Пятьдесят на пятьдесят - Стив Кавана

Пейдж положила руку мне на плечо.

– Я спрашивала в полиции Нью-Йорка, нельзя ли мне взглянуть на материалы дела. Я уже работаю над профилем убийцы Харпер. Если что-нибудь услышу… В смысле… Если они кого-нибудь поймают, ты узнаешь об этом первым.

– Спасибо, я ценю это.

На этом она развернулась и ушла, присоединившись к своим коллегам-агентам. Пейдж было уже за пятьдесят, она одинока и замужем за своей работой. Ее серебристые волосы разметались по плечам черного пиджака, и мне снова показалось, что меня ударили в грудь. Харпер никогда не достигнет такого возраста. Мой брак распался отчасти из-за того, что я оттолкнул свою семью ради их же безопасности. Моя работа часто вынуждает меня общаться с плохими людьми, хотя дело не в этом. Просто почему-то моя жизнь не приносит ничего, кроме боли и потерь, всем, кто меня окружает. Тем, кого я люблю больше всего на свете.

Потеряла свою жизнь не только Харпер – мне казалось, что у меня отняли и какую-то часть моей собственной. Шанс обрести счастье с той, которую я любил.

Смерть Харпер что-то перевернула во мне. Что-то темное, что всегда было со мной. Я подавлял это чувство, боролся с ним с помощью друзей, с помощью Эми, с помощью Харпер. Теперь я больше не мог это контролировать.

Я поднял взгляд над надгробием. В первый день процесса по делу Авеллино солнце почти взошло.

Мои губы коснулись мрамора, и я поднялся на ноги.

– Я найду того, кто это сделал, – произнес я. – Прости меня.

Основание надгробия было все еще усыпано цветами. Дань памяти от друзей. Открытки, почти полностью расклякшие от снега и дождя. Хотя одна выглядела посвежей прочих. Засунутая под целлофан, в который была завернута дюжина роз. Открытка была от Софии. Там говорилось: «Мои соболезнования».

Слезы застилали мне дорогу обратно к машине. Я поехал на Манхэттен, стиснув зубы и вцепившись в руль побелевшими пальцами.

Поставив машину возле своего офиса, я поднялся наверх. Гарри с Кларенсом уже были там. Гарри сидел за моим письменным столом, Кларенс лежал в своей корзинке – он проводил здесь порядочно времени, и я хотел, чтобы по крайней мере пес чувствовал себя комфортно. Теперь Гарри с Кларенсом были неразлучны. Гарри просматривал материалы защиты, которыми мы поделились с обвинением и Кейт Брукс не далее как на прошлой неделе.

– Тебе не кажется, что прошло уже достаточно времени? – спросил он. – Не можешь же ты постоянно продолжать это делать…

– Делать что?

– Каждый день ездить к ней на могилу. Ее похоронили уже почти три месяца назад. Пора начать думать о том, чтобы оставить все это в прошлом. Рана никогда не исцелится, если ты так и будешь бередить ее.

– А я не хочу исцеляться. Я хочу добиться оправдания Софии, а затем выяснить, кто сделал это с Харпер.

Зазвонил мой стационарный телефон. Я снял трубку.

– Эй, Эдди-Финт, я внизу. Выходи на улицу. Нужно кое о чем побалакать.

Голос был хоть и с нью-йоркским выговором, но и с изрядной примесью итальянского акцента, и принадлежал он Джимми Феллини по прозвищу Кепарик. В последнее время больше никто не называл меня Эдди-Финт, хотя некогда это имечко частенько звучало в стенах баров, букмекерских контор и бильярдных. Мы с Джимми вместе выросли, учились боксу в одном спортзале. А стоит лишь подружиться с Джимми-Кепариком, как вам придется прибегнуть к хирургической операции, чтобы удалить его. Он всегда оказывался рядом, когда вы в нем нуждались. У большинства игроков в Нью-Йорке, в любой сфере, был друг в лице Джимми. Глава нью-йоркской преступной семьи – это тот человек, которого хорошо иметь в своем углу ринга.

– Привет, Джимми. Я сейчас спущусь, – сказал я.

– Эдди… – начал было Гарри, но я перебил его:

– Я ненадолго.

Гарри не одобрял эту сторону моей натуры. Перед тем как податься в адвокаты, я жил по ту сторону закона. И иногда мне приходилось опять переступать эту черту.

Спустившись вниз, я вышел на улицу.

Посреди Западной сорок шестой улицы стоял здоровенный лимузин с работающим мотором. Сзади к нему подъехал мусоровоз, и водитель нажал на клаксон. Мусоровоз не смог проехать. Лимузин не двигался с места. Я открыл его заднюю дверцу. Мусорщики вылезли из кабины, а некоторые обошли лимузин и начали орать, чтобы он убирался. Это были крупные мужики. Их было пятеро. У них была работа, которую нужно было выполнять. И им не понравилось, что лимузин их задерживает.

– Шевели задницей, пижон! – орали они.

Джимми выбрался из машины, повернулся к мужчинам и спросил:

– У нас какие-то проблемы?

Все знали Джимми-Кепарика. Если и не в лицо, то по репутации.

Мусорщики тут же примирительно вскинули руки и попятились, рассыпаясь в извинениях.

– Мне очень жаль, сэр, – залебезил водила. – Мы сейчас сдадим назад, не беспокойтесь. Мы не хотели вас оскорбить.

Джимми был что твоя ручная граната. Я сел в лимузине напротив него. На нем были черные брюки, до блеска начищенные итальянские туфли ручной работы, белая рубашка с расстегнутым воротом и, конечно же, знаменитая кепка его деда, от которой и кликуха. Я ни разу не видел его без этой кепки с тех самых пор, как он возглавил криминальную семью Феллини. В наши дни бизнес Джимми был на девяносто девять процентов легальным. Он владел целой кучей недвижимости, у него были солидные доли во всяких законных и прибыльных частных предприятиях и прямая связь с нью-йоркским отделом планирования. Любой застройщик на Манхэттене, желающий получить разрешение, мог убить пару лет, по уши зарывшись в бумажную волокиту, – или же позвонить Джимми, после чего за малую мзду приступить к строительству буквально в течение месяца.

Джимми протянул ко мне руки, и мы обнялись. Отпустив меня, он с размаху хлопнул меня по спине, как это делают суровые мужики, привыкшие выражать свою привязанность такими вот хлопками, тычками кулаком и поцелуями в обе щеки, которые вроде как причиняют боль, но имеют под собой одни лишь добрые намерения. Я и понятия не имел, что поцелуй способен причинить физическую боль, пока не подружился с Джимми.

– Паршиво выглядишь. Ты хоть когда-нибудь ешь? – поинтересовался он.

– В последнее время у меня нет особого аппетита.

– Соболезную насчет твоей подруги. Я попросил мэрию держать меня в курсе.

– Это была не в том смысле подруга… Хотя мы были очень близки.

В кожаном салоне лимузина воцарилась