Пропасть - Роберт Харрис

премьер-министра, отправленное в половине шестого, с обычной малоинтересной болтовней:

Я только что вернулся с ланча в большой и разномастной компании. Миссис Лавери сидела рядом со мной и рассказывала, как ее супруг рисовал больничные палаты и повстречал там тебя…

К восьми часам Димер уже направлялся в Уайтчепел.

Димер сразу ощутил неловкость, как только вошел в палату. Молодой и здоровый, он шел в гражданской одежде между койками, на которых лежали его ровесники, раненные в сражениях за короля и страну, и не мог избавиться от чувства стыда. Было уже поздно. Горел тусклый свет. Кроме него, других посетителей в палате не было. Димеру удалось уговорить швейцара пропустить его в регистратуру только после того, как он показал полицейское удостоверение. Он словно проник в какое-то особое мужское сообщество. Один солдат в военной форме с ампутированной ниже колена ногой, вероятно, учился передвигаться на костылях, расхаживая туда-сюда по проходу между койками. Двое других, с повязками на головах, сидели в углу, курили и играли в шахматы. В темноте кто-то завыл, а сосед беззлобно сказал ему:

– Джимми, заткнись, бога ради!

Димер отыскал Фреда справа от прохода. Брат лежал на подушках с рукой на перевязи и, похоже, спал. Он казался маленьким и худым, со впалыми щеками, но на удивление гладкой и чистой кожей, словно старик с лицом младенца. Фред открыл глаза и улыбнулся:

– Привет, Поли.

– Привет, Фред. Как дела?

– Отвратительно! А ты как думал? Но все же лучше, чем у большинства остальных.

– Я принес тебе кое-что.

Димер достал из кармана пальто две пачки сигарет, плитку шоколада и бутылку виски.

– О, чудесно! Пододвинь-ка сюда ширму, приятель. Нам запрещено выпивать.

Димер выполнил просьбу. Фред попытался левой рукой отвинтить крышку, удерживая бутылку в раненой правой, но сил не хватило, и Димер помог ему. Фред сделал пару глотков и передал бутылку брату:

– За твое здоровье!

– Нет, за твое. Оно важнее.

Он отпил немного, закурил сигарету, выдохнул и передал Фреду, а тот со счастливым видом лежал на подушке, курил и прихлебывал виски. Димер присел на краешек койки. Как обычно, возникло уютное ощущение, но разговор не клеился. Когда Димер спросил, как все случилось, брат ответил, что услышал чертовски громкий взрыв, а больше ничего не помнит. На вопросы о том, как жилось в окопах, он не отвечал. Не хотел говорить об этом. Между ними всегда была трещина, и теперь Димеру казалось, что война и разный жизненный опыт только углубили ее.

– Я чувствую себя виноватым перед тобой, – наконец сказал он.

– Да ладно тебе, старик!

– Ты понимаешь, что я хочу сказать. Я должен был пойти на войну.

– Не переживай, у тебя еще будет возможность. По моим прикидкам, каждый мужчина в стране успеет там побывать, прежде чем все закончится. Эти сволочи еще свое получат. – Фред докурил сигарету и затушил о прикроватную тумбочку. – Тебе пора идти.

Димер с облегчением поднялся:

– Когда тебя выпишут, приходи ко мне. У меня есть свободная комната.

– Спасибо, что предложил. Посмотрим, что скажет командование.

– Но они же не пошлют тебя обратно во Францию, правда?

В первый раз с начала разговора Фред встревожился:

– Господи, я и сам надеюсь, что нет! Но что поделаешь? Я не хочу подводить ребят.

Димер отодвинул ширму:

– Хорошо, посмотрим. Главное, чтобы рука снова заработала. Я зайду еще.

– Да ладно тебе, не стоит.

– Обязательно зайду. До встречи, Фред.

– Пока, Поли.

Когда Димер проходил мимо столика сестры у двери в палату, санитарка подняла взгляд от журнала, который заполняла. В первый момент ее одежда сбила Димера с толку, но потом он разглядел темные волосы и глаза под белым головным убором, опознал неисправимо-аристократическую манеру держать голову и понял, что стоит перед Венецией Стэнли.

– Вам помочь? – спросила она.

– Нет, спасибо. Я навещал брата.

– А-а-а, рядового Димера! Он большой оригинал. Значит, вы получили его письмо?

– Да, получил, спасибо. Вы очень добры, что написали это письмо для него.

– Как вы узнали, что его написала я? – искренне удивилась она.

Он вдруг замахал руками:

– Прошу прощения, я не знал, просто предположил.

– Димер? – задумчиво проговорила она. – Димер… Кажется, мне знакома эта фамилия. Она довольно необычная. – Венеция присмотрелась к нему. – Мы ведь встречались раньше, верно?

– Встречались?

– Вы тот самый полицейский, который задавал мне вопросы после того ужасного происшествия на реке.

Он сделал вид, как будто только что вспомнил:

– Да, думаю, так и есть. Мисс Стэнли, если не ошибаюсь?

Она кивнула:

– Это было целую вечность назад. И все же мы снова встретились.

Он пожал плечами:

– Мир тесен.

– Мой мир в самом деле очень тесен.

Странное замечание. Он ожидал, что она добавит еще что-нибудь, и в какой-то миг ему безумно захотелось предупредить Венецию, что ее письма просматриваются правительственными службами, что она подозревается в нарушении Закона о государственной тайне и что они с премьер-министром находятся в шаге от скандала, способного их погубить.

– Что ж, доброй ночи, мистер Димер.

– Доброй ночи, мисс Стэнли. – Он коснулся рукой котелка.

Потом дверь за ним захлопнулась, и он зашагал по коридору в полной уверенности, что она смотрит ему вслед. Но когда он обернулся перед выходом, то никого не увидел в круглом окне двери.

Глава 26

Премьер-министра подвела невнимательность. Блестящий ум, тот высокоточный инструмент, что направлял его, подобно секстанту, в Оксфорде, на заседаниях суда, в парламенте и правительстве, на мгновение утратил резкость в тот день, когда военный совет одобрил Дарданелльскую операцию. К тому моменту, когда он поднял взгляд от письма Венеции, все остальные члены совета были ошеломлены мощью риторики Уинстона. Возможно, он бы тоже ей поддался (Холдейн однажды посетовал, что спорить с Уинстоном – это все равно что пытаться перекричать духовой оркестр), но власть и аналитические способности позволяли премьер-министру произвести более тщательную всестороннюю проверку. Он упустил эту возможность и через какое-то время, со второй половины февраля, стал жалеть о совершенной ошибке.

Во-первых, обстрел береговых фортов, защищавших вход в пролив, начать который Уинстон обещал в понедельник, 15 февраля, был отложен до пятницы, потому что четыре минных тральщика не прибыли в нужное время. Это слегка насторожило премьер-министра. У флота был целый месяц на подготовку. Разве нельзя было заранее рассчитать время выхода на позиции?

В тот день, когда корабли начали обстреливать турецкие форты, премьер-министр забрал Венецию из больницы на прогулку и бесцельно кружил с ней по Северному Лондону. В Ислингтоне они проехали мимо мрачного дома на Ливерпуль-роуд, в