Виктория Платова - 8–9–8

А юность всегда находится в плену романтических стереотипов.

Все последующие письма Тани начинаются с

Привет, мой Хэм!

где «мой» вовсе не означает виды кубинки на Габриеля, а лишь подчеркивает его статус не обремененного семьей, свободного человека, открытого для дружбы.

И в конце писем больше не стоит дурацкая приписка:

С наилучшими пожеланиями —

Таня Салседо

Она заменена гораздо более человечным:

Целую —

Таня

Слова — одни и те же, но всякий раз выглядят по-другому и вызывают вполне законный вопрос: как и куда именно целует Таня. В распоряжении Габриеля есть всего лишь одна фотография с лицом-полумесяцем — но и ее достаточно для воображения:

целоваться с такой красавицей, как Таня, должно быть, чертовски приятно.

А об остальном (что обычно следует после поцелуев) Габриель старается не думать: Таня слишком далеко.

Это не мешает ей делать Габриеля хуже, чем он есть. А именно: она вынуждает Габриеля врать о себе. Приложением к радиотелескопам он уже был, начинающим писателем — тоже, теперь пришел черед сказок о странствиях. Благо, путеводители по разным странам всегда под рукой, а есть еще экзотические романы великих под общим заголовком «иностранец в…», где каждая фраза пропущена через сердце, а детали — всегда нетривиальны. Габриель начинает с Марокко, которое откуда-то неплохо знает.

Такое впечатление, что он бывал там и неоднократно. Касабланка (город), Ксар-эль-Кебир (еще один город), Кутубия (мечеть), Кенитра (еще один город и провинция с одноименным названием), Карауин (университет-мечеть), касба (крепость), кус-кус (блюдо), ковроткачество (народные ремесла), кайт (экстремальный вид спорта, распространенный на побережье).

«К» — одна из букв алфавита, но и на любую другую у Габриеля сыщется тьма марокканских впечатлений. Должно быть, это Христина, бывшая возлюбленная, вложила их в Габриелеву голову.

За Марокко приходит черед Португалии (когда-то там отдыхала Фэл) и Франции с Германией, откуда прибыл умопомрачительный саквояж Ульрики. Наверное, Фэл не так уж далека от истины: из него мог бы получиться приличный писатель, чье единственное отличие от плохого — достоверность лжи и ее безупречно-правдивый товарный вид. Вот и для Тани все написанное им —

абсолютная правда.

Она требует от Габриеля все новых и новых подробностей: мир так велик, а она еще нигде не успела побывать и ничего толком не видела. И пусть Габриель не думает, что у них на Кубе какие-то сложности со свободой передвижения, совсем нет, мы полностью открыты и всегда рады гостям.

Я бы хотела увидеть твой город, пишет она.

И остальные города, о которых ты рассказывал, пишет она.

Но больше всего мне бы хотелось увидеть тебя. По-моему, ты необыкновенный человек. Я теперь часто думаю о тебе и думаю, что ты не зря выбрал «8–9–8». «8–9–8» курят люди мечтательные и нежные, немножко сентиментальные, но твердые, когда нужно. Они отстаивают свои убеждения, хотя и чужие убеждения для них не пустой звук. Они к ним прислушиваются и никого не обзывают дураками. Они — самые лучшие толкователи снов, самые лучшие друзья. Они лучше всех варят кофе и лучше всех танцуют. Они могут плакать над песней и над счастливым концом в кино — и не считают это зазорным. Они великодушны и любят животных — кошек и птиц, ты ведь такой? У одного моего друга (немца, он медик и работает здесь по контракту) есть веб-камера. У тебя наверняка тоже есть веб-камера. Вот было бы здорово, если бы мы пообщались, глядя в глаза друг другу, как тебе такая мысль? По-моему, это было бы просто потрясающе. У меня дух захватывает. Отвечай быстрее.

Целую тебя —

твоя Таня

До чего только люди не додумаются — веб-камера! Габриель видел ее в компьютерном магазине, находящемся как раз на полпути от дома к «Фиделю и Че»: такая себе маленькая сферическая приблуда с проводом, который подсоединяется к компьютеру. Она позволяет общаться с собеседником в реальном времени и лицезреть его, ничего пугающего в этом нет, наоборот —

даже занимательно.

Пообщаться с Таней, увидеть второй ее глаз — разве это не прекрасно? Габриель почти уверен, что застанет ее с «Боливаром» в руках, ему же придется сунуть в рот «8–9–8».

Это несколько охлаждает его энтузиазм.

Как и увеличившийся ровно вдвое набор из слов прощания, теперь к ним добавились «тебя» и «твоя». На «тебя» можно не обращать внимания, но «твоя» предполагает новый уровень отношений. Более интимный. К чему клонит Таня, которая так далеко? Габриель писал ей о том, что был влюблен (теперь эти чувства в прошлом), — и никаких ответных признаний не последовало, кроме брошенного вскользь я еще никогда не влюблялась по-настоящему, хотя чувствую, что это вот-вот произойдет.

Уж не немца ли медика она имеет в виду?

Все немцы в сознании Габриеля похожи на воровку-Габи: такие же белесые и плотно сбитые, с небритыми подмышками, рельефными икрами, сильно искривленными пальцами ног, плоскими задницами, плоскими шуточками в карманах и секундомером в паху.

Как бы ни старался Габриель, он не может вспомнить ни одного приличного немецкого оперного певца, но они хорошо плавают, хорошо бегают на лыжах и у них хорошие автомобили.

Хотя до «Золотого Бугатти» им далеко.

В ответном послании Тане, написанном с максимально возможной скоростью, Габриель извиняется за отсутствие веб-камеры и клятвенно обещает разжиться ею в самое ближайшее время. И корректирует представления Тани о людях, которые курят «8–9–8»:

Возможно, на Кубе курильщики «8–9–8» именно такие. Но здесь, в Европе, они выглядят несколько по-другому. Я — уж точно другой. Я — не толкователь снов и не умею танцевать. Я пью растворимый кофе и все никак не соберусь купить молотый и сварить его по-турецки. А если сварю — не факт, что он получится вкусным. Я не плачу над счастливыми концами (над несчастными, впрочем, тоже), но комок в груди все же присутствует. Наверное, это говорит о моей сентиментальности, тут ты права. О моем великодушии — не мне судить и о способности к дружбе — тоже. У меня вообще мало друзей, их почти нет — что ты думаешь по этому поводу?

Животные.

У меня есть знакомый бассет и знакомая кошка, им тысяча лет. Мы отлично ладим. А еще у меня в кармане всегда лежит пакетик с зерном — я подкармливаю голубей на площади, неподалеку от «Фиделя и Че».

Я не мечтатель.

Как и во всем, что когда-либо писал Габриель и что он еще напишет, в этом его опусе присутствует проскальзывающее сквозь пальцы вранье. На самом деле он — мечтатель. Друзей у него нет вообще — кроме Фэл, разумеется. За последние несколько лет он не посмотрел ни одного игрового фильма — ни в кинотеатре, ни по телевизору, так что «комок в груди» — художественное преувеличение. Про бассета и кошку все понятно без дополнительных комментариев.

И он не кормит голубей, считая этих птиц переносчиками заразы.

…С веб-камерой Таня согласна подождать, но недолго, пусть Габриель поторопится. Также она обещает научить его танцевать и варить кофе, что же касается отсутствия у Габриеля близких друзей — это нестрашно, это говорит лишь об избирательности в подходе и высоких критериях, которые он предъявляет к людям. Она, Таня, готова стать другом Габриеля, она уже почти стала им,

разве не так?

История с голубями умилила Таню до невозможности.

Габриель же пребывает в глубоких раздумьях. Что значит — «обещаю научить тебя танцевать», «обещаю научить тебя варить кофе»? Сделать это на расстоянии нельзя, даже с помощью веб-камеры, дать инструкции — можно, а научить — нет. Если бы Габриель хотел, он бы и сам давно научился: и для танцев найдется «пособие для начинающих», если хорошенько поискать.

Таня собирается приехать к нему —

двух мнений быть не может.

Это пока не обсуждалось, но вся их переписка движется именно к приезду. Ознакомительному визиту. Габриель не сомневается в том, что в самом недалеком будущем Таня поставит его перед фактом этого визита, что-то вроде я все устроила наилучшим образом. Встречай меня послезавтра в аэропорту, рейс такой-то! Ты удивлен, признайся? Ты просто ошеломлен и весь в нетерпении, ведь так? Отвечай быстрее.