Убойная примета - Дарья Сергеевна Литвинова

никто из родственников к ней не вздумал прикасаться – а те все прибывали и, хотя в дом их не пускал приказ Лозового, толпились у порога, не расходились.

Трошин дал прочесть объяснение женщине, она подписала его, не читая, а по щекам катились крупные, с горошину, слезы, ее трясло. Это была мать обоих ребят, один из которых лежал мертвый у себя в спальне, а второго вот-вот должны были увезти и отправить за решетку на долгие годы. В ее голове это не укладывалось, она только понимала, что произошла беда – непоправимая, когда уже нельзя ничего исправить, нельзя остановить и вернуть назад время, теперь это – навсегда: убитый старший сын и убийца-младший.

Демьяненко вышел из дома, пообщался недолго с Постовым-младшим, который говорил немного заторможенно, но рассказывал все подробно, сходил в огород, нашел веревку, на которой тот пытался повеситься, указал на нее прибывшему сонному Королеву.

Вместе с Березяком они стали собирать объяснения очевидцев, составлять рапорты, отзваниваться руководству – заниматься обычной рутинной работой.

Была уже глубокая ночь, когда над Приморкой повисла привычная для нее тишина: увезли убийцу, приехала за трупом машина-катафалк, уснула тяжелым сном мать, которой врачи «Скорой» все-таки сделали успокаивающий укол.

– Вот везение! – улыбаясь во весь рот, сказал неслышно подошедший к Демьяненко Вася Березяк. – Второй убой – и второй раскрытый! За это полагается что-нибудь, а, Алексей Валерьевич?

– Полагается, – хмуро ответил Демьяненко, засовывая в свою кожаную папку рапорт и объяснения. Следователь уже успел уехать с места происшествия, и теперь материал нужно было везти ему лично. – Полагается, раз уж мы такие молодцы, напрячься и раскрыть еще и пару грабежей.

– Ну так мы же такие убийства подняли!

– Мы… Ну, раз «мы», то и грабежи поднимем. Поехали. – Он застегнул папку и распрямился. – Третий час, а нам еще в прокуратуру нужно заскочить, материал отдать.

– Так Королев только что здесь был…

– Уехал с жуликом, девяносто первую выписывать. Ему тоже спать хочется.

– А допрашивать он сегодня не будет?

– Вась, откуда я знаю? – поинтересовался Демьяненко, шагая к машине. Коротконогий Березяк едва поспевал за ним. – Это уже дело следователя. Убийцу нашли, до его приезда задержали, – пусть хоть через неделю его допрашивает, если нормы УПК не боится нарушить. Все, наше дело маленькое: завтра еще на выводку съездим, карточки заберем подписанные и забудем, как страшный сон.

– А можно мне на выводку?

– Можно.

– А можно…

– Вася, заткнись, душевно тебя прошу, – устало сказал Демьяненко и открыл переднюю дверцу машину. – Башка и так трещит. Давай завтра поговорим.

– Уже сегодня!

– Значит, уже сегодня.

Отличительной чертой Березяка было дружелюбие и совершенное отсутствие такого качества, как обидчивость. Кругленький, невысокий, с носом картошкой, он был родом из-под Рязани – в связи с местом рождения, да еще и белобрысостью ему дали было кличку Есенин, но не шибко грамотный Вася так искренне недоумевал – почему, что пришлось звать его по имени. На Васю можно было сваливать все мелкие поручения, оставлять дежурить по выходным и праздникам, когда нормальному человеку хочется посидеть в кругу семьи или друзей, он все воспринимал с энтузиазмом.

Долгое время Вася был стажером в ОПДН, но поскольку даже само слово «несовершеннолетние» писал с двумя ошибками, на должность его зачислять не спешили; в уголовном же розыске в конце мая оказался сильный недобор, и руководство, видимо, решив, что грамотность – не главное, лишь бы душа была хорошая, Васю приняло. С тех пор счастью его не было предела: с детства Березяк только и мечтал, что называться опером, и вот мечта сбылась. Старшим товарищам он заглядывал в рот, ходил за ними хвостом, чем большую половину розыска жутко раздражал, работу свою иногда выполнял соответственно образованию – через пень-колоду.

Однако в Борисовском угро из четырнадцати человек по штату осталось девять, из них трое прочно засели в группе розыска – работали по пропавшим без вести, неустановленным трупам и сбежавшим преступникам, – двое сотрудников, личности которых менялись в зависимости от времени года и графика отпусков и командировок, находились за пределами родной милиции, а еще двое занимали должности начальника и зама, и хоть работали в моменты завалов как простые опера, но все равно оставались начальством.

Итого – семь оперативников, на которых висит район общей площадью в 19 000 квадратных километров, с населением за сто тысяч, а на его территории не только убийства совершаются, число которых в год доходит иногда до двадцати: кражи, разбои, изнасилования, угоны, грабежи, причинение тяжкого вреда здоровью, сбыт наркотических средств и оружия – не перечислишь статей, по которым приходится работать операм. А в нагрузку – из ГУВД летят карательные информационные письма о плохой работе, статотчетность хромает, ползет неумолимо вниз; планерки у начальства, селекторы с участием руководства – практически Бога, царя и верховного главнокомандующего! – после которых выходишь, потеряв веру в смысл своей работы, справедливость и уголовное законодательство Российской Федерации и многое, многое другое. А еще проверка нагрянет из Москвы или славные зональники из ГУВД решат развеяться, отвлечься от душных кабинетов на свежем воздухе поднадзорных районов…

Хоть заработная плата с годами и становится привлекательнее, все же начинают потихоньку уходить из уголовного розыска опытные и не совсем опытные сотрудники – кто на гражданку, а кто в другую службу, где платят так же, только рабочий день нормированный и проблем – с гулькин нос, как в секретариате: знай строчи бумаги да исходящие ставь, ни тебе нераскрытых преступлений, ни тебе статистики, ни тебе бессонных ночей.

А из-за недобора начинают издавать приказы о приеме на работу таких, как Вася Березяк: хороший, добрый паренек, да только работать бы ему пока в сельском хозяйстве на скотовыпасе или, чтобы не так жестко, – в том же ОПДНе, малолеток опрашивать. А то только под ногами путается, а шеф носом тыкает – у вас человек в подчинении, а вы заставить работать не можете! Заставить-то можно, только в итоге переделывать придется самому, а где время взять?

Машина тряслась по разбитой поселковой дороге; асфальта здесь сроду не видели, только в особо зажиточных домах, коих в Приморке насчитывалось аж четыре, подъезды к калитке были забетонированы, остальные дороги – как в песне: пыль да туман, да сплошной бурьян. Летом с открытыми окнами не проедешь – песок на зубах будет еще дня три скрипеть; осенью дожди пройдут – все, либо бери «УАЗ» с передней дополнительной тягой да трактор на всякий пожарный случай, либо на лошади езжай – считай, иди пешком, ибо сроду на лошадях по Борисовскому району милиция не разъезжала. Весна и зима – более-менее нормальные времена года: земля застывает вздыбившимися колдобинами, проехать, хоть и с зубодробительной тряской, но все-таки можно.

Сейчас Демьяненко аккуратно направлял «Жигули» в места, где амортизаторы будут страдать меньше; получалось плохо. Березяк, хвала Аллаху, молчал, тараща глаза в выхваченные двумя столпами света фар левую и правую стороны дороги. Тащиться до города было минут тридцать, и это только с развилки на районную трассу, а до развилки – еще четыре километра по ухабам.

Демьяненко в очередной раз с грустью подумал, что домой попадет в лучшем случае к трем – началу четвертого, а там – немного сна и снова подъем: никого не волнует, во сколько ты лег, рабочий день начинается с девяти, а прибыть нужно в восемь тридцать максимум: планерка, а если перед ней еще и доделать что надо – будь добр, к восьми пожалуй. Ну это ладно. Главное – два убоя раскрыты, теперь отписаться – и спи спокойно; карточками на этот месяц отдел обеспечен, а там, глядишь, и третий квартал по тяжким закроем… Хоть какая-то победа.

Но рано радовались.

Примерно такую фразу произнес, назначая на обеденное время совещание, полковник Синельников, начальник Борисовского районного отдела милиции. Человек он был суровый и упрямый, переубедить его на памяти ныне здравствующих розыскников не удавалось никому, за исключением начальника ГУВД Краснова – да и то, поговаривали злые языки, Краснов Синельникова не убеждал, а заставлял прогибаться, оставаясь при своем мнении. В прошлом старший оперуполномоченный, замначальника УВД Советского административного округа, начальник городского угро, заместитель начальника управления собственной безопасности и вот ныне – начальник Борисовского РОВД, спуску Синельников не давал никому. Резолюцией на любые предложения, которые не соответствовали его мнению, являлась фраза: «Уходите в народное хозяйство». Ему было бесполезно что-либо доказывать, даже