В лесу - Тана Френч

в это поверит, мне вообще перестанут о чем-либо рассказывать, да и вообще бесит, когда меня принимают за англичанина. И все же отчасти приятно, когда ты – кто-то вроде Джеймса Бонда.

– Я из Дублина, – пояснил я, – а выговор у меня такой, потому что я учился в интернате в Англии. И этот деревенский дебил тоже в курсе.

Первые несколько недель после того, как я поступил в отдел, Куигли непрестанно доставал меня вопросом, что англичанин делает в ирландской полиции, прямо как ребенок, который дергает тебя за руку и повторяет: “Почему? Почему? Почему?” Наконец я отступился от моего принципа не болтать лишнего и объяснил, откуда у меня такой выговор. Видимо, мне следовало обойтись меньшим количеством слов.

– Как ты вообще с ним работаешь? – спросила Кэсси.

– Медленно схожу с ума, – ответил я.

Я до сих пор не знаю, почему Кэсси решилась, но что произошло, то произошло. Она взяла чашку в другую руку (Кэсси клянется, что мы тогда пили кофе, и настаивает, мол, про виски я запомнил, только потому что той зимой мы очень часто его пили, но я-то знаю – я помню, как покалывало у меня язык и как хмельной пар бил в нос) и приподняла свитер, почти обнажив грудь. От изумления я не сразу сообразил, что именно она мне показывает. Вдоль ребра тянулся длинный шрам, красный и рельефный, а поперек шрама виднелись отметины шва.

– Ножом пырнули, – сказала Кэсси.

Настолько очевидное объяснение мне и в голову не приходило. Пострадавший при исполнении детектив имеет право выбрать отдел для дальнейшей службы. Наверное, такой возможности я не допускал, потому что про поножовщину уж точно поползли бы слухи.

– О господи, – сказал я, – как это тебя угораздило?

– Я работала под прикрытием в Университетском колледже Дублина, – начала Кэсси.

Да, это объясняло и манеру одеваться, и отсутствие достоверных сведений – данные об агентах под прикрытием не разглашаются.

– Поэтому я так быстро стала детективом. В университетском кампусе целая сеть пушеров, и в Наркотиках хотели выяснить, кто за всем этим стоит, поэтому им нужен был кто-нибудь свой в студенческой среде. Меня внедрили под видом аспирантки психологического факультета. Перед Темплмором я несколько лет проучилась на психфаке в Тринити, поэтому в теме, да и выгляжу молодо.

Это точно. Лицо у нее было такое чистое, ясное, я прежде, наверное, и не видел таких – кожа по-детски сияющая и гладкая, пухлые губы, скулы высокие и округлые, нос вздернутый, другие лица в сравнении казались каким-то тусклыми и расплывчатыми. Насколько я в этом разбираюсь, косметикой Кэсси не пользовалась, разве что красноватым, с запахом корицы бальзамом для губ, благодаря которому казалась еще моложе. Красивой ее мало кто назвал бы, но мне всегда нравилась индивидуальность, а не шаблоны, и Кэсси радовала глаз намного больше, чем грудастые блондинистые клоны, навязываемые журналами.

– И тебя раскусили?

– Нет! – Она возмутилась. – Я вышла на основного пушера – тупого богатенького сынка из Блэкрок. Он, разумеется, на экономическом учился. Несколько месяцев я потратила на то, чтобы втереться к нему в доверие, – смеялась над его идиотскими шутками, вычитывала его курсовые. Потом предложила распространять товар среди девушек – сказала, что девчонки охотнее будут покупать у девушки. Эта мысль ему понравилась, все шло прекрасно, и я стала намекать, типа, мне бы напрямую с поставщиком работать, а не через него товар получать, так всем проще будет. Вот только наш малыш-пушер стал злоупотреблять собственным товаром, а дело было в мае, на носу экзамены. Он слегка сбрендил, решил, будто я хочу у него бизнес отжать, и полез с ножом, – она поднесла чашку к губам, – только Куигли не проговорись. Дело еще не закрыто, поэтому мне тоже особенно болтать нельзя. Пускай этот придурок пребывает в заблуждении.

Если честно, я очень проникся ее рассказом. Меня впечатлило не столько ее ранение (все-таки, напомнил я себе, ничего особенно храброго или умного она не совершила, просто-напросто не успела быстро среагировать), а скорее заряженная адреналином романтика работы под прикрытием и будничность, с которой Кэсси рассказывала историю. Сам я приложил немало усилий, чтобы научиться сохранять невозмутимость, и притворство сразу уловил бы.

– Господи, – повторил я, – надеюсь, когда его взяли, то хорошенько отделали.

Лично я подозреваемых не бил – как выяснилось, в этом и нужды нет, главное, чтобы они в такую возможность верили и боялись. Однако копы не все такие, как я, и если ты пырнул ножом полицейского, рассчитывай, что по дороге в участок заработаешь пару зуботычин.

Кэсси изумленно уставилась на меня:

– Нет, конечно. Тогда бы вся операция коту под хвост. А надо до его поставщика добраться. Сейчас там новый человек под прикрытием работает.

– И ты не хочешь, чтобы его закрыли? – спросил я и тут же устыдился собственной наивности. – Он же тебе чуть кишки не выпустил.

Кэсси пожала плечами:

– Если разобраться, то заслуженно. Я притворялась его другом, а сама кинула его. А он одуревший от наркоты сопляк. От таких другого не жди.

Дальше в памяти у меня снова туман. Я знаю, что твердо решил в ответ тоже удивить ее, но у меня за спиной не имелось ни поножовщины, ни перестрелок. Поэтому я рассказал ей длинную, путаную и почти правдивую историю о том, как отговорил одного дядьку с ребенком на руках прыгать с крыши многоэтажного дома. Случилось это, когда я работал в Домашнем насилии (по-моему, я слегка поднабрался – вот еще одна причина, заставляющая меня думать, что пили мы подогретый виски). Я помню, как мы горячо обсуждали, кажется, Дилана Томаса, как Кэсси, с ногами забравшись на диван, оживленно размахивала руками и как тлела в пепельнице ее забытая сигарета. Мы подначивали друг друга остроумно, но с опаской, будто застенчивые дети, и после каждого ответного выпада старались украдкой удостовериться, что не перегнули палку и не ранили чувств другого. Мы говорили про “Пламя страсти” и “Ковбоев Джанки”[5], а еще Кэсси мило, с хрипотцой, пела.

– Наркота, которую тебе твой университетский пушер давал, – сказал я позже, – ты ее и правда студенткам толкала?

Кэсси поднялась поставить чайник.

– Иногда, – ответила она.

– А это тебя не смущало?

– Когда под прикрытием работаешь, тебя вообще все смущает, – отрезала Кэсси. – Все.

* * *

На следующее утро мы пришли на работу друзьями. Это оказалось и впрямь просто – мы посадили семена дружбы, ничуть не раздумывая, а проснувшись, увидели первые всходы. Во время перерыва мы с Кэсси переглянулись, я изобразил сигарету и мы пошли на улицу, где уселись на скамейку, каждый на своем конце, и