Летний детектив для отличного отдыха - Татьяна Витальевна Устинова

лет, ничего не зная о первобытности и пожарах. Он был специалистом по фарфору и полированному стеклу, а вот о живом и настоящем не знал. Ему только предстоит учиться узнавать, каково это – жить, зная, что загореться можно в любую секунду.

И еще какая-то чепуха лезла в голову – леса, холмы, вересковые пустоши, холодный ветер, горящие щеки, растрепанные волосы, на которые невозможно смотреть под солнцем, золото, изумруды, папоротники, изумленные глаза. Свобода, неслыханная, небывалая, невозможная ни с кем, кроме нее.

Он трогал, гладил, тискал, разбирал на молекулы, присваивал, только рассмотреть не было времени – совсем!

Он очень спешил, понимал это и ничего не мог с собой поделать.

Для того чтобы освободиться от тягот и нечистоты сегодняшнего дня, годились только первобытные средства – пожар, цунами, извержение вулкана, – и все эти средства были сейчас в его полном распоряжении.

И женщина была в его полном распоряжении тоже.

Наверное, имело смысл помедлить, задержаться, оценить, но разве можно медлить и оценивать в эпицентре и грохоте катастрофы?!

Только лететь вперед, до самого края земли.

Очнулся Плетнев действительно на краю, только не земли, а дивана, понял, что сейчас упадет, но не сообразил, что нужно сделать для того, чтобы не упасть, и съехал на пол.

Голова его женщины приподнялась, свесились невозможные волосы, и она уставилась на него бессмысленно.

– Я упал, – сообщил Плетнев.

Она кивнула и улеглась обратно.

Некоторое время они так и лежали, он на полу, она на диване, потом он поднялся и сказал:

– Подвинься.

Она подвинулась.

Плетнев пристроился рядом с ней, обнял, прижимая бедром и локтем, чтоб не убежала, и немедленно заснул.

– Что это такое, а? – спросил он, проснувшись. – Что творится?!

– Опять что-то случилось? – Элли потерлась о него сонным носом и положила голову как-то так, что ее волосы стали немедленно щекотать ему нос. Он поднял руку, изучил ее со всех сторон, как посторонний предмет, и пригладил щекотные волосы.

Тут ему пришло в голову, что надо как-то оправдаться, что ли. Только он не знал как. Весь многолетний опыт ведения переговоров пошел к черту.

– Элли, я не всегда набрасываюсь на женщин, как маньяк.

– На каких еще женщин? У тебя нет никаких женщин. У тебя только я.

– Только ты, – повторил он.

– Если у тебя есть еще какие-то женщины, я их всех зарежу. У нас где-то был дедушкин кинжал.

– Послушай меня! – Он взял ее за плечи и чуть-чуть приподнял. – Я не знаю, почему так получается, но ничего не могу с собой поделать. Я так тебя хочу, что не в силах ждать. Но на самом деле я…

– Вменяемый, – подсказала Элли. Она не слушала, и он понимал, что не слушает. Получалось, что он оправдывается попусту. – У тебя здесь волдырь. Так и не помазал, да?

– Где? Элли, я тебе обещаю, я возьму себя в руки.

– Посмей только, – сказала она. – Ты лучше там, в своем мире, держи руки подальше от всяких перламутровых красоток! Помни про дедушкин кинжал.

– С тобой невозможно разговаривать.

– Невозможно, – согласилась первобытная женщина и пристроилась так, чтобы смотреть ему в лицо. – Такое счастье, что мне удалось тебя заполучить. Мне тебя не хватало всю жизнь. Знаешь, я даже стала думать, что я ненормальная. Я всегда была уверена, что любовь – это что-то особенное. А мне предлагали кратковременную гимнастику! По часам. Сегодня наш комплекс упражнений рассчитан на десять минут, а завтра – на двадцать пять. Затем освежающий душ – и, слава богу, на сегодня отделались! – Плетнев захохотал. Все это было ему знакомо. – И я стала думать, что со мной что-то не так. Ну, не хочу я комплекс! Я хочу сходить с ума, кусаться, брыкаться и совершать всякие непотребства!..

– Ты совершаешь множество всяких непотребств.

– Я хочу не помнить себя, и правил никаких не соблюдать, и не думать!.. И с тобой у меня получается, понимаешь?

Плетнев подумал, что, пожалуй, понимает.

– И мне нравится, что я могу получить тебя в любой момент, даже когда ты сидишь в качалке с таким умным видом. У тебя на работе есть кабинет?

Он так удивился, что от удивления просто кивнул.

– Отдельный или там полно народу?

Плетнев некоторое время вспоминал, какой у него кабинет. Огромный, со стеклянными стенами от пола до потолка, с камином, глухими двойными дверьми, комнатой отдыха, душевой, письменным столом без конца и без краю. При чем тут его кабинет?!

– Я сижу совершенно один, только на совещания иногда народ собирается.

– Я приеду к тебе на работу, и мы будем заниматься любовью у тебя на столе, – объявила Элли, – ну, не во время совещаний, конечно!..

На работу?! Она приедет к нему в офис?!

Она принадлежит деревне Остров и этому лету, которое вдруг случилось у него на водоразделе старой и новой жизни. Она не может приехать к нему и заниматься с ним любовью в его кабинете! Там другие правила, другие условия игры и ничего не бывает легко и просто!

Плетневу вдруг стало страшно.

В последний раз так страшно ему было, когда зазвонил телефон и посторонний голос сообщил, что мать умерла.

Все останется здесь, в деревне Остров Тверской губернии, по-другому и быть не может. Он не заберет это с собой потому, что некуда забирать. В квартиру окнами на Кремль? На озеро Комо? На французскую виллу, где теннисный тренер вовсю тренировал его жену, а местный доктор давал ему советы по здоровому питанию?..

– Я тебя провожу, – сказал Плетнев голосом, которым говорил на совещаниях. – Я прошу прощения, но мне завтра надо очень рано уехать.

Она села и растерянно заправила за уши необыкновенные волосы.

– Я тебя испугала?

– Нет.

Он одевался, не глядя на нее.

Все заканчивается, он почти дошел по волнорезу до того берега. Вскоре он сойдет на сушу и издалека помашет ей рукой.

Или не станет махать.

– Алеша?

– Я тебя провожу.

В полном молчании они дошли до ее калитки.

Нателла Георгиевна собирала малину, большая жестяная банка из-под маслин с продетым ремнем болталась у нее на животе. Плетнев сообщил ей, что уезжает, и она пожелала ему счастливого пути.

Он отошел уже довольно далеко по белой пыльной дороге, когда Элли спросила у матери:

– Как ты думаешь, он вернется?

И Нателла грустно посмотрела на нее поверх очков, которые всегда надевала в малинник, чтобы не набрать червивых ягод.

В Москве Алексей Александрович в два счета переделал все свои дела.

Вернул машину сторожу Виктору Николаевичу, служившему у него много лет.

Собираясь схимничать и анахоретствовать