Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

себя. Перовский тогда говорил о Шульце! Только о нем. Может, хоть мимо Саши это не прошло? Он-то потом оформлял показания Перовского. Это Лиза не попросила перечитать его показания. Ей тогда было не до этого. Она потерла лоб. Кажется, она снова не все учла.

Перовский отложил на диване в сторону уголь и бумагу, закончив набросок — настаивать на дальнейшем позировании он не решился, только поинтересовался:

— Что-то еще, Елизаве…

Катя грозно кашлянула, и тот поправился:

— Ваше императорское высочество?

Лиза кивнула, оценив набросок — Перовский всего несколькими линиями умудрился нарисовать её очень похоже:

— Можно мне фотографии Великой княжны Натальи? И все ваши наброски с ней. И якобы мои тоже.

— Конечно… — он направился к столу и принялся перебирать картонные папки, оставляя на них грязные отпечатки от угля. Не мужчина, а неряха какой-то.

Катя брезгливо приняла у него папки и внезапно попросила:

— Не могли бы вы сделать нам чаю? — Кажется, она тоже устала от невыносимого запаха перегара.

Перовский опешил, рукой дернул ворот толстовки и пробормотал:

— Я сейчас растоплю «эгоиста», если вам так угодно. Это займет с четверть часа.

Катя натянуто улыбнулась:

— Угодно!

Хорошо, что кромеж не стал предлагать свою помощь — чай могли и с императорской кухни доставить. Причем моментально. Дело было не в чае, дело было в Перовском — не хотелось, чтобы он отвлекал.

Лиза с некоторым трепетом, которого сама от себя не ожидала, первым делом развязала папку с фотографиями Наташи. Где-то на кухне гремел ведром Перовский, то и дело ругаясь себе под нос и разжигая самоварчик. Запахло дымом от горящих шишек, только застарелый запашок водки, красок и перегара перекрыть он не мог.

Катя прошептала:

— Странный человек! Дал Бог талант, а он… — заканчивать она не стала, принимая из Лизиных рук первую фотографию. — Надо же… Действительно, Великая княжна Наталья.

Фотографии были сделаны ночью, со вспышкой, выхватывая из темноты лишь главные детали. Мрак Майской ночи словно нехотя делился своей тайной: черты Натальи и остальных русалок возле нее, были резкими, тени залегали четко, превращая лица в хищные маски, светлые участки были лишены каких-либо деталей, представляя из себя сплошные белые пятна. Из-за вспышки Наташа казалась гораздо старше, чем была на самом деле. Или Саша все же был прав… Сердце трепыхнулось в груди, и Лиза спешно принялась искать другие признаки жизни в Наташе, перебирая фотографии разных лет.

Наконец, еле унимая дрожь в руках, она положила на папку две фотографии рядом: трехлетней давности и этого года. Дышать стало сложно. Лиза рванула ворот мундира и посмотрела на Катю. Она отчаянно ждала, что скажет та. Заметит? Поймет? Или это лишь поблазнилось самой Лизе?

Катя бросила на Лизу быстрый взгляд и взяла фотографии в руки, внимательно рассматривая их. Её палец скользнул по косе, в которую привычно были заплетены волосы Наташи. Лиза даже от волнения забыла, как дышать. Заметит или нет?

Катя нахмурилась:

— Петр Андреевич, — громко позвала она Перовского. Тот выглянул из кухни:

— Ась?

— Тут на фотографиях подписаны года, — Катя для верности даже пальцем указала.

— И?..

— Вы не могли ошибиться, подписывая их? — то, что это его ошибка, так и читалось на её лице. В конце концов перегаром от него не даром пахло. Он откровенный пьяница и может легко допускать ошибки.

Перовский набычился:

— Как бы я ошибся в годах, если сразу же после проявки и печати писал год?

Катя скривилась:

— Спасибо! Свободны… — Она повернулась к Лизе и странно обиженно сказала: — я ничего не понимаю. У мертвецов же не растут волосы…

Лиза громко выдохнула и забрала фотографии из рук Кати. Странную длину косы, год от года становившуюся только больше, она и заметила. Сперва коса доходила до талии. Потом, в этом году, коса опустилась к ягодицам.

— Наташа живая. Во всяком случае на момент Майской ночи этого года она была жива.

— Но… Этого же не может быть… — Катя выглядела смущенно или даже обиженно.

Лиза улыбнулась — тогда в парке с Вихревым они тоже не стали думать, как морские русалки попали в Идольмень — это стало понятно потом. Так и тут пока это неважно.

— Потом обдумаем и поймем или узнаем, как и почему Наташа из Санкт-Петербурга и Ладоги, где её якобы видели, оказалась тут. Это неважно. Главное, что она была живая. И Голицын это знал.

Она открыла следующую папку — якобы с её фотографиями. С них на нее смотрела еще угловатая, тринадцатилетняя или чуть постарше девочка, которая вот-вот расцветет и шагнет из детской на взрослую половину, становясь девушкой. Пока же это был какой-то неуклюжий жеребенок с тонкими руками и ногами, с огромными, еще детскими напуганными глазами и… Лиза быстро просмотрела все фотографии сразу. И с одинаковой длиной волос. Эта девочка однозначно была русалкой. Причем она умерла где-то в возрасте Лизы, когда её чуть не принесли в жертву на капище. Вот почему эту девочку назвали Елизаветой. Возраст и типично Рюриковская внешность. Только Лиза на тот момент уже выглядела иначе — с неё тогда уже сняли маску, но об этом знали только Екатерина Третья и Митенька.

Раз эту девочку опознали неправильно, то не Голицын её отправил в Идольмень. Он лишь пытался достать её оттуда.

Катя, рассматривая фотографии, в замешательстве спросила:

— Это прозвучит грубо, но, Лиза… У твоего отца были незаконнорожденные дети? Кто эта девочка? Она твоего возраста и выглядит почти как ты тогда, в «Катькину истерику». До неё, точнее…

— У моего отца есть только один бастард. Один.

Лиза снова повторила про себя: «Один». Если отец так беззаветно любил тогда Софью Воронову, то почему бастард был один? Любил ли отец Софью? Он был безвольный человек и просто сдался? Или, наоборот, не стал бы бороться с собственными чувствами, наплевав на заповеди брака? И спросить не у кого… Может, все, что случилось с Вороновой, было частью грандиозного замысла с Золотым соколом. Ведь ритуальное жертвоприношение было совершено сразу после рождения Миши. Это готовилось заранее или было спонтанным? Нет, точно не спонтанным. Уже же был Медный сокол у Дашкова. Это стоит обдумать. Алексей же как-то говорил, что два медных сокола от безысходности на троне получились.

Катя молчала, не мешая думать.

Найти бы точку отчета. Найти тот момент, когда все в её… Лиза поправилась — она не точка отчета, она, возможно, один из промежуточных этапов случившегося. А надо найти момент, когда в их с сестрами и братом жизнях все полетело кувырком.

Если копнуть чуть глубже, если