Смертельный код Голгофы - Филипп Ванденберг

и вы, месье. Во всяком случае, так утверждает доктор Раутманн из Археологического института в Берлине.

— Таких, как Раутманн, называют «судомойка», кажется, так это звучит на вашем языке?

Гропиус, прищурившись, посмотрел на Контено — с одной стороны, из-за яркого солнца, с другой — он хотел, чтобы собеседник понял: он не очень-то доверяет его словам. Потом Грегор продолжил:

— Значит, вы ничего не знаете про нападение на Шлезингера?

Контено раздраженно покачал головой:

— Вы из-за этого приехали, месье Гропиус, чтобы узнать что-то о Шлезингере? Шлезингер мертв. Оставьте его в покое.

— А откуда вы, собственно, знаете, что Шлезингер умер? — Гропиус выжидательно посмотрел на француза.

Тот уже в который раз вытер лоб. В этот раз, правда, не из-за жары, скорее из-за растерянности. Он ответил немного несдержанно:

— От Шебы Ядин, они давно знали друг друга.

— Ее мать сказала, что Шеба работает у вас на раскопках.

— У меня? — Контено негодовал. — Послушайте, месье, ваши расспросы уже начинают действовать мне на нервы. Я чувствую себя как на допросе. Что это значит? У меня нет никаких дел ни со Шлезингером, ни с Шебой Ядин. Я прошу меня извинить!

Он по-арабски сказал пару слов палестинцу, в ответ на которые тот встал и побежал в направлении руин.

— Вам действительно следовало бы оставить это, — сказал Контено, обернувшись, — поверьте мне, вы сделаете себе только хуже…

По возвращении в гостиницу Гропиус улегся в постель, решив поспать пару часов. Он проснулся с совершенно пересохшим горлом и осознанием того, что у Контено был свой интерес держать Шебу подальше от любопытствующих. Гропиус купил в ресторане бутылку минеральной воды, которая оказалась совершенно выдохшейся, и почти с отвращением выпил ее.

Беер-Шеба, город с числом жителей, превышающим сто тысяч, которые приехали сюда из самых разных стран, казался чужаку не самым гостеприимным местом. Старый город на юге был похож на поселение золотоискателей, какие обычно показывают в вестернах. Но Гропиус был настолько занят своими проблемами, что совсем не обращал на это внимания. Намного больше его интересовал вопрос, где теперь ему искать Шебу Ядин. О том, чтобы сдаться, он даже не думал.

Гропиус нашел союзника в лице Владимира. Он довел пожилого портье до слез, когда процитировал ему пару строчек из монолога Фауста на языке Гёте:

Умчалися в море разбитые льдины;

Живою улыбкой сияет весна;

Весенней красою блистают долины;

Седая зима ослабела: в теснины,

В высокие горы уходит она[17].

Собственно, это был единственный монолог, который Гропиус помнил со школьных времен.

Гропиус попросил портье помочь ему в поисках Шебы Ядин, молодого археолога из Тель-Авива, и Владимир заверил его, что отыщет ее, дескать, у него в Беер-Шебе много знакомых. Но уже на следующий день надежда Гропиуса пошатнулась, поскольку Владимир, проведя свой собственный розыск, пришел к выводу, что археолог по имени Шеба Ядин никогда не работала на раскопках на холме Телль Беер-Шева.

Не зная, что делать дальше, Гропиус отправился поужинать в ресторанчик в конце улицы, на которой располагался его отель. Он присел за столик, как вдруг к нему подошел Юсуф, охранник с раскопок. Гропиус не сразу узнал его, на сей раз сын пустынь был одет в современную одежду. Он вежливо спросил, можно ли присесть, и Гропиус пододвинул ему стул.

Они долго сидели молча друг против друга, Время от времени Юсуф по-дружески поглядывал на Гропиуса, а когда взгляды их встречались, палестинец кивал головой. Это повторилось несколько раз, пока наконец Юсуф снова не обрел дар речи:

— Прохладно сегодня вечером, вы не находите?

— О да, но это так приятно, — ответил Гропиус.

Снова воцарилось долгое молчание, во время которого старик доставал из кармана фисташки и медленно перемалывал их во рту.

Гропиус не понимал его намерений. Эта встреча была чистой случайностью — или же этот палестинец хочет ему что-то сообщить? Тут Юсуф внезапно задал вопрос:

— Что вы хотели от мисс Ядин?

— Вы знаете ее? — удивленно переспросил Гропиус.

Палестинец скривился, так ничего и не ответив.

— Мне надо поговорить с ней, — начал Гропиус, — Шеба Ядин была подругой Арно Шлезингера, одного немецкого археолога, который, к сожалению, умер. Я друг этой семьи и хотел бы кое-что выяснить, что может знать только мисс Ядин.

— О да, мистер Шлезингер, — заметил Юсуф со вздохом, опустив при этом голову.

Постепенно Гропиусу стало ясно, что эта встреча вовсе не была случайностью, что этот старик хотел заработать и решил продать свою информацию. Из внутреннего кармана пиджака он достал две бумажки по пятьдесят шекелей и незаметно протянул их через стол старику, прикрыв рукой.

Палестинец почти брезгливо посмотрел на деньги сверху вниз, опершись обеими руками на свою палку. Он с силой сплюнул фисташковую кожуру на пол, как будто ему попался горький орех. При этом он отвернулся от Гропиуса и теперь сидел к нему боком.

— Ну, хорошо, сколько вы хотите? — Гропиусу едва удавалось сдерживать волнение.

Отстраненно глядя на противоположную сторону улицы, палестинец ответил:

— Десять тысяч.

— Десять тысяч шекелей? — Гропиус подсчитал. Выходило около трех тысяч евро, сумасшедшая сумма для такого человека, как Юсуф.

— И что я получу за эти деньги? — спросил он.

Тут палестинец перегнулся через стол и прошептал:

— Все, что я знаю о мистере Шлезингере и мисс Ядин. А это знание стоит намного больше, чем десять тысяч шекелей. Поверьте мне.

Гропиус рассмеялся искусственным смехом:

— Послушайте, Юсуф. Мне известно, что они были любовниками и что Шлезингер был женат.

— Я имею в виду вовсе не это, — прервал его палестинец, — а раскопки Шлезингера в Иерусалиме. Не зря же он заплатил своим людям кучу денег, чтобы те молчали. Вы, собственно, не первый, кто интересуется работой Шлезингера. Какие-то испанцы предлагали Контено намного больше денег, чем я у вас прошу. Но Контено знает только то, что ему рассказывал я, а я самое важное припас для себя. Теперь я хочу получить свой кусок от этого пирога! — И он яростно ударил своим посохом об пол.

Гропиус кивнул. В этот момент ему вдруг стало понятно, почему дело Шлезингера было таким запутанным — потому что в нем пересекались следы двух преступлений. Сейчас он не знал ответа даже на один из двух непростых вопросов, но посчитал, что ему открываются новые пути решения.

— Ну, хорошо, — сказал он, — тогда выслушайте мое предложение: половина суммы сразу, вторая половина — если ваши сведения действительно окажутся мне неизвестными.

Юсуф подумал недолго, потом протянул свою раскрытую ладонь. Гропиус понял и ударил по