретке примостились тарелки с остатками еды, а возле стены лежала в луже подсыхающего чая жестяная кружка. На обоях рядом расплылось коричневое пятно.

Хозяин бардака – в одежде и обуви – лежал на кровати, пребывая, судя по лицу, в безмерной хандре. И на Митино появление лишь буркнул «уходи» и повернулся на другой бок.

– Подъем, Миша, – негромко сказал сыщик. – Хватит валяться.

– Не хочу, – донеслось с кровати. – Отстань от меня.

– Подъем, я кому сказал! – гаркнул Самарин. – Как с начальством себя ведешь!

Мишка подскочил и уселся на постели. Глаза у него были злые, и в них явственно закипали слезы.

– Ты… Я тебя не звал!

– Молчать! – Митя сдернул с протянутой веревки полотенце и кинул в Мишку. – В уборную! Принять душ и привести себя в порядок! Даю семь минут. Время пошло. Я не шучу.

Афремов чертыхнулся, хлопнул дверью и скрылся в коридоре.

А Митя нагнулся, поднимая с пола клочки бумаги. Почерк у Мишки, конечно, чудовищный, взгляд вылавливал лишь обрывки слов: «..любился с пер…», «..ая краси…», «..удешь сча…».

Судя по чудовищному бедламу, младший сотрудник в последние дни сильно страдал, злился и пытался сочинить любовное послание. Но так и не отправил. Почему?

«Потому что получательница сегодня вышла замуж», – понял Митя.

Как же хреново все поворачивается. Видимо, Мишка и впрямь серьезно влюбился.

Афремов вернулся через положенные семь минут – с мокрой головой и все тем же волчьим взглядом.

– Садись. – Митя освободил табуретку от посуды и подвинул к нему. – Рассказывай.

– Да что рассказывать… – буркнул Мишка, стиснув руки между коленями. Потом вскинул голову и спросил отчаянно: – Зачем она так со мной? Почему? Все же хорошо было…

– Я не знаю, Миша, – вздохнул Самарин. – Мне жаль, правда. Она просто сделала выбор не в твою пользу.

– Она даже говорить со мной не стала. Он ее заставил, да? Я его убью!

– Сложновато будет. Он же некромант. Я с ним уже подрался. Вчера.

– И как?

– Нос сломал.

На лице Афремова промелькнуло подобие улыбки.

– Так ему и надо.

– Ты злишься, я понимаю. Это нормально. Но пройдет.

– Она пожалеет. Обязательно пожалеет и вернется.

– Все возможно, – уклончиво ответил Митя. Нет, убеждать Мишку в обратном сейчас бесполезно. Не услышит. Елки, как же трудно подбирать слова. – Ну и что ты расклеился тогда? Допустим, вернется. Куда ты ее приведешь? В этот свинарник?

Сыщик обвел выразительным взглядом комнату и поддел ногой грязный носок. Мишка покраснел до корней рыжих волос.

– Да мне вообще… ничего не хочется делать.

– Никому не хочется, – кивнул Самарин. – Даже в