Обманщики - Джон Мастерс

это удалось, но за этим всегда скрывался блеск уважения и восхищения. Его медлительный ум боролся сам с собой. Мужчина умер; его жена любила его, возможно, так же, как Ева любила Адама —«он только ради Бога, она ради Бога в нем»; тогда ее дух, который был частью его, не имел дома на земле; она стала шелухой плоти, необитаемой, продуваемой холодными ветрами; только когда ее тело присоединится к ее духу, который был с ним, она сможет снова жить. Была ли какая-то концепция красивее? Но почему же тогда мужчина не был частью женщины? Почему мужчина, любивший свою жену, не пошел к ней таким же образом?

Но идея все равно была прекрасной. Когда пришло время женщине стать вдовой, ее тело действительно могло представлять собой уродливую оболочку, покрытую шрамами и искаженную тяготами многих лет. С верой это был такой маленький шаг, чтобы подняться в огонь и уйти от сгибания спины, ноющих суставов и холодного очага. Один шаг вверх в пламя, а затем взлететь на поднимающемся дыму, питаемом нефтью, в место рядом с ярким солнцем, где не было ни ночи, ни голода.

Но что, если бы женщина была молода, что, если бы не было любви? Он слышал о случаях, когда родственникам мужчины приходилось содержать свое место в мире, и строгое соблюдение религиозных обычаев было частью этого места. Иногда они приходили вечером, приглушали лицо молодой вдовы, чтобы она не могла кричать, и несли ее беззвучно кричащую к горящему гхату. Они бежали молчаливой процессией с задрапированной вещью среди деревьев, бросили ее на благоухающее пламя и подняли громкий шум музыки и плача.

Уильям пытался понять, пытался по-западному отделить добро от зла, сбалансировать красоту жертвоприношения с уродством расточительства, которое является неотъемлемой частью любого жертвоприношения. Но для этих индуистов не было конфликта между Богом, который всемогущ, и сатаной, который, тем не менее, попирает и извращает Его намерения. Здесь творение и разрушение были противоположными сторонами одной медали, равными энергиями одного и того же вселенского духа. Он должен был это понять, если мог. Его подопечными были мужчины и женщины, которые думали и действовали в соответствии с этими убеждениями. Если он не понимал, то мог исходить только из одного всеобъемлющего обобщения: индейцы были фаталистами, жестокими и лишенными любви. В этом и заключалась глубина лжи, несмотря на то, что многие в нее верили.

Внутренняя борьба составляла лишь часть его бед. Он был слугой Почетной Ост-Индской компании, и эта огромная организация была раздираема такой же нерешительностью, как и он сам. Сатти был народным обычаем и религией; только акт деспотической власти мог отменить его. Однако могут ли христиане, обладая властью, терпеть преднамеренное самоубийство?

Разговоры об отмене сати велись годами. Ничего не было решено. Уильям и другие офицеры, отвечавшие за гражданское управление округами, жили в тисках, зажатые между индусами, которые хотели, чтобы их оставили в покое, и вышестоящими британскими чиновниками, которые считали, что сати следует подавить. Окружной чиновник может ожидать официального неодобрения, если он не сможет предотвратить публичное сати, хотя у него не было полномочий запрещать его. Например, неодобрение г-на Уилсона было бы искренним и суровым; сати Гархакота прошлого года все еще был одержим его воинствующим христианством. Легко было сказать, что мистер Уилсон прошел долгий путь и не пришлось решать проблему лицом к лицу, но это было оправданием. Уильям знал, что его тестя не смущают никакие сомнения. Если бы мистер Уилсон был сборщиком Мадхьи, в Гархакоте не было бы сати ни тогда, ни сейчас, чего бы это ни стоило.

Мэри, Джордж Энджелсмит и Уильям сидели на низких табуретках в солнечном дворе пателя. Собаки, прикованные цепями, молча лежали в десяти футах от дома, положив носы на лапы и не мигая устремив взгляд на лицо Уильяма.

Джордж вытащил из брелока тяжелые золотые часы, взглянул на них и положил обратно. «Я должен уйти, Уильям, и оставить тебя и твою невесту в супружеском блаженстве. Но я хотел бы сказать несколько слов мистеру Уилсону. Чего я не могу понять, так это почему женщина это делает, если ее муж точно не умер. Она не знает, есть он или нет. Кажется, это ужасная трата».

«Его нет уже больше года, — почтительно сказал Чандра Сен. Он стоял у стены рядом с Уильямом. «Он уехал в путешествие и не вернулся. Путешествия действительно занимают много времени — мы все знаем, что такое дорога—, и до недавнего времени женщина не волновалась. Затем ей трижды приснился один и тот же сон. Во сне она увидела труп мужа в темном месте, с отметиной на шее и еще одну женщину, смотрящую на него. Поэтому она знает, что он мертв, и она должна пойти к нему».

«Он старый? Она?» Мэри спросила, останавливая хиндустани.

«Нет, мемсахиб. Она молода, не старше тебя, и красива. Я ее в последнее время не видел. Гопал, ее муж, был не старше Сэвиджа-сахиба, в расцвете сил». Он задумчиво посмотрел на Уильяма. «Он был очень похож на тебя, сахиб; широкий лоб, короткая челюсть, твой рост, крепкое телосложение. У него была довольно темная кожа, и он не был изуродован оспой, как многие из нас. Карие глаза. Конечно, его волосы были чернее — то, что было видно под тюрбаном».

Уильям слушал застенчиво. Каждое утро он смотрел в зеркало, чтобы побриться, но не мог описать себя.

«Ну, старина», — сердечно сказал Джордж, — «что ты собираешься делать? Шесть часов до времени освещения? Насколько я понимаю, это должно быть достаточно просто. Просто спустись туда и скажи «им не делать этого».

«Ты же знаешь, у меня нет на это полномочий, — обеспокоенно сказал Уильям. «К тому же…» Он не закончил предложение. Мэри стояла на ногах, шла к стене и наклонялась над ней, чтобы поиграть с маленькой смуглой девочкой на улице. Она отошла на небольшое расстояние и оставила Уильяма на произвол судьбы против Джорджа, мистера Уилсона, Чандры Сена и его собственной нерешительности.

Чандра Сен искренне сказал Джорджу: «Здесь нелегко. Ваша честь занимает должность в Сагтали. Здесь люди настолько довольны новой системой безопасности, первой на памяти живущих, что нашли время и силы жаловаться на то, что им не нравится. Десять лет назад они боролись от рассвета до заката, от посева до жатвы, просто чтобы выжить, уклониться от флибустьеров и грабителей и отразить новые налоговые вымогательства. Знаете ли вы, что пандиты Саугора заставили меня собрать и заплатить двадцать семь различных видов налогов хороший