Вэл Макдермид - Последний соблазн

Кразич начал с гостиной. Около окна на письменном столе лежал ноутбук. Кразич включил компьютер и огляделся. С десяток книг в ярких обложках на полке возле синего радиоприемника. Он пролистал их. Ничего. Английские газеты на низком столике сказали ему лишь о том, что Джексон любит разгадывать кроссворды и умеет это делать. В блокноте около телефона никаких записей, кроме как о свидании с Тадзио на реке. В портфеле на удивление мало бумаг. Записи о недвижимости в Ипсуиче с заметками на полях, типографским способом отпечатанная копия каталога деревянных игрушек ручной работы с почтовым адресом в Нориче для заказов, листок бумаги, по-видимому, с какими-то финансовыми подсчетами и выписка из счета в банке Бери-Сент-Эдмондса. Кразич скопировал его, после чего сложил все, как было прежде.

Взял ноутбук. Джексон даже не защитила себя должным образом, пренебрежительно заметил он. Он открыл почтовую программу и увидел около двух сотен сообщений. Наугад открыл несколько и не нашел ничего интересного. В основном они были от подруг и деловых партнеров, в них назначали свидания и обменивались сплетнями. В идеале следовало бы прочитать их все внимательно. Но на это ушло бы несколько часов, которых у Кразича не было.

Потом Кразич открыл папку с материалами о бывшей американской воздушной базе в Восточной Англии, в которой были документы о превращении ее в индустриальный центр с жилым комплексом. Были еще папки, касавшиеся продажи недвижимости и приобретений, но они ничего ему не говорили. Кразич открыл еще одну папку с названием «проект ВА». У него упало сердце, когда он увидел файл «Радецкий», и он тотчас открыл его.

Тадеуш Радецкий, тридцати восьми лет, польского происхождения, живет в Берлине. Поставляет сезонных рабочих Колину Осборну. Дж. говорит, что его основные деловые партнеры Чарли и Конь. Главный игрок в Центральной Германии, однако есть интерес и в экспорте. Имеет дело с живым товаром. Очевидно, что начинал с торговли оружием на Балканах. Владеет сетью магазинов, торгующих видеопродукцией. Дотошен в деле. Вторым в его команде, по словам КО, «безжалостный и безумный ублюдок-серб» Дарко Кразич, благодаря которому у TP чистые руки. TP живет в дорогих апартаментах в Шарлоттенбурге. Ездит в большом черном «мерсе». Любит путешествовать, в основном по европейским городам. Интересы: опера, охота, рестораны, деньги, фотография. У него ложа в Оперном театре Берлина. Ездит туда один. Наилучшая возможность для первого контакта без опасности встретить заодно и серба?

А она подготовилась, однако не оставила следов, чтобы можно было проследить источники информации. Кразичу не понравилось главным образом то, что посторонняя смогла узнать хотя бы это. А теперь она хочет поглубже влезть в их бизнес. Это ему тоже не нравилось. Слишком она умна.

Кразич вышел из программы и попытался открыть другую, финансовую программу, но на сей раз уперся в стену. Без пароля никак. Однако в этом ее винить не стоило, он и сам поступил бы также. Это говорило в ее пользу, так как она отлично понимала, что опасно, а что не опасно.

Взглянув на часы, Кразич подсчитал, что провел в квартире тридцать пять минут. Пора выключить ноутбук. Больше из него все равно ничего не выудить, да и он должен остыть перед приходом Джексон, чтобы она ни о чем не догадалась.

И Кразич пошел в спальню. Гардероб: деловой костюм от Армани, пара вечерних платьев от дизайнеров, имен которых он никогда не слышал, пара джинсов от Армани, пара брюк от Пола Костелло, полдюжины топов с дизайнерскими именами. Три пары туфель на полу — Балли, Флай, Маноло Бланик, отметил он мысленно. Вся обувь была почти неношеной, так что внутри еще легко читались имена производителей. «Тоже мне Имельда Маркос»,[15] — недовольно фыркнул Кразич.

Вот и ящики. Белье — ничего особенного. Она явно предпочитала тратить деньги на то, что видно, и не ходить попусту по магазинам, в которых продается то, что обычно не показывают. Интересная деталь, если хочешь покопаться в мозгах женщины, однако это ничем не помогло Кразичу в его стремлении понять, та ли она, за кого себя выдает. Раздраженный бесплодными поисками, он с силой задвинул ящик и отправился в ванную комнату. Едва он открыл шкафчик над раковиной, как зазвонил мобильный.

— Да?

— Это я, Радо. Она вышла. Похоже, что направляется домой.

— Спасибо. Я скоро свяжусь с тобой.

Кразич положил телефон в карман и закрыл шкафчик. Пора было уходить.

К счастью, ему не потребовалось много времени, потому что дверь закрылась автоматически. Рисковать и спускаться в лифте ему было ни к чему, и он направился по длинному коридору к запасной лестнице. Две минуты спустя он уже был на улице и заходил в бар на другой стороне. Не успел он выпить кружку пива, как увидел входившую в дом женщину. Радо шел следом, ярдах в тридцати. Кразич в окно смотрел, как Кэролин Джексон исчезает в дверях. У него не было причин не доверять ей, и все же он ей не доверял.

Эмиль Вольф выглядел так, словно большую часть жизни провел в пыльных архивах, размышлял Тони, сидя напротив него в маленьком кафе на Пренцлауэрберг. Он был тощий как жердь, и нечесаные седые волосы цвета пергамента падали ему на лоб. Карие глаза за толстыми очками, красные веки, бледные щеки. Унылый изгиб тонких, почти невидимых губ.

— Я очень благодарен вам за то, что вы согласились уделить мне время, — сказал Тони.

Вольф поморщился:

— Петра умеет убеждать. Она сказала вам, что я был женат на ее сестре?

Тони покачал головой:

— Нет.

Вольф пожал плечами:

— Петра все еще считает меня членом семьи. Поэтому я должен ей подчиняться. Итак, доктор Хилл, чем могу помочь?

— Не знаю, что вам сказала Петра.

— Насколько я понял, надо сохранять конфиденциальность, так как речь идет о серьезном преступлении. И вы считаете, что, возможно, преступник или кто-то из его семьи пострадал, попав в руки врачей-психиатров, так?

— Так.

— Поскольку вам нужна моя помощь, а это сфера моих научных интересов, беру на себя смелость предположить, что речь идет о Штази?

— Да, есть такая мысль.

Вольф, хмурясь, закурил сигарету:

— На Западе обычно путают Штази с КГБ, когда речь заходит об использовании психиатрии в политических целях. На самом деле в Германии динамика была другой. У Штази в распоряжении находились огромные ресурсы, однако использовались они для создания не имеющей себе равной сети информаторов. Могу сказать, что один человек из пятидесяти был напрямую связан со Штази.

— Там, — продолжал он, — делали ставку на то, что они называли «разложением» людей, имея в виду, что люди должны думать, будто у них нет сил для борьбы. Они были как будто парализованы как граждане, так как не сомневались в том, что все контролируется. Один из моих коллег назвал это «неослабным тихим принуждением для получения полного подчинения».

Сотрудники Штази умели работать, и люди думали, будто любое случайно брошенное слово в баре может в будущем осложнить их профессиональную жизнь. Детей учили, что любое проявление несогласия лишит их возможности продолжить учебу в университете. С другой стороны, содействие Штази открывало путь к лучшей жизни. Использовались две тактики — подкуп и шантаж.

Офицеры Штази находили людей, которые, как они считали, пойдут на сотрудничество с ними, и внушали им, будто они делают важное дело. Видимо, когда живешь в обществе, в котором тебя учат, что ты ничто, большим искушением является возможность как-то проявить себя. И, конечно же, поскольку эти люди думали, что поступают правильно, преследовать их потом и наказывать очень трудно. Падение коммунизма разрушило многие жизни, так как рассекречивались документы и многие узнавали о предательстве жен, мужей, детей, родителей, друзей, учителей. Как видите, государству не было нужды прибегать к услугам психиатров. Население и без того было покорным, — закончил он свою лекцию.

Однако Тони продолжал сомневаться:

— И все-таки были же диссиденты. Людей сажали в тюрьмы и пытали. Я читал, что активистов ненадолго упрятывали в психушки, чтобы сорвать запланированные ими акции. Медики ведь были задействованы, так?

Вольф кивнул:

— Вы правы. Такое происходило, но не часто. Почти все подобные случаи документированы. Примерно тридцать психиатров были дисквалифицированы, потому что позволили использовать себя в целях давления на людей, но это же ничтожное меньшинство. И имена этих психиатров известны. Если ваш преступник обижен на недавнее прошлое, ему ничего не стоило бы их отыскать. Но в общем-то, если смотреть в целом, то преступления этих людей незначительны. Понимаете, у Штази была уникальная возможность воздействия на диссидентов. Их продавали Западу.

— Что?

— Да-да. Каждый год Федеративная Республика покупала свободу восточных немцев, которые сидели в тюрьмах за то, что открыто выражали свои взгляды или как-то иначе выступали против государства. Я говорю не только о писателях или художниках, а о представителях всех сфер жизни. Так что психиатры были ни к чему.