Данил Корецкий - Найти шпиона

– Наши люди не могут решить эту задачу…

Мачо хмыкнул еще раз. Агентура у Бицжеральда – это, по большей части, враждебно настроенные к родной стране мозгляки с залысинами, которые для «острых» операций годятся не больше, чем памперс для убийства. Причем памперс в неумелых руках.

– Но мы все продумали и составили план. Даже два…

Мачо хмыкнул еще раз.

– Он рано или поздно появится в «Козероге», мой человек сразу даст сигнал, и ты выйдешь на контакт. По первому варианту, а если не сработает – задействуешь второй. Время заканчивается, завтра в двенадцать позвони, я расскажу о вариантах…

Фил отключился.

Мачо вынул сим-карту разломал ее могучими пальцами и по частям выкинул в разные урны. А недорогой «Сименс» протер платком и оставил на видном месте. Пусть пользуется, кому надо.

В Москве без двадцати минут полночь. Внутри Садового кольца жизнь начинается после обеда, а в этот поздний час она еще только берет разгон; зато в спальных районах и пригороде желтые ячейки окон уже пустеют, заполняются тьмой, словно невидимый небесный бортник выкачивает собранный за день тружениками-людьми горьковатый жизненный мед.

Вдохновленный этой метафорой писатель Сперанский, вставший сегодня около полудня, чувствует острую потребность в чем-нибудь сладком. Он хорошо поработал сегодня, выдал семь страниц чернового текста, вдобавок из Праги вечером звонил литагент, есть хорошие новости. Ну-с, разве не заслужил он чего-нибудь эдакого?… Сладкого и легкого?… Заслужил. Вот потому Иван Ильич Сперанский и сидит в этот поздний час в кондитерской «Юла» на Маросейке, известной в определенных московских кругах не только своими эклерами, но и разбитными школьницами и студентками, и опытными «травести».

– Пятьдесят «Отборного», два бокала красного молдавского, два пирожных, – говорит Сперанский официанту.

Коньяк он выпьет сам, а вино и пирожные будут стоять на столе, как приглашение провести приятный вечер в не менее приятной компании.

Сперанский обычно пользуется услугами одного вполне надежного агентства, где он, в свою очередь, тоже на хорошем и надежном счету. Стабильный пасьянс из нескольких алчных сопливых дурочек, медсправки, рекомендации, полный конфиденс… Но, как говорил Остап Бендер: «Полную гарантию может дать только страховой полис», – к тому же пресновато, а хочется вспомнить молодость и самому заарканить дичь.

Почти сразу подошла первая:

– У вас не занято?

Сперанский привычно оглядел витрину: угловатое принаряженное личико, темные очки (это в двенадцать-то ночи!), носик в точках угрей, обгрызенные ногти… Н-да, серая мышка в поисках дозы, хвостик дрожит.

– Что, завтра контрольная по химии? – спросил Сперанский. – Готовишься?

Она съежилась, протянула неуверенно:

– Чего-о?

– Занято, – отрезал Сперанский.

Молча окрысилась и ушла.

Он выпил коньяк, огляделся. Через два столика сидит невысокий крепыш с орлиным носом, а с ним – ба!.. – две роскошные куклы, блондинка и брюнетка, похожие на подарочный набор «Мечта педофила». Вот кому повезло. Тонкие, хрупкие, ухоженные, сахар с корицей, лет шестнадцать, наверное… Мм-а! И держатся уверенно. Чувствуется опыт. Сперанский встал, прогулялся к стойке, выпил еще коньяку и вернулся на место. По дороге рассмотрел кукол поподробнее и от этого расстроился еще больше. Куклы высший сорт. Не малолетки, как ему сперва показалось: лилипуточки, взрослые, лица точеные, холеные, глазки бесстыжие. Совершенно новая тема, терра инкогнита! И никаких проблем с законом. Ай, ай, ай…

Расстроенный Сперанский выпил вино, начхав на завтрашнюю мигрень, и даже сожрал оба пирожных. Вот уж десерт получился, нечего сказать. Н-да… Успешный писатель, интеллектуал, властитель дум, который весь день, не разгибаясь, оттарабанивал свою дневную норму, вынужден размениваться на каких-то прыщавых наркоманок, в то время как неизвестно откуда взявшийся горбоносый хлыщ срывает лучшие цветы!..

К тому же он не просто писатель, он тайный агент секретной службы, и, хотя отношений с ним много лет не поддерживали, вчера молодой опер Евсеев дал ему очередное задание… По правде, ему эти задания нужны как зайцу пятая нога, но ссориться с органами – себе дороже. А дружить с ними очень полезно…

Спайк достал свой бумажник, размышляя, то ли напиться окончательно, то ли рассчитаться и пойти отсюда прочь, когда… О, чудо! Крепыш вдруг встал из-за столика и некоторое время стоял ровно и неподвижно, наливаясь краской и раздувая крупные ноздри. Потом он произнес одно короткое слово, повернулся и направился к выходу. Нет, еще вернулся, швырнул на столик какие-то деньги. Куклы этим демаршем нисколько не смутились, хихикают, уткнувшись в бокалы, как нашкодившие пятиклассницы. До чего хороши, стервы… Сердце у Сперанского заколотилось, во рту скопилась слюна. Где-то внутри его прыгал и колотил ножками толстый избалованный мальчик: сладенького, сладенького! Сперанский выждал некоторое время и подошел к их столику.

– Позволите?

Через пять минут официант, понимающе улыбаясь, приволок бутылку сладкого, как патока, вишневого ликера и огромный шоколадный торт. Куклы дружно выдохнули: ва-а-у.

– Но нам это никогда не съесть!

– Никаких отговорок. Вам надо подрасти. Ложечку за маму, ложечку за папу…

Сперанский то возбужденно хихикал и рассказывал неприличные анекдоты, то начинал говорить о смысле жизни, звездах и философии зороастризма. Он был в ударе. Куклы мешали ликер с газировкой один к одному. Они слушали Сперанского, как прилежные ученицы. Светлую звали Инга, темную звали Эльза.

– Можно, я вас буду звать просто Ингрид и просто Элизабет?

– Ха-ха-ха!

Они сводили Сперанского с ума.

– Но мы вас точно где-то видели… По телевизору, да?

– Ну… Я… Гхм, гхм. Я довольно известный литератор, – признался Сперанский. И игриво добавил: – Но ничто человеческое мне не чуждо.

Инга и Эльза. Превосходно. Удивительно. Властитель дум, равно как и толстый капризный мальчик, сегодня получат свое сполна.

Глава 11

У каждого своя жизнь

Словно клубок серебристой пряжи катится мать-Земля через темные покои Вселенной. Каждая ниточка серебра – человеческая жизнь, переплетенная с миллиардами других нитей, впечатанная в беспорядочный умопомрачительный узор. Бесполезно вглядываться, бесполезно гадать, бесполезно делать вид, будто знаешь, где какая нить берет свое начало и где обрывается. Не обманешь. Клубок тугой, горячий, по нитям бежит обжигающий ток жизни – одних он намертво спаивает воедино, других отталкивает, третьих скручивает и рвет по живому, а четвертых заставляет выбить краткую искру, белую вспышку в космическом мраке и гонит дальше, не давая оглянуться.

Как электрический заряд по запутанным дорожкам компьютерной материнской платы, летят слова и мысли, желания, ненависть, страхи, любовь. В масштабах Вселенной не имеет никакого значения, сколько тысяч километров разделяют людей, заряженные частицы перемещаются со скоростью света, и если двое – один в Москве, другой где-нибудь во Флориде – связаны серебряной дорожкой, они куда ближе друг к другу, чем муж и жена, возлежащие бок о бок на роскошных руинах былого счастья… Но если это только видимость связи, то итог может быть совсем иной, часто печальный, а иногда катастрофический – вплоть до провала важной, тщательно подготовленной разведывательной операции, от которой зависит военно-политический паритет в мировом масштабе… Личность и мир находятся в непостижимом взаимодействии, бывает – кто-то хочет забыть, порвать, сжечь мосты, а – не получается. Блестит в ночи серебро, катится куда-то мать-Земля… Вселенную не обманешь. Не угадаешь, к какому финалу она протянула ту или иную серебряную ниточку…

Человек, опасающийся слежки, почему-то ищет ее за спиной и постоянно оборачивается назад. В таком случае «топтун» идет впереди и, как правило, не попадает в поле зрения преследуемого. Если наблюдатель хорошо замаскирован, то «объект» никогда не заподозрит в нем источник опасности.

Алексей Семенов умеет маскироваться. На нем потертое пальто неопределенного цвета и кепка – почти такая же, как у мэра. Почти. Но не такая. Потому что Семенов – не мэр. Мэр не носит такое пальто, такие мятые, обкручивающиеся вокруг ног штаны, такие выношенные стоптанные туфли. И главное – у мэра совершенно другое лицо, его постоянно сопровождает свита челяди и телохранителей, и он никогда не станет в десять вечера бродить один по плохо освещенной Шипиловской улице в Орехово-Борисово.

Так что, несмотря на кепку, Семенов похож на обычного московского работягу, получающего среднестатистические двенадцать тысяч в месяц. Не обесценивающихся американских долларов, конечно, как слуга народа – депутат, а полновесных российских рублей, как хозяин этого депутата. Надо сказать, что маскировка ему ничего не стоила. Такую одежду он носит ежедневно. Потому что хмыри с телевидения запугивают его болезнями и заставляют покупать лекарства. А лекарства дорого стоят.