Надломленный мозг - Валерий Александрович Пушной

какую описывали классики. На возвышенную и чувственную любовь Падищев был просто не способен, да и, быть может, время теперь не такой любви. У каждого времени свои представления об этом, как у каждого общества свои законы. По сути, Падищев испытывал дикую безумную страсть к Зое. В течение тех лет, которые он знал Зою, она родила от него ребенка и успела разлюбить. Впрочем, сейчас Аркадий знал точно, что она никогда не любила его. Просто встретился он ей в тот момент, когда она только начинала входить во вкус денег и новых знакомств. Он обыкновенно стал для нее трамплином, чтобы прыгнуть выше и дальше. Еще живя с ним, заводя новые знакомства, она начала подыскивать замену. И находила. Он отслеживал ее карабканье вверх. Сначала от него сбежала к Лопыреву, потом к Рожаеву, затем к Кобидзе, после к Мусатову, а дальше подкатила к Флебникову. Но Падищев понимал, чем все это может закончиться. Между тем страсть его к Зое от этого не прошла, она усилилась. Он хотел ее — и он нашел, как привязать к себе. Почти сразу после рождения ребенка он узнал, что мальчик у родителей Зои, и, когда она хлопнула дверью, он забрал ребенка и привез к себе домой, поэтому Зоя была вынуждена то и дело возвращаться к нему. Падищев сознавал, что она никогда не полюбит его. Но также сознавал, что, несмотря на всю ее ненависть к нему, она была всецело в его руках. Свою страсть он утолял всякий раз, когда Зоя появлялась, чтобы проведать ребенка. Об этом не знал Флебников, никто не знал, а сиделка молчала, как рыба, выброшенная на берег, ибо боялась, что если она где-то проговорится, ей отрежут язык и закопают заживо. Она проклинала все на свете, что оказалась в таком положении, однако выбраться из него было невозможно. Прошло полчаса. Падищев привычным движением тронул Зою за плечо. Вздрогнув от его прикосновения, наперед зная, чего он потребует, она услыхала:

— Пошли!

Не пошевелившись, Зоя недовольно проговорила:

— Я не хочу.

Ухмыльнувшись, Аркадий стал с дивана, взял из ее рук ребенка, посадил на диван к игрушкам и подтолкнул ее:

— Я хочу!

Проникновенно, точно пытаясь внушить ему, что все для него кончено, Зоя произнесла:

— Не люблю я тебя! Не люблю, Аркадий!

Потянув ее с сиденья, он хмыкнул:

— Да и не люби! Но ведь ты не хочешь, чтобы я запретил тебе появляться здесь и видеть сына?

И тогда она медленно поднялась и пошла из комнаты. Падищев проследовал за нею. Выйдя в прихожую, сказал выглянувшей из кухни сиделке:

— Займись ребенком!

Та мигом прошуршала мимо него в комнату, и Падищев плотно прикрыл за нею дверь. Зоя пошла в ванную комнату, разделась, стала под душ. Падищев тоже вошел туда, тоже разделся, тоже стал под душ вместе с Зоей. Мылись молча. Потом обтерлись полотенцами, и Аркадий обхватил ее руками. Зоя начала сопротивляться, но он сломил сопротивление и стал насиловать. Она негромко попросила:

— Тише ты, сиделка все слышит.

Запыхтев, Падищев пробормотал:

— Что это ты такая стеснительная стала? С чего бы?

Замолчав, она больше не сопротивлялась. Бессмысленно было противиться силе. Но это не было покорностью, это было сохранением ее связи с ребенком. Отдаваться без желания для нее не было новым — она спала со многими, и всякий раз для достижения какой-то своей цели. Всегда это удавалось. У нее было тело, которое дорого стоило. И она пользовалась им. Страсть Падищева изматывала, с ним она чувствовала себя уличной девкой, какой начинала на панели. Это чувство возвращалось к ней всякий раз, когда его жесткие руки сдавливали ее красивое тело. Он обращался с нею как со шлюхой, грубо и бесцеремонно, а все потому, что в его сознании она оставалась красивой путаной, хотя и была уже матерью его ребенка. Она ему платила тем же, открыто в постели говоря в лицо, что не может его терпеть.

После ванной комнаты, сунув ей в руки халат, Аркадий повел ее в спальню. Она, кутаясь в халат, только вздохнула:

— Ну хватит уже, не хочу я больше. Надоел хуже горькой редьки!

Но Аркадий, не слушая, в спальне сорвал с нее халат, бросил Зою на кровать и кинулся сверху:

— Молчи! И не лежи как бревно! Иначе оставлю здесь на всю ночь!

Ну уж нет, Зоя не хотела оставаться с ним, последнее время она старалась сама выбирать себе партнеров, хотя приходилось признавать, что не всегда так получалось. Впрочем, она умела вести себя со всеми. Только не с Падищевым. Насилуя ее, он всячески унижал, и ей приходилось терпеть. Так хотела, чтобы его не было больше в ее жизни. Поэтому исподволь подсунула версию Флебникову, что нападение в ресторане на него могло быть организовано Аркадием, и настойчиво проталкивала эту мысль. Правда, быстро заставить поверить Игоря в ее версию было непросто. Но она очень старалась. Прожужжала ему все уши. А чтобы версия стала убедительной, Зое пришлось признаться, что раньше она была любовницей Аркадия. А также придумала свою историю о том, как тот продолжает преследовать ее. Естественно, о ребенке ничего сказано не было. Но после этого стало очевидно, что он принял ее версию. У него появился пыл, он перестал сомневаться. Сейчас пыхтение Аркадия на ней было нудным и раздражающим. Зоя терпеливо переносила его, морщилась и ждала, когда все закончится. Наконец, после всех стараний Падищев, удовлетворенный, насытившийся, сполз с нее и раскинулся на постели, красный и потный. Зоя, не дожидаясь, когда он отдышится, стала подниматься, однако Аркадий рукой прижал ее к месту:

— Лежи, не двигайся. Ты пропустила целую неделю. Это надо отработать.

Отбросив его руку, Зоя возмущенно села, но Падищев вновь жестко вернул ее на подушку:

— Чем же Флебников лучше меня?

Отвечать она не стала, а он пальцами сдавил ее грудь, требуя ответа. И тогда Зоя зло выдохнула:

— Оба вы козлы!

Приподняв голову, Падищев сморщился, раздувая ноздри. Зоя, тоскливо глядя в потолок, дополнила:

— Вообще все мужики козлы!

— Главное, что не бараны, — безразлично хохотнул Аркадий, подбил кулаком подушку, прижался к ней щекой, повернув лицо к Зое. — Я ведь знаю, что Флебников не любит тебя, он помешан на Инге. Ты же не глупая, неужели не понимаешь?

Ответив не сразу, сначала подумав, стоит ли говорить, она все-таки сказала:

— Он решил избавиться от нее.

— Все это блеф! — Недоверчиво тяжелые веки сошлись, оставив узкие щелки. — От отчаяния, а не от души, — сказал Аркадий.

— Я знаю, — вяло шевельнулась Зоя.