Охота за наследством Роузвудов - Маккензи Рид

соседних городов. Мы планируем внести первоначальный взнос в размере пятидесяти миллионов долларов, дабы дать этому начинанию старт.

По толпе пробегает потрясенный ропот: «Пятьдесят миллионов… да это же больше пятой части всего состояния». Но и после этого денег у меня и Дэйзи останется более чем достаточно.

Фрэнк кивает, подтверждая, что я все сказала правильно. Это он предложил помочь городу, и мы решили, что самым естественным способом оповестить горожан об этом будет вечеринка.

– Мы знаем, что мероприятие случится только через год, – добавляет Дэйзи, – и ценим ваше терпение. Мы непременно уведомим всех, когда начнется прием заявок для компаний, нуждающихся в помощи.

– Это все, что мы хотим сказать на данный момент. – Я неловко смеюсь, не зная, как закончить нашу речь. – Так что развлекайтесь, ешьте, пейте. Кроме того, мы оплатим «Убер» всем, кому он понадобится сегодня ночью. Просто… знайте, что мы всем вам благодарны.

Опершись на руку Фрэнка, я слезаю со стола, Дэйзи тоже. Музыка снова начинает играть, возобновляется гул голосов. Люди улыбаются, когда я прохожу мимо, некоторые даже высказывают свое одобрение. И это хорошо, потому что я ожидала, что сегодняшняя вечеринка пройдет так же непредсказуемо, как и вся моя жизнь в последнее время. Даже мистер Хейворт приветствует меня довольным кивком. Быть может, мы наконец дали «Роузтаун кроникл» повод написать о нас что-то хорошее.

Я направляюсь к моим друзьям, когда замечаю возле дверей Элл и решаю подойти поздороваться. И успеваю как раз вовремя, чтобы ударить по ее руке с закуской, которую она уже поднесла ко рту.

– В этой закуске содержатся ракообразные!

– О господи! – потрясенно бормочет она, кладя вонтон[16] с начинкой из жареных креветок обратно на блюдо. – Спасибо, для меня это могло закончиться скверно. Поверить не могу, что ты запомнила про мою аллергию.

– С нас хватит скверных вещей, в последнее время их и так уже было слишком много. – Я смеюсь. – Э-э-э… кстати, прими мои поздравления с назначением в правление компании. Ты много работала и заслужила это. Я рада, что этим человеком стала ты.

Ее рот слегка приоткрывается, глаза сияют.

– Спасибо, Лили. Прости, что я ничего не сказала тебе об этом прямо. Я хотела, чтобы об этом тебе сообщила Айрис, а потом, когда она умерла, я не знала, как поднять эту тему. К тому же я не сразу займу пост председателя правления. Весь последний год она обучала меня, но я все еще самый молодой член правления, так что мне нужно еще многому научиться, прежде чем я смогу взять на себя какие-то из ее функций. – Она замолкает и знаком просит последовать за ней в вестибюль, чтобы мы могли лучше слышать друг друга. – И чтобы ты знала: бабушка все равно хотела, чтобы ты участвовала в работе «Роузвуд инкорпорейтед». У нее было несколько идей относительно важных ролей для тебя, носящих креативный характер. Например, производство модных платьев и одежды для официальных мероприятий. Она сказала мне, что у тебя есть целый альбом с эскизами великолепных моделей.

У меня перехватывает дыхание.

– Она так сказала?

Элл кивает.

– Я бы хотела увидеть его. Я пробуду в Роузтауне весь остаток лета, так что, может быть, ты сможешь показать мне его до того, как в сентябре я вернусь в Лондон?

Впервые за долгое время я перестаю видеть в ней соперницу.

– Я с удовольствием сделаю это, Элл.

– Тогда нам надо внести эту встречу в наши ежедневники.

Улыбнувшись еще раз, она возвращается в гостиную, а я выхожу из дома и сажусь на ступеньки парадного крыльца, слушая звуки вечеринки и вдыхая воздух, напоенный благоуханием роз. Мне необходимо время, чтобы обдумать слова Элл. Бабушка считала, что мои модели великолепны. Что они достаточно хороши для собственной линейки платьев.

– Вечеринка в самом разгаре, верно? – раздается голос Дэйзи за моей спиной.

Парадная дверь закрывается, и она опускается рядом со мной на верхнюю ступеньку крыльца.

– Недурно для нашей первой вечеринки, – отвечаю я. Здесь тихо, музыка звучит негромко, и в кронах деревьев шелестит ветерок. На этой неделе я часто сидела здесь, думая. Вспоминая. – Мне не хватает ее.

– Мне тоже.

Я вздыхаю.

– Я не могу не думать о том, как страшно ей было понимать, что ей становится хуже, но все равно скрывать это ото всех. Тяжело нести такую ношу одной. Нам не следует стыдиться просить о помощи, впускать других в свою жизнь, проявлять слабость. Думаю, если бы она осознала это раньше, то, возможно, до сих пор была бы жива.

– Возможно, это относится и к твоему отцу, – мягко говорит Дэйзи.

Я протягиваю ей мизинец, как мы делали, когда были детьми.

– Начиная с этого момента, если с кем-то из нас что-нибудь случится, мы не станем об этом молчать. Пообещай мне это.

Она цепляется мизинцем за мой.

– Обещаю. Возможно, нам нужно вытатуировать это обещание на наших лбах, чтобы не забыть.

Я фыркаю, вытерев глаза.

– Ну, я могу это сделать. Но тебе еще не исполнилось восемнадцать, так что…

– Тьфу, тебе обязательно напоминать об этом вплоть до моего дня рождения, да?

– Каждый день, – заверяю я, осклабившись.

Нас снова окутывает молчание, успокаивающее и ободряющее. Это как шитье, как движение иголки, втыкающейся в ткань и выходящей из нее, притом ты знаешь, что каждый стежок делает шов крепче. И каждый такой момент делает то же самое со связью, соединяющей нас.

– Я рада, что бабушка выбрала тебя.

Слова Дэйзи удивляют меня. Мы смотрим на качающиеся вершины деревьев. Отсюда, со ступенек крыльца, мы можем видеть весь город, простирающийся перед нами у подножия холма. Вдалеке мерцает океан, окрашенный закатом в красный и оранжевый цвета – цвета, напоминающие оттенок наших волос.

– Ты так привязана к Роузтауну и «Роузвуд инкорпорейтед», намного больше, чем я когда-либо. Компания всегда должна быть твоей.

– Она не моя, – парирую я. И говорю это уверенно, убежденно. Я беру ее за руку и сжимаю ее. – Она наша.

Эпилог

ВОСКРЕСЕНЬЕ, 25 АВГУСТА, 14:01

Я еще никогда не испытывала такую тревогу и напряжение.

Посреди кабинета бабушки – думаю, теперь это мой кабинет, – за письменным столом сидят Дэйзи и Элл, листая мой альбом с эскизами моделей. Время от времени они хмыкают, показывая на что-то и перешептываясь. Никто, кроме бабушки, еще не видел мои рисунки. Ну еще Майлз, когда он во время обеда заглядывал через мое плечо. У меня такое чувство, будто на суд выставлена моя душа.

Меня бьет такой мандраж, что хочется начать ходить взад-вперед, но я делаю вид, будто