Убийство в лунном свете - Фредерик Браун

Я нормально добрался до Восточной дороги и вступил в город. Ни одной машины не пронеслось мимо, не произошло и иных событий. И всё же, выбравшись с открытого пространства и оказавшись среди домов и улиц, я вздохнул с большим облегчением. Я ведь вырвался из лесу, и не только фигурально говоря, но и буквально.

Сразу же, как я сбежал из дома Стивена Эмори, я столь лихорадочно пытался обдумать то положение вещей, посреди которого очутился, что от этих усилий меня совсем качало. Каким-то образом я понимал, на основании того, что Рэнди причинили смерть иным способом, чем несколько ранее Стивену, и что моя догадка насчёт всего этого радиобаловства подтвердилась, что все кусочки мозаики уже у меня в руках. Но и два из этих кусочков я не мог сложить вместе, чтобы появилось какое-то начало.

Внезапно на дороге, прямо на тротуаре, показался большущий пёс, немецкая овчарка. Я и не заметил его до той самой секунды, пока почти не поравнялся с ним. И тут обрывок некоторой мысли заставил меня остановиться и взглянуть на собаку.

Псу не понравилось, что кто-то внезапно остановился и таращится на него. Он слегка зарычал, где-то в утробе. Я мог видеть спокойную, гибкую силу собаки. Клыков она не показывала, но я хорошо представлял себе, как они выглядят. Как те зубы, что вцепились в горло сначала Фоули Армстронгу, а потом Рэнди Барнетту.

Пёс вновь зарычал низким рыком.

Именно такой звук я и слышал из-под деревьев в тот момент, когда нашёл на дороге тело Фоули! Рычанье собаки! Собаки, а не человека, который бы решился скопировать собачий рык.

— Привет, малый, — обратился к нему я, замерев на месте. Рычание стихло. Стараясь не делать резких движений, я сделал шажок к животному и протянул руку. Касаться его головы и гладить пса по макушке я не стал; слишком хорошо мне известны собаки. Я протянул руку для того, чтобы пёс её понюхал. Он так и сделал; вот теперь можно было и погладить его по головке, почесать за ухом — в результате этих действий собачий хвост завилял из стороны в сторону.

Я простоял так целую минуту — не двигаясь с места и держа руку на загривке пса. Нечто начало во мне вызревать.

Я попрощался с псом и быстро пошёл дальше. Впереди я увидел аптечную вывеску; аптека была ещё открыта.

Войдя, я опустил монетку в прорезь телефона и назвал номер «Тремонтовского представительства». На том конце раздался голос Каролины Бемисс. Я сказал: «Эд Хантер на проводе».

Эффект от этих слов мне следовало бы предвидеть. У миссис Бемисс спёрло дух, но затем слова полились у неё словно сами собой.

— Эд, где ты? Ты в безопасности? Ты за городом? С какой стати ты сбежал от Кингмэна?

— С какого из этих вопросов мне начать?

— Эд Хантер! Перестань дурачиться! Если ты вне города, то тебе угрожает смертельная опасность! Народ поднялся на охоту за тобой, стрелять будут без предупреждения. Всё же где ты?

— В Тремонте. Звоню из аптеки. Во-первых, как много вам известно? Вы знаете, что Эмори мёртв?

— Знаю. Кингмэн звонил мне из дома Эмори, пока ты сидел в его машине и ждал отправки в город. Он желал, чтобы в газете сообщили, что он схватил убийцу. Сказал мне, что Эмори и Рэнди мертвы и что он взял тебя с поличным. Я ответила ему, что он ненормальный, если полагает, что ты имеешь к этому какое-то отношение, но он и слушать не стал. А затем, минут десять назад, он позвонил мне снова, уже откуда-то из города. Сказал, что ты сбежал, и он организовал погоню, поднял по тревоге полицию штата и что люди — его люди — будут стрелять без предупреждения. Но зачем же ты сбежал? Тебя ведь оправдали бы тот час как рассеялся бы весь этот дым. А теперь…

— Я сбежал, поскольку меня вовсе не собирались оправдывать, покуда я жив. А мёртвому оправдание мне уже не поможет.

— Ты хочешь сказать, что Кингмэн собирался убить тебя? После того, как он тебя захватил?

— Нет. Не могу сейчас объяснять. Это слишком…

— Так это был Бак? Шериф сказал, что ты у дома Бака сбежал. Не Бак ли собирался убить тебя?

— Нет, — вновь ответил я. — Не Бак. И не Вилли Эклунд. И даже не собака. И в то же время, если бы я не сбежал, то меня бы несомненно убили. Послушайте, Каролина, вы ещё не отправили номер в печать?

— Нет, конечно. Прессы начнут вращаться лишь ранним утром. Ещё несколько часов. Не хочешь ли ты сказать…

— Хочу, — ответил я. — Вы дали мне задание раскрыть дело Фоули Армстронга, помните? Полагаю, что близок к разгадке. Мне хочется продолжить над этим работу.

— Эд, ты с ума сошёл. Позже этим займёшься. Сейчас же тебе следует подумать о себе самом. Где ты сейчас?

— Не знаю, на какой я улице, а вот аптека — она под вывеской «Ван Кирк». Знаете её?

— Разумеется. Будь там. Оставайся в будке и притворись, будто продолжаешь кому-то названивать. Я позаимствую машину и приеду через пять минут.

— Я сам смогу дойти до редакции.

— И получить пулю по дороге. Оставайся там. — Трубку на том конце повесили.

На этом конце я тоже нажал на рычажок трубки, но сделал вид, будто продолжаю вести разговор. Миссис Бемисс, как и обещала, появилась через пять минут; из аптеки мы вышли вместе, чтобы сесть в древний «шевроле» серого цвета.

— Чудненько, Эд, — произнесла миссис Бемисс. — Нечто наподобие этой пьесы, «Первая полоса». Помнишь, там репортёр прячет сбежавшего от полиции убийцу, чтобы получить от него материал на первую полосу? Я всё ждала, чтобы со мной произошло нечто подобное. И сегодня я дождалась!

— Никогда не видел этой пьесы.

— Тебе самому предстоит сделать завтра первую полосу, Эд. И это величайшая вещь, которая когда-либо случалась в Тремонте. Плохо конечно, но…

— Естественно, — сказал я. — Теперь вам не удастся держать меня в стороне.

Мы остановились на задворках редакции «Представителя», в переулке.

— Посиди здесь, — сказала Каролина. — Надо вернуть машину на место — туда, где я её взяла, и взглянуть, чист ли горизонт.

Я вышел из автомобиля и притаился в тени, пока она не открыла чёрный вход в здание и поманила меня. Я прошёл за нею коридором; мы вошли в редакцию. Каролина опустила жалюзи на стеклянной двери входа в помещение, несмотря на то, что эта дверь вела всего лишь в холл, а не