Бумажные души - Эрик Аксл Сунд

застиг их врасплох, и они бежали со всем, что успели захватить, включая курицу.

Жанетт считала, что не доверять им нет причин. В то же время она знала, что есть и другое, столь же простое и логичное объяснение случившемуся.

Но какой смысл полиции копаться в этом деле? У Мелиссы и Видара и так украли жизнь. Существование детей срежиссировали окружавшие их взрослые, которые решили поставить над ними этот дикий эксперимент.

На допросах Квидинги не слишком охотно рассказывали, кто такие Старейшины и что они символизируют, но после обыска дома на острове возле Даларё у полиции появились некоторые предположения.

У Квидингов было обыкновение собирать все, что они писали. Небольшая картотека содержала повседневные наблюдения, речевые находки, пословицы собственной выделки и философские идеи, нацарапанные на всем, что попадалось под руку, от клейких листочков до квитанций и страниц, вырванных из блокнота.

В папке с надписью “Жизнь и смерть Стины” не содержалось почти ничего, что могло бы помочь полицейским выяснить, что пятнадцать лет творилось в богом забытом месте на юго-западе Емтланда. Пятнадцать лет ведения записей, девяносто пять процентов которых были сочтены чепухой, непригодной для романа, и выброшены.

Однако в папке обнаружился билет на поезд Стокгольм – Евле, датированный ноябрем 2005 года. Жанетт вывела его изображение на экран компьютера.

На обороте билета из плотной бумаги размером десять на двадцать сантиметров Квидинг написал что-то вроде комментария, за которым последовал длинный список покупок.

“Старейшины принадлежат к доиндустриальной эпохе, когда человек еще не стал зависимым от машин. Старейшины учат нас быть собой.

…

Натуральные материалы для одежды и обуви:

Лен.

Джут.

Конопля.

Овечья/козья шерсть/ангора.

Шкуры/кости диких животных (умерших своей смертью).

…

Для повседневных нужд:

Мыло и стеарин из животного/растительного жира.

Медная посуда.

Цинковые корыта.

Керамика необожженная/обожженная.

Спички (исключение).

Керосин (исключение).

…”

На обратной стороне проездного билета Квидинги в три столбика, микроскопическим почерком записали одобренные ими товары и продукты.

Смахивает на скандинавскую версию амишей, подумала Жанетт. Какая ирония: деревню погубило именно то, что Квидинг внес в список необходимых повседневных предметов в качестве исключения.

Керосин и спички.

Глава 76

Тюрьма предварительного заключения Крунуберг

– Повтори, пожалуйста! Прерывистая… а дальше?

“Ему все время больно, – подумала Жанетт. – Но он не хочет в этом признаваться и предпочитает страдать молча”.

– Прерывистая пневмокомпрессия, – повторил Шварц, натянуто улыбаясь. – Я и не думал, что научусь выговаривать такие слова. Но я их так часто слышу, что волей-неволей запомнил. – Он положил пластиковые ножи и вилки в коробку с остатками кебаба и закрыл крышку. – Еще можно сказать “пэ-пэ-ка”, врачи все время так говорят.

Вот уже три недели он проходил процедуры, во время которых ему на пострадавшую голень надевали что-то вроде тканевой манжеты. Врачи надеялись, что такое лечение снизит риск тромбоза: после поездки на квадроцикле по горам дела с ногой обстояли не очень хорошо. Шварц не говорил этого прямо, но Жанетт поняла: врачи предупредили его, что если он не возьмет больничный и не займется реабилитацией всерьез, то до конца жизни не сможет нормально ходить.

– Зря я потащила тебя на север, – сказала она. – Надо было приказать тебе оставаться в управлении.

– Я рад, что мы с тобой взяли Квидингов вместе. На добрую память о работе с тобой, ты же скоро заделаешься секретным агентом. – Шварц ухмыльнулся. Во всем управлении только он знал, что Жанетт скоро оставит свою нынешнюю должность.

– Ладно тебе, – сказала Жанетт, вставая из-за стола, чтобы выбросить остатки обеда.

– Намекни хоть, что ты предложила кадровикам СЭПО?

– Меньше знаешь – лучше спишь, – улыбнулась Жанетт

– Как всегда. Я понятия не имею, какие дела ты расследуешь у себя в голове, а когда спрашиваю, уходишь от ответа.

“Верно”, – подумала Жанетт.

– Да, примерно так будет и дальше.

– Да я все понимаю, это же СЭПО, – сказал Шварц. – И тебе рекомендовали не светиться в прессе.

– Ну раз ты так считаешь…

Жанетт ушла в кухоньку, открыла кран и принялась мыть руки, повернувшись спиной к Шварцу. Если бы ты только знал, думала она.

– Как всегда, когда мы раскрываем дело, я приглашаю тебя выпить пива, – сказал Шварц. – Сегодня вечером, когда закончим с Квидингами. Если хочешь, конечно.

Жанетт закрутила кран и промокнула руки бумажным полотенцем.

– Ну, если все ограничится парой бокалов… С удовольствием.

* * *

– Допрос Пера Квидинга, – начала Жанетт, после чего указала для протокола время и место проведения допроса. – Допрос проводит комиссар Жанетт Чильберг. Ассистент: инспектор Йимми Шварц. Присутствует: адвокат Пера Квидинга Ульф Рингстрём.

Указав, что истица Мелисса Юнгстранд может именоваться Стиной Квидинг, а истец Нино Ховланд – Ингаром Маркстрёмом, Жанетт спросила, не хочет ли адвокат сказать что-нибудь, прежде чем допрос продолжится.

– В этом нет необходимости, – заявил Рингстрём. – Пер и дальше будет сотрудничать со следствием и постарается ответить на все вопросы. Мне нечего добавить.

“Зря только время тратим”, – подумала Жанетт и повернулась к Квидингу.

– Тогда… Давайте продолжим с того места, где мы остановились утром. Вы рассказывали о том, как в первый раз увидели Мелиссу Юнгстранд, когда в начале двухтысячных навещали Камиллу в Бергсхамре.

Даже в тюремной одежде и воротнике Шанца, который он вынужден был носить после того, как попал под водяные бомбы в горах, Квидинг выглядел тещиной мечтой, и Жанетт подумала о женщинах, следивших за его делом в СМИ. Наверняка многие из них читали судебные отчеты со слезами сочувствия к непонятому идеалисту-романтику. К красавчику, который не только пишет глубокие романы, но и взял на себя заботу о детях, которым не повезло в жизни.

Квидинг прочистил горло.

– Я сознаю, что некоторые средства массовой информации изображают меня социопатом, но как их измышления далеки от правды… Я чуткий человек. Спросите моих детей, спросите Стину и Видара. Я на собственном опыте знаю, что такое психологическое и физическое насилие. Мой родной отец, на первый взгляд самый обычный порядочный рабочий, механик из “Сандвика” и к тому же трезвенник, бил меня до синяков с моих года до пятнадцати лет… мне, видите ли, уже доводилось носить такой. – Он постучал пальцем по ортопедическому воротнику, взгляд стал холоднее.

– Пер Квидинг указывает на воротник Шанца, – вставил Шварц.

– Я бы никогда не навредил здоровью ребенка. Занесите это в протокол. Мир полон родителей, которые не заслуживают родительской роли, потому что относятся к своим детям, как мой отец – ко мне. А нам не суждено иметь собственных детей…

– У вас есть Видар, – напомнил Шварц.

Пер снова замолчал, а потом продолжил, сцепив руки