Фридрих Незнанский - ...Имеются человеческие жертвы

Сейчас, когда меня представляли, были названы мои звания и регалии. Но только у вас я получил еще одно, и это звание мне дороже всех. Меня назвали здесь «народным следователем», то есть юристом, живущим вместе со своим народом и от­стаивающим интересы народа согласно духу и букве закона. Я хотел бы соответствовать этому званию в полной мере. Но в любом случае я благодарю вас за него. Оно ко многому обязывает.

Когда-то, в сороковые — пятидесятые сталин­ские и послесталинские годы, должность следовате­ля районной и городской прокуратуры именно так и называлась в штатном расписании: народный сле­дователь. И тогда это звучало дико и кощунственно, потому что именно следователь был в массовом со­знании той фигурой, которая хватала и сажала, а то и отправляла на расстрелы этот самый народ. Воз­можно, поэтому это название, в отличие, скажем, от народных судей, не закрепилось ни в массовом со­знании, ни в языке, да и сама эта должность была упразднена. И вот это словосочетание прозвучало опять, но смысл в эти слова, я знаю, вы вкладываете совсем другой, тот, каким он, собственно, и должен быть. И это, видимо, знамение нового времени. Что ж, пусть так: народный следователь. Но именно по­тому, что я следователь, а не политик, не эконо­мист, не хозяйственник, я не могу пойти навстречу просьбам многих людей, которые обратились ко мне, желая, чтобы я выставил свою кандидатуру на здешних губернаторских выборах. Выражая им бла­годарность, я должен решительно отказаться от этого почетного предложения.

Я уверен, что каждый должен заниматься своим делом. Уверен, что губернатором должен быть чело­век, выросший на этой земле и знающий ее, как знает родную мать. Не наместник, не калиф на час, а гражданин, для которого жизнь и счастье его со­граждан на деле, а не на словах важнее собственного благополучия. Я уверен, что такие люди есть у вас — ответственные, опытные, по-настоящему самоот­верженные, знающие, на чем жизнь стоит и почем кусок хлеба.

И неважно, кто это будет — молодой человек или пожилой, женщина или мужчина, главное, чтобы это был человек с сердцем и совестью, таким, каким был подло убитый здешней мафией Влади­мир Михайлович Русаков. После него остались его записки, аналитические научные разработки, цели­ком посвященные тому, как обустроить здешний край, как сплотить и организовать людей, как на­учить их побеждать собственный страх, собствен­ную лень и взаимное недоверие. И еще он оставил в наследство городу свое детище, общественно-по­литическое движение «Гражданское действие», ко­торое, даже потеряв своего лидера, сейчас, как я думаю, выходит на новый виток своей судьбы.

Здесь рядом со мной вдова Владимира Русакова Наталья Сергеевна Санина. Недавно она была из­брана новым лидером этой организации. Мне ка­жется, что она, несмотря на молодость, перспектив­ный политик и, может быть, имело бы смысл при­смотреться к ней. Но это, видимо, дело будущего.

А сегодня могу вам твердо сказать, что недалек день, когда каждый из вас сможет сказать словами песни, что «любимый город может спать спокойно». Здесь нет ни серьезных предпосылок для межнаци­ональных конфликтов, ни реальной угрозы фашиз­ма. В этом меня убедила та часть расследования, которая была посвящена разработке подпольной террористической организации с громким названи­ем «Долг» — искусственно созданного, по сути, на­сильственно и за деньги сколоченного объединения молодых радикалов и авантюристов, готовых ре­шать все проблемы только насилием. Я рад сооб­щить, что этой организации больше нет, но все же призываю вас оставаться бдительными на тот слу­чай, если возникнет кто-то, кто предложит вам ре­шать все проблемы самыми простыми методами — убивая и изгоняя думающих не так, как вы.

Скажу честно: мне жаль прощаться со Степногорском,— улыбнулся Турецкий, — тем более что у меня был здесь такой шанс сделать головокружи­тельную политическую карьеру. Я буду рад еще по­бывать здесь и надеюсь, не по таким поводам. Через два часа мы улетаем. В Москве меня ждут жена и дочь, по которым, честно говоря, я ужасно соску­чился. Будьте счастливы!

Ведущая обратилась к Наташе:

—   Вы ведь тоже хотели сказать несколько слов.

—   Да, спасибо, — кивнула Наташа. — Все, что произошло, наверное, слишком напоминает хеппи- энд... Но... очень грустный хеппи-энд. И вообще до счастливой развязки нам еще очень далеко. Мы бла­годарны Александру Борисовичу и всем, кто сумел избавить нас, быть может, от чего-то по-настояще­му ужасного. И никогда не забудем, что они сделали для нас... Но жизнь должна продолжаться. Пять лет назад Клемешев с применением насилия и шантажа вынудил нынешнего члена руководства «Граждан­ского действия» профессора Горюнова снять свою кандидатуру на пост мэра Степногорска. Это место сейчас тоже пока вакантно, и профессор-экономист и политолог Горюнов решил снова баллотироваться на пост городского головы. Прошу обратить на это внимание и... поддержать его на выборах. Жаль... уже нет Русакова... И... — она больше не смогла говорить и опустила голову.

Огоньки на камерах погасли. Турецкий оглянул­ся и увидел, что все проходы и площадки студии забиты людьми и они смотрят на него. Люди стояли на ажурных металлических лестницах, за стеклами аппаратных. Он шел мимо них, и многие протяги­вали на прощание руки, и Турецкий пожимал их крепко, на миг встречаясь глазами с теми, кого он не увидит, скорее всего, уже никогда.

Наташа шла за ним и тоже пожимала чьи-то руки, и Турецкий чувствовал, что в нем поднимает­ся какое-то огромное, незнакомое волнение и что надо скорей убегать с глаз долой.

... В аэропорту их провожало всего несколько че­ловек, с которыми они успели не просто сработать­ся, а по-настоящему сдружиться, как солдаты, хо­дившие в одну атаку и сидевшие под одной плащ- палаткой в окопе на передовой. Среди них были областной прокурор Золотов, начальник областного угрозыска Коренев, которого, как уже поговарива­ли, собирались двинуть куда-те на повышение.

—  Между прочим, — сказал Золотов, — не слы­шали? Ведь Нелюбина-то у нас забирают!

—  В каком смысле? — не понял Турецкий.

—   В самом прямом. Ведь дело о создании и дея­тельности «Долга», в сущности, политическое. Вот его мы и должны выделить в отдельное производст­во и направить по подследственности в Следствен­ное управление ФСБ. И Нелюбина они просят эта­пировать в Москву, чтобы проводить с ним следст­венные действия.

—   Да... — сказал Грязнов. — Все-таки, честно говоря, он для меня остался темной фигурой. Какой-то странной, непроясненной.

—   Да ладно! — сказал Турецкий. — Может быть, не все и надо понимать.

—   Надо-то надо, — сказал Меркулов. — Другое дело, что иногда и знать-то не хочется!

Они закурили, помолчали, обменялись с остаю­щимися крепкими рукопожатиями. Чуть в стороне стояла Наташа Санина. Турецкий подошел к ней.

—   Я был рад узнать вас, — сказал он, — и, ко­нечно, мы не забудем ничего. Надеюсь, мы все же не потеряем связь, как это обычно бывает.

—   Я тоже надеюсь. Привет вашей жене и дочери. Летите. Спасибо вам за все... В добрый час!