Фридрих Незнанский - ...Имеются человеческие жертвы

—  Не преувеличивайте слишком. Против его по­пулистских трюков у нас есть противоядие.

—   Ну что же, дай-то бог! И вот еще что, Алек­сандр Борисович... Вы помните наш договор, там, у реки, что если он за чем-либо обратится ко мне, я, так сказать, в интересах дела, наступлю на горло собственной песне и пойду на все?

—   Да, конечно, — сказал Турецкий. — Такое вряд ли забудешь.

—  Вы слышали, — продолжила Наташа, — как он уже не в первый раз использует имя Русакова, его репутацию и так далее. Так вот: поймите меня правильно... Сегодня я поняла, что не смогу выпол­нить то, что обещала вам. Я слишком... слишком сильные чувства испытываю к этому господину... Слишком многое помню и знаю. Я плохая актриса, я не смогу сыграть. И главное, если я хотя бы един­ственный раз окажусь с ним рядом и это станет достоянием публики, это неизбежно ляжет несмы­ваемым грязным пятном не только на меня, но и на Русакова. А мне память о нем и его честь дороже всего. Есть вещи возможные и невозможные. А это за пределами моих сил.

—   Я понимаю вас, — сказал Турецкий. — К тому же после ваших статей, как мне кажется, он уже не сунется к вам. Это утратило смысл. Но у меня ро­дилась совсем другая, неожиданная мысль. Пока не поздно, а еще не поздно, «Гражданское действие» должно выдвинуть собственного кандидата. Пусть у вас даже нет никаких шансов. Но вы — сила, и именно в память о Русакове, мне кажется, вы обя­заны заявить о себе. Конечно, нет денег, нет базы, но есть то, чего нет ни у кого из них. Вы можете относиться к моим словам как угодно, но я считал нужным высказать вам свое мнение. Возможно, лучшим кандидатом от «Гражданского действия» были бы вы сами.

—   Я не публичный человек, — сказала она. — Тут нужен талант, темперамент, наконец, желание и воля. Но я обдумаю вашу идею. Мы обсудим ее в руководстве нашего «Действия». А я априори — проигрышный вариант. Я все-таки социолог и лучше вас понимаю и оцениваю структуру массово­го сознания в нашем городе и регионе. Это мужской город, привыкший подчиняться командам, коман­дирскому басу.

—  Но черт возьми! — воскликнул Турецкий. — Неужели у вас там, в вашем «Гражданском дейст­вии», одни теноры и фальцеты? Скажу вам больше, Наташа, участие в этих выборах — порука тому, что само движение без Русакова не утратит своего зна­чения, а приобретет новый вес в сознании людей.

—   А проигрыш? — спросила она. — К чему он приведет?

—  Мне кажется, — сказал Турецкий, — все будет зависеть от того, с каким лицом вы выйдете на

выборы, что сумеете противопоставить. И потом, чует мое сердце, здесь все может повернуться самым интересным образом. И... не без нашей с вами по­мощи. Как говорится, есть кое-какие наработки... Прощайте! Держите меня в курсе ваших дел.

Не успел Турецкий повесить трубку после разго­вора с Наташей, как телефон заверещал вновь и Александр Борисович услышал знакомый голос.

—  Ну что, дружище, — ехидно спросил Грязнов, — по-моему, нас переиграли, а?

По своему обыкновению, великий сыщик земли русской сказал самое неприятное из всего возмож­ного, то есть правду.

73

Двадцать первого мая, в четверг, когда весь город прильнул к телевизорам в ожидании очеред­ной серии нескончаемого мыльного действа из такой далекой для всех степногорцев заграничной жизни, после очередного блока рекламы, предва­ряющей заставку фильма, на экране пошли титры «Специальное сообщение» и после минутной паузы в кадре появилось лицо ведущей, которая, улыбнув­шись, обратилась к сотням тысяч зрителей:

—   Дорогие степногорцы! Приносим искренние извинения за небольшую задержку и смещение в сетке программ. Как вы сейчас поймете, это вызва­но важными обстоятельствами, которые касаются всех жителей нашего города. Все вы помните, что почти месяц назад здесь было совершено покуше­ние на жизнь известного российского криминалис­та, старшего следователя по особо важным делам при Генеральном прокуроре страны Александра Бо­рисовича Турецкого. Он был ранен, но медикам удалось спасти его жизнь. Александр Борисович уже почти поправился и приступил к работе. Несколько дней назад он вернулся в Степногорск, и сегодня мы с радостью предоставляем ему возможность снова обратиться к нашим телезрителям.

И в кадре появился Турецкий, все еще с повяз­кой на голове, похудевший, осунувшийся, но, ка­жется, не растративший за время болезни своего оптимизма.

— Добрый вечер, — сказал он. — Рад новой встрече с вами, тем более что она могла и не состо­яться. Как, наверное, многие из вас помнят, я обе­щал информировать жителей города о ходе рассле­дования в' связи с имевшими место трагическими событиями девятнадцатого апреля. За этот месяц с небольшим произошло многое, но я хочу вам сооб­щить самое главное.

Следствию удалось значительно продвинуться в своей работе, и поверьте, это не стандартная дежур­ная фраза, за которой сплошь и рядом ничего не стоит. Я хочу особо подчеркнуть, что наши успехи были бы невозможны без активной помощи жите­лей вашего замечательного города, мужчин и жен­щин, стариков и молодых и даже... бедных и бога­тых, — чуть улыбнулся Турецкий. — Могу доло­жить, что мы уже точно знаем, кто убил Владимира Русакова. Мы уже точно знаем, кто осуществил по­кушение в отношении вашего покорного слуги. И мы даже знаем, кто все это спланировал и органи­зовал. Я понимаю, что сейчас меня видят и слышат не только представители, так сказать, мирного на­селения, но и преступные элементы, для которых мое сообщение может оказаться очень неприятным. Ну что же? В отличие от них, привыкших действо­вать украдкой, исподтишка, я говорю открыто: да, мы знаем, кто за всем этим стоит, и даже знаем этих людей по именам. И так же прямо предупреждаю: вы изобличены, вы у нас на крючке и нам осталось только подтянуть вас поближе к берегу и подсечь. Я не шучу и не блефую. И те, к кому я обращаюсь, в скором времени смогут в этом убедиться. Я думаю, город будет потрясен, когда откроются эти имена. Для завершения операции и изоляции этих лиц ос­талось совсем немного. Нам нужны только послед­ние детали, чтобы мышеловка захлопнулась. Надеюсь, что больше ничего экстраординарного не про­изойдет и я буду, как обещал, периодически инфор­мировать вас о дальнейших событиях.

74

Этот захватывающий телесюжет сам Турецкий смотрел, раскинувшись на тахте в одном из своих убежищ, причем в отличие от всех остальных основ­ное его внимание было направлено не на содержа­тельную сторону, а на чисто техническую. Навер­ное, ни один инспектор по качеству изображения не был так въедлив в оценке выдаваемой в эфир «кар­тинки» .

Придирчивость объяснялась просто: это обраще­ние и его выход в эфир в прайм-тайме были задей­ствованы и вписаны важным элементом в проводи­мую операцию. Никто, кроме ее участников, не дол­жен был заподозрить, что выступление идет не в прямом эфире, а записано заранее.

Об этом были строжайше предупреждены все причастные к этой ответственной фальсификации сотрудники телевидения. Да и привлечено их было не более десяти человек, причем даже выпускаю­щий редактор и режиссер в аппаратной не знали, откуда поступает сигнал — прямо с камеры или с видеомагнитофона.

Было продумано все, решительно все, использо­вана самая лучшая японская техника, а также аме­риканская бетакамовская кассета рекордного каче­ства, и Турецкий остался доволен: тут бы и правда комар носа не подточил. Иллюзия получилась пол­ная.

— Не подкопаться! — резюмировал Грязнов. — Ни в жисть!

Он сидел рядом с Турецким и задумчиво поку­ривал, размышляя, как бы поаккуратней вывести Дениса из этой затянувшейся смертельной импро­визации.

А через два часа к ним приехал Коренев, и не надо было быть великим физиономистом, чтобы прочитать на его лице скрытое торжество и нечто такое, чем ему хотелось как можно скорее подели­ться.

—  Ого! Кажется, лед тронулся, — заметил Турец­кий. — Ну давайте выкладывайте, что у вас там! Душа горит!

Коренев достал из кармана черную коробочку диктофона и с видом фокусника, готового поразить почтеннейшую публику, нажал кнопочку. И тут же остановил, предварив таким комментарием:

—  Запись прослушки нашего друга Геннадия. Разговор велся из машины по сотовому телефону, установить собеседника пока не удалось. Ну вот, слушайте!

Клемешев. ...Я так и знал, что он выплывет. Не уверен даже, правда ли его таскали в Москву. Может, и ранения никакого не было.

Неизвестный. Ты же говорил, у тебя там свои люди, все держат на пульсе. Где же они были тогда?

Клемешев. Люди есть люди. Они не боги. Значит, не могли.      «

Неизвестный. Вот ты бы слушал меня, а не разыгрывал свои красивые композиции. Его надо было с ходу нейтрализовать, своими силами, а не черных подряжать. Бывают моменты, когда незачем пытаться сразу двух зайцев убить, тут бы и одного хватило. А ты с ходу за тремя погнался.