Голос - Арнальдур Индридасон

криминальной полиции и объяснил, что пришел по поводу убийства Гудлауга Эгильссона. Мужчина не выразил никакого удивления. Он смерил взглядом Сигурда Оли, потом улыбнулся и предложил войти.

— Я был уверен, что вы или кто-то из ваших коллег нанесете мне визит, — сказал он. — Я даже подумывал наведаться к вам сам, но все время откладывал. Беседа с полицейскими не самое приятное дело.

Он снова улыбнулся и предложил Сигурду Оли снять пальто. В квартире все было прибрано. На столе стояли зажженные свечи. Рождественская елка была уже наряжена. Хозяин хотел угостить Сигурда Оли ликером, но тот, поблагодарив, отказался. Мужчина был среднего роста, худощавый, с веселым лицом. Начинающие редеть волосы были, очевидно, подкрашены в рыжий цвет, и их владелец пытался как можно лучше начесать то, что у него осталось. Сигурду Оли показалось, будто он узнал голос Фрэнка Синатры, доносившийся из динамиков в гостиной.

— Почему вы ожидали нашего прихода? — полюбопытствовал Сигурд Оли, присев на большой красный диван.

— Из-за Гулли, — ответил мужчина, усаживаясь напротив. — Я был уверен, что вы докопаетесь до этого.

— До чего? — спросил Сигурд Оли.

— До того, что мы с Гудлаугом были раньше вместе, — объяснил Бальд.

— В каком это смысле «они были раньше вместе с Гудлаугом»? — перебил Эрленд рассказ Сигурда Оли. — О чем речь?

— Он выразился именно таким образом, — ответил Сигурд Оли.

— Что он был вместе с Гудлаугом?

— Да.

— И что это значит?

— Что они были вместе.

— Ты хочешь сказать, что Гудлауг?..

Точно вспышки молний, рой мыслей пронесся в голове Эрленда и натолкнулся на суровое лицо сестры Гудлауга и на взгляд его отца в инвалидной коляске.

— Бальд так сказал, — продолжал Сигурд Оли. — Но Гудлауг не хотел, чтобы об этом стало известно.

— Он не хотел, чтобы узнали об их связи?

— Он предпочитал хранить в тайне свою ориентацию.

27

Бальд с Тингового холма рассказал Сигурду Оли, что их отношения с Гудлаугом начались, когда им было по двадцать пять лет. В то время господствовал стиль диско. Бальд снимал квартирку на первом этаже в районе Бухт. Они с Гудлаугом не афишировали свои чувства.

— Тогда иначе, чем сегодня, воспринимали однополую любовь, — сказал Бальд, улыбнувшись. — Но постепенно отношение общества менялось. И мы не жили вместе, — добавил он. — В те времена мужская пара не могла проживать совместно, как это происходит сегодня, иначе пошли бы кривотолки. Гомосексуалистам практически не было места в Исландии. Большинство, как вам, наверное, известно, эмигрировало. Скажем так, Гудлауг часто приходил ко мне в гости. Оставался на ночь. У него самого было какое-то жилище в Западном квартале, и я несколько раз навещал его там, но, на мой вкус, он не слишком заботился о порядке, так что я визиты прекратил, и мы стали встречаться в основном у меня.

— Как вы познакомились? — спросил Сигурд Оли.

— В те времена существовали специальные места, где знакомились гомосексуалисты. Одно такое пристанище находилось почти в центре, недалеко от Тингового холма. Это не был клуб, скорее место встреч, которое мы устроили в одном жилом доме. Все привыкли к тому, что тебя вышвыривают на улицу, если ты танцуешь с мужчиной. А этот притон служил нам кафе-баром, ночным клубом, ночлежкой, адвокатской конторой и службой доверия в одном флаконе. Гудлауг пришел туда однажды с каким-то своим знакомым. Тогда я и увидел его в первый раз. Ах, простите! Совсем забыл предложить вам кофе.

Сигурд Оли взглянул на настенные часы.

— Вы, наверное, очень торопитесь? — заметил хозяин, слегка поправив тонкую прядь крашеных волос.

— Нет, дело не в этом. Я бы выпил чаю, если можно, — сказал Сигурд Оли и подумал о Бергторе. Она выходила из себя, если кто-то опаздывал. Всегда болезненно пунктуальная, Бергтора могла бесконечно долго распекать его за задержку.

Хозяин ушел на кухню готовить чай.

— Гудлауг был ужасно зажатый, — донеслось из кухни. Бальд повысил голос, чтобы Сигурд Оли мог слышать его. — Иногда мне казалось, что он ненавидел свою ориентацию, как будто так до конца ее и не признал. По-моему, Гудлауг использовал нашу связь для того, чтобы разобраться в себе. Будучи взрослым, он все еще находился на распутье. Но это не ново. Случается, что люди обнаруживают в себе подобные сюрпризы на шестом десятке, прожив всю жизнь в браке и родив четверых детей.

— Да, всякое бывает, — согласился Сигурд Оли, который был совершенно не в курсе обсуждаемой темы.

— Ну, голубчик мой, вы пьете крепкий чай?

— Вы долго пробыли вместе? — спросил Сигурд Оли, подтвердив, что предпочитает крепкий.

— Около трех лет, но в последний год мы встречались гораздо реже.

— А потом вы больше не общались с ним?

— Нет. До меня, конечно, доходили разные слухи, — сказал Бальд, возвращаясь в гостиную. — Сообщество гомосексуалистов в нашей стране не такое уж многочисленное.

— Что значит «он был зажатым»? — спросил Сигурд Оли, пока хозяин ставил на стол чашки и вазочку с хорошо знакомым ему печеньем — Бергтора пекла такое же на каждое Рождество. Он попытался вспомнить, как оно называется, но так и не смог.

— Гудлауг был скрытен и откровенничал редко, только когда мы напивались. По-моему, это было как-то связано с его отцом. Он не общался с ним, но ужасно по нему скучал, так же как и по своей старшей сестре, которая отвернулась от него. Мать Гудлауга скончалась много лет назад, еще до нашего знакомства, но больше всего он говорил о ней. Он мог бесконечно рассказывать о своей маме, и, признаюсь, это было довольно утомительно.

— Почему он поссорился с сестрой?

— Уже так много времени прошло, и он не называл конкретной причины. Единственное, что мне известно, так это то, что он боролся со своей природой. Вы понимаете, о чем я? Будто он должен был быть кем-то другим.

Сигурд Оли кивнул.

— Он чувствовал себя дерьмом. Считал однополую любовь извращением.

— И боролся с этим?

— Да, и вместе с тем нет. В нем была какая-то раздвоенность. Думаю, он просто не знал, к какому берегу пристать. Бедняга! Ему не хватало уверенности в себе. Иногда мне казалось, что Гудлауг себя ненавидит.

— Вы знали о его прошлом, о том, что он был вундеркиндом?

— Да, — ответил Бальд, встал и принес из кухни дымящийся чайник. Он разлил чай по чашкам, отнес чайник на место, и они приступили к чаепитию.

— Родишь ты наконец? — набросился Эрленд на Сигурда Оли, не скрывая своего нетерпения. Он слушал повествование коллеги, сидя у стола в номере отеля.

— Я пытаюсь рассказать как можно подробнее, — объяснил