Подвиги Геракла. После похорон (сборник) - Кристи Агата

– Я все понял, сэр.

– Любопытное дельце, – пробормотал Пуаро. – Здесь все свидетельствует о явном таланте организатора. И здесь есть, конечно, удивительная незаметность главного актера – самого «немейского льва», если я могу его так обозначить. Да, интересное дельце… Я мог бы пожелать себе большей симпатии к своему клиенту, но он, к несчастью, очень похож на одного фабриканта мыла из Льежа, который отравил свою жену, чтобы жениться на блондинке-секретарше. Одно из моих первых успешных дел.

Джордж покачал головой и мрачно сказал:

– Эти блондинки, сэр, от них много неприятностей.

VII

Прошло три дня, и неоценимый Джордж доложил:

– Вот адрес, сэр.

Эркюль Пуаро взял протянутый ему клочок бумаги.

– Отлично, мой добрый Джордж. А какой день недели?

– По четвергам, сэр.

– По четвергам… А сегодня четверг – очень удачно. Поэтому не нужно откладывать.

Через двадцать минут Пуаро поднимался по лестнице мрачного многоквартирного дома на задворках небольшой улицы, выходящей на более фешенебельную улицу. Квартира номер 10 в Робинсон-мэншнс находилась на четвертом и последнем этаже, а лифт отсутствовал. Пуаро с трудом поднимался все выше и выше по узкой винтовой лестнице.

На верхней площадке он остановился, чтобы отдышаться, и из-за двери квартиры номер 10 в тишине раздался новый звук: резкий лай собаки.

Эркюль Пуаро с легкой улыбкой кивнул и нажал кнопку звонка квартиры номер 10.

Лай зазвучал с удвоенной силой, к двери приближались шаги, она распахнулась…

Мисс Эйми Карнаби отступила назад, ее рука взлетела к пышному бюсту.

– Вы позволите мне войти? – спросил Пуаро и вошел, не дожидаясь ответа.

Справа открытая дверь вела в гостиную, и он вошел. За ним, словно во сне, следовала мисс Карнаби.

Комната оказалась очень маленькая и чересчур заставленная мебелью. Среди мебели можно было обнаружить человеческое существо – старую женщину, лежащую на диване, придвинутом к газовому камину. Когда вошел Пуаро, с дивана спрыгнул пекинес и, двинувшись вперед, еще несколько раз с подозрением гавкнул.

– Ага, – произнес Пуаро. – Главный актер! Я тебя поздравляю, мой дружок.

Он нагнулся, протягивая руку. Пес понюхал его, его умные глаза пристально смотрели в лицо человека.

– Значит, вы знаете? – слабо прошептала мисс Карнаби.

Эркюль Пуаро кивнул.

– Да, знаю. – Он посмотрел на женщину на диване. – Ваша сестра, полагаю?

– Да, – автоматически ответила мисс Карнаби. – Эмили, это… это мистер Пуаро.

Эмили Карнаби охнула.

– Огастес… – позвала Эйми.

Пекинес посмотрел в ее сторону, вильнул хвостом, потом возобновил изучение руки Пуаро. Его хвост снова слабо шевельнулся.

Сыщик осторожно поднял собачку на руки и сел, держа Огастеса на коленях.

– Итак, я поймал немейского льва, – сказал он. – Моя задача выполнена.

– Вы действительно всё знаете? – спросила Эйми Карнаби сухим и жестким голосом.

Пуаро снова кивнул:

– Думаю, да. Вы организовали этот бизнес – с помощью Огастеса. Вы вели собаку своей хозяйки на обычную прогулку, приводили ее сюда и шли в парк с Огастесом. Смотритель парка видел вас вместе с пекинесом, как обычно. Та няня, если б когда-нибудь нашли эту девушку, тоже подтвердила бы, что с вами был пекинес, когда вы с нею разговаривали. Во время разговора вы перереза́ли поводок, и Огастес, обученный вами, сразу же убегал – и бежал прямо домой. Через несколько минут вы поднимали тревогу и кричали, что собаку украли.

Воцарилось молчание. Затем мисс Карнаби выпрямилась с достоинством, внушающим уважение, и сказала:

– Да. Все это совершенно верно. Мне… мне нечего сказать.

Женщина-инвалид, лежащая на диване, тихо заплакала.

– Совсем нечего, мадемуазель? – спросил Пуаро.

– Нечего, – ответила мисс Карнаби. – Я была воровкой, и теперь меня разоблачили.

– Вам нечего сказать в свое собственное оправдание? – тихо уточнил сыщик.

На белых щеках Эйми Карнаби внезапно проступили красные пятна.

– Я… я не жалею о том, что сделала. Я думаю, вы добрый человек, мистер Пуаро, и что вы, возможно, поймете… Видите ли, я так ужасно боялась…

– Боялись?

– Да, наверное, джентльмену трудно это понять. Но, видите ли, я совсем не умная женщина, ничему не училась, я старею – и я так боюсь будущего… Я не смогла ничего отложить на черный день, да и как бы я смогла, ведь надо было ухаживать за Эмили… И когда я стану еще более старой и неловкой, я никому не буду нужна. Всем нужны более молодые и быстрые. Я… я знала много таких, как я: ты никому не нужна, и живешь в одной комнате, и не можешь позволить себе иметь камин и как-то согреться, и у тебя мало еды, и, в конце концов, ты даже не в состоянии платить за свою комнату… Есть, конечно, дома для престарелых, но попасть туда не так-то просто, если у тебя нет влиятельных друзей. А у меня их нет. Многие другие женщины в таком же положении, как и я: бедные компаньонки, необученные, бесполезные женщины, которым нечего ждать в будущем, кроме смертельного страха…

Ее голос задрожал.

– И поэтому некоторые из нас… объединились, и… я это придумала. Меня навел на эту мысль Огастес. Видите ли, для большинства людей один пекинес ничем не отличается от другого – точно так же, как для нас китайцы. В действительности, конечно, это смехотворно. Никто, кто в них разбирается, не мог бы принять Огастеса за Нанки Пу, или Шань Туна, или любого другого пекинеса. Во-первых, он гораздо умнее и намного красивее, но, как я сказала, для большинства людей пекинес – это просто пекинес. Огастес навел меня на эту мысль. И еще то обстоятельство, что так много богатых женщин заводят пекинесов…

– Должно быть, это весьма прибыльный рэкет! – с легкой улыбкой произнес Пуаро. – Сколько человек в вашей… шайке? Или, возможно, мне лучше спросить, как часто ваши предприятия проходили успешно?

Мисс Карнаби просто ответила:

– Шань Тун был шестнадцатым.

Эркюль Пуаро приподнял брови.

– Я вас поздравляю. У вас, должно быть, просто отличная организация.

– Эйми всегда была хорошим организатором, – сказала Эмили Карнаби. – Наш отец – он был викарием в Келлингтоне, в Эссексе, – всегда говорил, что Эйми просто гений планирования. Она всегда занималась организацией мероприятий, благотворительных базаров и тому подобного.

Пуаро слегка поклонился:

– Я согласен. В качестве преступницы, мадемуазель, вы в первых рядах.

– Преступница! – воскликнула Эйми Карнаби. – О господи, наверное, так и есть… Но… но я никогда не чувствовала себя преступницей.

– А кем вы себя чувствовали?

– Конечно, вы совершенно правы. Я нарушала закон. Но, видите ли, как мне объяснить… Почти все эти женщины, которые нас нанимают, такие грубые и неприятные. Леди Хоггин, например… все равно, что она мне говорит. Недавно она сказала, что ее тоник имеет неприятный вкус, и практически обвинила меня в том, что я что-то в него подмешала. И тому подобные вещи. – Мисс Карнаби покраснела. – Это очень неприятно. А от того, что нельзя ничего ответить или возразить, еще обиднее, если вы меня понимаете.

– Я вас понимаю, – согласился Эркюль Пуаро.

– И видеть, как напрасно расходуются деньги, – это так огорчает… А сэр Джозеф, он иногда описывал свой удачный ход в Сити, который казался мне – конечно, я понимаю, что у меня женские мозги, я не разбираюсь в финансах – совершенно бесчестным. Понимаете, мистер Пуаро, все это… все это выбивало меня из колеи, и я думала, что отобрать немного денег у этих людей, которые даже не заметят их отсутствия и которые получили их не слишком честным путем, – ну, мне это не казалось нехорошим.

– Современный Робин Гуд!.. – тихо пробормотал Пуаро. – Скажите мне, мисс Карнаби, вам когда-нибудь приходилось осуществлять те угрозы, о которых вы писали в своих письмах?

– Угрозы?

– Вам когда-нибудь приходилось увечить животных так, как вы описывали?