Трупы Большого театра - Алексей Валентинович Митрофанов

совсем юная Величаева! А рядом с ней — Тимошенков! Протрезвевший Антон вглядывался в снимок и все более и более изумлялся. Тимошенков и Величаева обменивались обручальными кольцами. Лицо Величаевой обрамляла белоснежная фата, Тимошенков был облачен в черный жениховский костюм... Но это уже не имело для Антона никакого значения! Оставив листок с признанием на кухне, Антон вышел во двор, завел машину и уехал. Тимошенков так и не проснулся.

Антон до упора жал на газ. «Хорошо бы помереть! — лихорадочно думал он. — Или пусть арестуют!..»

«Ягуар» выехал на Рублевку. Антон резко затормозил и некоторое время сидел в машине. Потом, развернувшись, поехал назад, к дому Тимошенкова. Тот по-прежнему крепко спал на кушетке. Антону показалось, что Тимошенков так и не просыпался. Схватив листок, Антон покинул жилище Тимошенкова во второй раз, теперь уже окончательно.

Отдохнув в своей не до конца оплаченной квартире, Антон отправился в казино на метро. Дорога заняла минут десять.

В этот раз ему не очень везло. Как это частенько случалось, он просидел за игрой до рассвета. Усталый, полусонный, спустился в метро. Его даже не хотели пропускать, приняли за пьяного в дым! Но все-таки пропустили. Он приблизился к самому краю платформы. Гремя и сверкая, надвинулась электричка. Молодой человек внезапно потерял равновесие...

Сцена восьмая

Можно было ожидать, что на следующий день Степанов отправится прямиком в поликлинику Большого, побеседовать с Грубером. Но Василий Никитич, подумав, решил поехать в театр, где должны были собраться представители труппы. Он уже представлял себе, почему могли убить Томскую, но пока не мог себе представить, как ее убили!

В театре произошла неожиданная встреча. В фойе слонялся Овчинников, разглядывая фотопортреты артистов и перекидываясь то и дело словцом-другим с охранником, который прогуливался рядом, удерживая под мышкой пачку газет.

— Василий Никитич! — Безработный банкир кинулся к следователю, словно к старому другу.

— А вы что здесь делаете? — удивился Степанов. У него чуть не вырвалось: «Я вас не вызывал!»

— Как трудитесь? — продолжал Овчинников непринужденно. — Как там мой «крестный» Андрей Алексеевич? Я знаю, вы занимаетесь этим печальным делом, то есть делом об исчезновении Галины Томской...

— Откуда вы-то знаете? — спросил в свою очередь Степанов.

Овчинников отвечал уклончиво и странно:

— Да вот, узнал, что вы всех вызвали, ну и я...

— То есть что — вы?

— После вас... Буду беседовать с руководством Большого...

— Не понимаю...

— Сейчас я вам все объясню! Видите ли, мне предложили возглавить Совет попечителей Большого театра! А я ведь сейчас постоянной службы не имею, вот и согласился.

— Что ж, должность почетная. Поздравляю!

Овчинников вежливо протянул следователю визитку. Карточка была совсем новенькая. Золочеными буковками на ней значилось: «Председатель Совета попечителей Большого театра».

— Вообще-то банкиром быть почтеннее! — Овчинников ухмыльнулся. А тут еще ремонт этот, и гастроли на носу, и скандал с Томской! Ну просто необходимо встретиться с коллективом, обсудить репертуар, распределить роли...

— Скажите, Овчинников, а кто спонсирует Большой?

— Да театр и сам небедный! Но, конечно, и спонсоры оказывают значительную поддержку. Вот билеты, например, могли бы стоить дороже, если бы часть стоимости не возмещалась...

Степанова внезапно осенило:

— Послушайте, Григорий Александрович, стало быть, тогда, когда мы с вами здесь, в театре, случайно столкнулись, вы уже знали, что возглавите Совет попечителей?

— Догадывался, — поскромничал Овчинников.

—А Сафьянов в тот день был в театре? — Следователь огляделся по сторонам.

Овчинников ухмыльнулся:

— Ну, а как по-вашему? Для чего бы я поперся в Большой, если бы Сафьянова дам не было?..

Постепенно Степанов начинал понимать! Да, в тот роковой вечер в театре собралось много важных персон. А такие, как он и Маша, просто-напросто играли роль своего рода массовки.

Степанов вспомнил, что ведь кто-то мелькнул в правительственной ложе! Сафьянов!.. И кто еще?..

— Сафьянов был на спектакле один? — Кажется, вопрос получился не очень умным, но ничего другого в голову не пришло!

— Один?! — Овчинников, кажется, уже почти презирал наивного Степанова. — В одиночку ходят в оперу только сумасшедшие! Разумеется, вместе с Михал Михалычем находились в ложе Венцеслав Аркадьевич и Артемий Ефимович.

— Кто это Артемий Ефимович?

— Главный режиссер!

— Неужели директор театра и главный режиссер никогда не слушали «Снегурочку»?

— Ах, Василий Никитич! Сразу видно, что вы не смотрите телевизор!

— Ну, не очень люблю. И что же?

— А то, что перед спектаклем состоялась встреча Михал Михалыча с творческой интеллигенцией. Присутствовали: главный режиссер Большого, знаменитый композитор Тренников...

— Мне кажется, в правительственной ложе была женщина! — вдруг перебил Степанов.

— Правильно вам кажется! На встрече присутствовала также певица Величаева...

— Так, значит, это она потом сидела в ложе?

— Совершенно верно! Даже по телевизору, в программе «Культура», показали: сначала Михал Михалыч пьет чай с Тренниковым, Артемием Ефимовичем и Величаевой, а потом они сидят в ложе, то есть Сафьянов между Тренниковым и Величаевой...

Степанов внезапно призадумался, а затем спросил:

— А помощники, охранники Сафьянова были в ложе?

— Ох, Василий Никитич! — Овчинников картинно закатил глаза.

Степанов понял, насколько неуместен его вопрос. Ясное дело: все были, и охранники, и помощники!..

— Но вы... Вас же в ложе не было!

— Я еще не получил официального назначения. Но мне уже было ясно! Потому и сидел в первом ряду!

«Сословно-иерархическая система! Повсюду сословно-иерархическая система!» — невольно подумал следователь. А вслух задал новый вопрос:

— Погодите, а Сафьянов уже слышал «Снегурочку»?

— Да. Как вы догадались?

— Сам не знаю. — Василий Никитич улыбнулся. — Наверно, интуиция!

— Да, — повторил Овчинников. Казалось, он сомневался: стоит ли продолжать разговор. Но, должно быть, ему захотелось покрасоваться перед сотрудником Управления, показать свою осведомленность... — Видите ли, премьер-министра вполне можно назвать любителем оперы. В частности, ему нравится исполнение Томской... — Степанов и банкир глянули друг на друга внимательно. — Ведь правительство и Попечительский совет курируют театр, — произнес Овчинников с важностью. — Большой театр — это вам не хухры-мухры! Объект федерального значения, народное достояние!.. — Овчинников снова замолчал, затем проговорил решительно: — Я понимаю, о чем вы еще хотите меня спросить. Я тоже слушал «Снегурочку» не в первый раз...

Степанов приуныл. Его, в сущности, сейчас опустили, приложили мордой об стол! Продемонстрировали ясно, какой он некультурный человек! Он ведь и вправду что думал? Прослушал оперу один раз — и хватит! В конце концов, в следующий раз можно и на другую оперу пойти! Ну, балда! Хотя бы с Машкой посоветовался. Она все-таки сечет фишку в музыке!..

Овчинников между