Хроники лечебницы - Дэниел Киз

Госбезопасность, и они объявят национальное чрезвычайное положение.

— А я успею купить одежду в Гибельштадте?

— Конечно. У вас будет время посетить военный магазин. Мы вылетаем в Саванну в семь утра. Как только прилетим, арендую машину и двинемся на север.

Военторг был завален одеждой для офицерских жен. Рашид сидел снаружи кабинок для примерки, где она надевала платья. Она выбрала четыре, кривясь от отвращения к американской моде. Однако, увидев себя в трюмо в узком черном платье, она невольно залюбовалась собой. Она расплела свои черные косы, дав волосам свободно падать на плечи. Армейская служба сделала ее фигуру крепкой и подтянутой. Как жаль, что ей нельзя будет взять эту одежду в Ашраф. Она вышла из кабинки в черном платье и на шпильках.

Рашид смотрел на нее во все глаза. Даже его ноздри расширились.

— Вы ослепительны, — сказал он, но тут же добавил: — Простите. Я не должен говорить вам этого.

Как она и ожидала, он ее вожделел. Она почувствовала, как колотится ее сердце. Когда он сказал, что они покинут Колумбус утром, чтобы ехать в Кент, это означало, что они проведут ночь в отеле. Не в одной ли комнате? Впервые с тех пор, как она вступила в «Моджахедин-э халк», она испытала возмущение по отношению к своей предводительнице в изгнании, которая счастливо жила в Париже с мужем, заявляя при этом, что женщины в Ашрафе должны блюсти целомудрие.

Что ж, сейчас она была не в Ашрафе.

Глава пятьдесят восьмая

Уэйбридж, Огайо

Рэйвен облизнула пересохшие губы. Открыла глаза. Попыталась встать с кровати, но простыня плотно охватывала ее тело. Почему дежурные в лечебницах всегда привязывают ее? Что она натворила на этот раз?

Есть лишь один способ вернуться в реальность. Она принялась царапать ногтями живот под простыней. Глубже. Сильнее. Прорывая кожу. Сквозь простыню проступил запах крови. Хорошо было вернуться назад.

Она услышала скрип двери. На нее уставилась Натенсон.

— Гарри, давай сюда! Эта психопатка снова за свое!

— Доброе утро, сестра, — сказала она. — Когда мой следующий сеанс с Марти?

— Сможешь увидеть доктора Кайла, когда придешь в себя и успокоишься.

— Я уже в порядке.

Натенсон окинула ее взглядом.

— Посмотрю, когда у доктора Кайла будет время, чтобы принять тебя.

— Позвоните ему. Я уверена, он меня сразу примет.

— Правда? — Натенсон взяла свой мобильник. — Если прекратишь драть себе кожу, я посмотрю, что он скажет.

Рэйвен высунула язык.

— По мне, так можешь откусить его, — сказала Натенсон. — Может, тогда уймешься.

Поговорив с доктором Кайлом по телефону, Натенсон нахмурилась.

— Он готов принять тебя. В обеденное время.

— Я же говорила.

Лицо Натенсон побагровело. Она нажала кнопку на интеркоме и сказала:

— Дежурный Гарри Ньютон, на сестринский пост!

Вскоре появился дежурный, здоровый детина, и помог Натенсон развязать Рэйвен.

— Когда она приведет себя в порядок и оденется, отведи ее в кабинет доктора Кайла. Смотри, чтобы она нигде не слонялась.

Когда Гарри Ньютон вел ее по коридору, она заметила, как он поглядывает на нее, облизываясь.

«Может, он вампир? — подумала она. — И возбуждается на запах крови?»

— Я думаю, это неправильно, что сестра Натенсон говорит, что ты глупый, Гарри. Ты очень умный, это видно. Я слышала, как она говорила другой сестре, что ты годишься только на то, чтобы провожать психов. Она не должна говорить о тебе за глаза. Ты только не выдавай меня.

— Спасибо. Мой рот на замке.

Он улыбнулся, и она прониклась уверенностью, что заполучила себе первого союзника в этой больнице. Он привел ее к кабинету доктора Кайла.

«Теперь веди себя потише, — подумала она, — и не теряй голову. Не надо настраивать этого мозгоправа против себя».

— Извините, что отвлекаю вас от еды, док. Вы так добры, что работаете со мной.

— Все в порядке, — сказал он, откидываясь в кресле. — Я уже перекусил. Я понимаю, как тебе должно быть нелегко.

— Просто чтобы вы знали: я думаю, это неправильно, что сестра Натенсон говорит, что поскольку Юнг был расистом и пронацистом, то и вы такой же.

— Что ж, такое иногда говорят антиюнгианцы, но Юнг был не виноват в том, что Гитлер использовал его концепцию расового сознания, чтобы оправдывать превосходство так называемой арийской расы.

— Я знала, что Натенсон не права. Вы не похожи на психиатра, который верит в такие вещи.

— Ты знаешь, кто ты сегодня?

Она накрыла глаза руками.

— Я не уверена. Это значит, я сумасшедшая?

Он вздохнул.

— Это как раз я и должен понять — для суда.

— Ну, иногда я слышу два имени. То Никки Аптерос, а то кто-то зовет Рэйвен Слэйд.

Он подался вперед, уперев локти в стол.

— Кто сейчас говорит со мной?

— Рэйвен. Н-наверное.

— Почему ты так думаешь?

— Никки вечно хочет переспать с вами.

— Прежде, чем двигаться дальше, Рэйвен, нам надо кое-что прояснить. Границы — это важно. Мы не должны пересекать их.

Она кивнула.

— Между странами, да?

— Между пациентом и терапевтом.

— А…

— Что ты чувствуешь прямо сейчас? — спросил он.

— Грусть. Мама расстроилась, когда умерла моя близняшка и я родилась. Она знала, отец хотел мальчика. Может, поэтому я все время в депрессии. Депрессия наследуется?

— Некоторые исследователи говорят, что возможна генетическая предрасположенность.

— Вы сексист, как и мой отец.

— Я не твой отец.

— Мозгоправы все заодно, — сказала она. — Вы меня предадите в суде?

— Я должен буду сказать судье, что я думаю. Если я смогу убедить ее, что тебе нужна психиатрическая помощь, она, возможно, не одобрит твою экстрадицию в Грецию.

— Она поверит вам на слово?

— Она велела мне применить быструю имплозивную терапию.

— А что это?

— Помнишь, я показывал тебе картинки с огнем? Это часть терапии.

— Ах, это. Уверена, так говорят все садисты своим жертвам.

— Я не садист, Рэйвен. Это единственное лечение, на которое у нас есть время. Такая терапия называлась образным погружением. Пациента погружают в образы, пробуждающие в нем глубочайшие страхи. Снова и снова, пока они не потеряют свою власть над его разумом.

— Как огонь, сжегший Зубочистку.

— О чем это ты?

Она рассказала о взрыве в Пирее.

— Думаю, я тоже должна была умереть в том огне.

— Но кто был там? Это действительно была ты?

— Я не знаю.

— Это нам на пользу. Пока ты не знаешь, кто ты такая, судья вряд ли посчитает тебя пригодной для экстрадиции.

— Спасибо, что сказали. Значит, спешить некуда.

— Судья установила временные рамки на лечение, а потом она примет решение.

— Я знаю, в Америке судебные процессы открытые. Если придет Алексий, он решит, я его предала.