Голос крови - Олег Юрьевич Рой

бывает в приступе раздражения, может и так вот печально все закончиться.

– Мистика какая-то, – почти шепотом проговорила Арина, обращаясь не столько к Плюшкину и Жанне, сколько к самой себе. – Братчиков, которого взяли за убийство матери этого мальчика, все время твердил, что он просто поговорить хотел, а она на него кинулась. Кинулась! Как Моська на Слона, честное слово! И он ее просто с себя стряхнул. Чтоб, значит, утихомирить слегка. Утихомирил, да. У нее ведь тоже шея сломана, насколько я поняла.

– Кто вскрывал? – деловито осведомился Плюшкин.

– Так я и вскрывала, – удивилась Жанна Сергеевна. – И да, вы верно заметили, действительно очень похожие повреждения. Но мальчик-то, конечно, раньше погиб. Неделю, может, десять дней назад. Увы, – она обращалась, кажется, лично к Арине, – точнее тут не скажешь. Насекомые до тела не добрались, завернут он был плотно, ну и температура в брошенных подвалах куда ниже, чем на поверхности, так что скорость разложения была замедлена. У младенцев вообще эти процессы иначе идут, чем у взрослых, и мумификация встречается куда чаще. Может, что-то еще бактериологический анализ скажет, но пока я бы сказала, что смерть малыша наступила в первые сутки после похищения. Вряд ли позже.

Арина закусила губу. Сверкнувшая в голове мысль казалась дикой, но что, если… И пусть Жанна Сергеевна решит, что Арина дура. Плюшкин-то привык к ее завиральным идеям, а эта Кривич… Ну и пусть решит, подумаешь!

– Жанна Сергеевна, а до похищения смерть мальчика могла наступить?

Скальпель, который та крутила в руках, звякнул. Арина бросила на Кривич короткий опасливый взгляд. Сейчас выгонит, и все. Но нет, ни презрения, ни даже снисходительности на лице Плюшкинской коллеги не было. Скорее живой интерес:

– Вы хотите сказать…

– Я не знаю! – перебила Арина. – Но вы сказали про спиральные переломы, и я подумала… – слова бежали быстро-быстро, как будто она боялась, что ей сейчас прикажут замолчать. – Я читала ее соцсети, ну Лиды этой, Прокопьевой. И там сперва такое счастье, розовые пяточки и все в этом роде, а потом она как будто устала.

– У вас дети есть? – спросила вдруг Кривич.

– Племянница.

– Это не то, хотя…

– Младенцы могут быть очень утомительны, вы про это? – усмехнулась Арина.

Жанна Сергеевна с тяжелым вздохом кивнула:

– Ну да. Многие молодые мамы ожидают сплошных восторгов, и реальность их… ошарашивает. Ну и утомляет, и раздражает в итоге. Что такое: вместо умилительной нежной куколки у тебя на руках скандальный будильник, который к тому же воняет и так далее. Прокопьевой же еще и посоветоваться не с кем было, один сплошной интернет, а там на этих форумах такое пишут, что хоть святых выноси. Молодая одинокая мамочка, начитавшись всякого, сперва начинает думать, что это она плохая, раз у нее не такой… рекламный ребенок. Но долго обвинять себя саму трудно, начинаются самооправдания, не она плохая, а ребенок. Раздражение копится, понимаете?

– Понимаю, – Арина тоже кивнула. – Племяшка моя, когда мелкая была, такие концерты закатывала, ужас. Но нас-то было четверо взрослых, мы как-то подменяли друг друга. И то тяжко было. А у Лиды никого не было. Отец мальчика вроде бы в Питере, если это он вообще. Но на ребенка ему, как минимум, наплевать. Что бы там Лида себе ни выдумывала. А она выдумывала. Но себя трудно обмануть. И безнадежность нарастает. И усталость. И раздражение, конечно. И я подумала… Что, если она сама сына убила? Не нарочно, а…

– Так получилось, – подхватила Кривич. – Да, вполне возможно. Например, он упорно плакал – зубки, колики и так далее – мать в приступе раздражения его тряхнула посильнее. И – все.

– И, знаете, когда я с ней разговаривала… – задумчиво продолжала Арина. – У нее в квартире не только коляски нет – это еще можно было понять, прихожая крошечная, может, Лида коляску на балкон вытащила, чтобы не спотыкаться – но там вообще ничего детского. Понимаете? Как будто она точно знала, что мальчика никогда не найдут. Живым по крайней мере.

– Потому что похищение она сама разыграла, – медленно проговорила Жанна Сергеевна.

– Вас мой цинизм не шокировал?

– Семен Семеныч, твоя протеже – просто прелесть. Арина, у нас тут, сами же понимаете, такого насмотришься. И матери детей убивают, и сожители этих… мамашами их язык назвать не поворачивается, приведут в дом кобеля, а тот детишек насилует… И воспитательные меры такие применяют, что да, бывает, и на моем столе детки в итоге оказываются. Тут-то почти наверняка причинение смерти по неосторожности.

Арина кивнула:

– И понятно, что Прокопьева, оказавшись с трупом ребенка на руках, впала в панику. Вот и придумала похищение. И если б она, в полном после этого раздрае, не выпила лишнего и не кинулась звонить предполагаемому папаше, была бы сейчас жива. Но этот ее безумный звонок оказался, похоже, последней каплей. Приехал этот мордоворот – якобы просто поговорить – ну и… и все.

– И, главное, таким же способом… – задумчиво проговорила Жанна Сергеевна. – Ей-богу, тут недолго и в кармическое воздаяние поверить.

* * *

– Му-у!

Это было совсем не похоже на мычание реальной коровы – откуда бы ей взяться посреди магазина, разве что из динамика, нынче каких только звуков люди на телефоны не ставят – но звук был таким… настоящим, таким близким, что Арина оглянулась. Да, конечно, мычал ребенок. Мальчик, очень похожий на Лелика Семина, такой же белобрысый, улыбчивый и голубоглазый – только постарше. Лет трех, наверное. Он тыкал пальчиком в висящую в нижнем ряду здоровенную кружку в виде белой пятнистой коровы и тянул за край белой футболки хорошенькую девушку. Такую же голубоглазую и белобрысую, как он сам, только с двумя яркими, оранжевой и бирюзовой прядками в светлой шевелюре – должно быть, маму. Та засмеялась:

– Ты что, опять маленький? Сю-сю, му, гав-гав? Да, вот эта вот говорит «му», но называется она «корова».

– Каова, – снисходительно повторил мальчишка. – Каову купи.

Девушка повесила на место кружку, которую крутила в руках: раза в три меньше коровы, в виде ярко-зеленого, но краснощекого яблока.

– Ты же ее даже удержать не сможешь. А эта смотри, какая веселая, – она опять сняла с крючка «яблоко», у которого с другого боку обнаружились круглые веселые глаза и широченная улыбка.

– Каову, – негромко, но твердо повторил мальчишка.

– Ну разве что суп из нее есть, – мама задумчиво взвесила на руке «корову». – Будешь суп есть?

О да, эта музыка будет вечной, подумала Арина. Все мамы всех времен – за исключением разве что совсем первобытных – твердят детям, что нужно есть суп (и почему