Все матери ненавидят меня - Сара Харман

35

Шепердс-Буш

Четверг, 10:20

Не помню, как добралась до дома. Мысли вертятся в голове, как карусель. Робин Секстон – не растлитель малолетних. Пила, фургон, удобрения – это все нужно для елочного питомника. Дженни была права, черт возьми! Косвенные улики.

Вопреки распространенному заблуждению, я не плохой человек. Я обвиняю людей в серьезных преступлениях не удовольствия ради. Я думала, он педофил. На мой взгляд, любители полапать детей заслуживают немедленной химической кастрации. Покажите мне мать, которая в глубине души не согласится со мной. Только мистер Секстон никого не лапал. Он просто твердо придерживался правил и перешел дорогу семейству Рисби. А я взяла и разрушила его жизнь.

А чего ради, собственно?

Призрачное лицо Алфи пляшет перед глазами. А вдруг он еще жив, а я помешала следствию, подставив невиновного?

Черт, черт, черт!

Придя домой, сразу же бросаюсь в ванную и снимаю всю одежду. Диванный психолог сказал бы: я хочу смыть с себя вину – и не ошибся бы. Неподвижно стою под теплым водопадом. Только я чуть успокаиваюсь, как струи становятся ледяными и режут, словно бритва.

Бью ладонью по насадке. Ничего в моей поганой жизни не работает! Бульканье – и вода совсем перестает идти. Вновь бью по насадке. Бесполезно. А потом – всплеск грязной жижи. Брызги коричнево-серой слизи летят прямо в лицо.

– Да что за хрень! – кричу я громче, чем хотела.

Вытираю лицо полотенцем. Жижа вязкая, комковатая, с землистым запахом, будто глину смешали с чем-то едким и химическим. Черт бы побрал Адама! Обещал ведь прочистить трубы. «Не вызыва-ай сантехника, я са-ам!..» А теперь я вся в жиже.

Заворачиваюсь в полотенце, вылетаю из квартиры и стучу к Адаму. Я босиком, и жесткий ковер щекочет босые ступни. Почему Адам молчит? Машина на месте, значит, дома.

Бью кулаком в дверь.

– Срочное дело! Адам, открой!

Дверь распахивает женщина. Волосы взъерошены, словно только встала с постели, на плечи в спешке накинут плащ. Под ним видны бретельки облегающего черного платья. У дверей небрежно брошена пара красных туфель от «Джимми Чу». И где Адам откопал такую фасонистую девицу?

Заглядываю ей в лицо. Женщина ошарашенно пятится прочь от двери. Не верю своим глазам.

– Дженни?.. – я изумленно открываю рот.

Она краснеет, как помидор.

– Я… э-э… все объясню.

Боже. Боже. И как я не догадалась?

– Ты… и Адам?

Дженни качает головой.

– Н-нет… – она обхватывает себя руками. – Ничего серьезного. Мы не встречаемся.

«Мы». Ого! Слово бьет в грудь, точно камень. Я мысленно возвращаюсь к тому дню на кухне десять лет назад. Дню, когда Уилл признался: он все это время любил Роуз. Горю со стыда, словно весь мир показывает на меня пальцем и ухахатывается.

– Почему не сказала?

Вдруг вспоминаю, как на свадьбе Брук Адам собирался поговорить о чем-то «важном», а я не хотела – думала, признается мне в любви. Так вот оно что?

Взгляд Дженни скользит по мне; она замечает грязь, полотенце и мокрые волосы.

– Ой, а что случилось? Все хорошо?

– И давно вы… – я гну свое.

– Да так, разок, – поспешно отвечает она. – Точнее, два.

Вид у нее мечтательный, влюбленный. Или мне кажется?

– Так вот почему ты обо мне забыла? С Адамом покувыркаться хотела? И где он?

– В душе, – Дженни оглядывается через плечо, понижает голос: – Бога ради, Флоренс, я просто развлекалась. И потом, ты сама сказала: между вами ничего нет. Почему ты так расстроилась?

Я хочу ей объяснить: Адам – мой; мой запасной план, моя гарантия. Но не могу. Слов не нахожу от злости. Молча смотрю на нее, желаю провалиться на месте и в то же время не верю в реальность происходящего.

Дженни кладет руку мне на плечо.

– Может, порадуешься за меня? Ты же сама мне советовала с кем-нибудь «перепихнуться».

Лицо горит. Да, советовала. Только не с Адамом же!

Дженни куксится, выпячивает нижнюю губу. Выглядит нелепо.

– Ты у нас всегда веселая и раскованная, а мне, что ли, нельзя?

Отворачиваюсь от нее и шагаю к своей двери.

– Потаскушка, – бормочу я так, чтобы Дженни услышала.

36

Шепердс-Буш

Четверг, 12:20

Взгляд цепляется за стопку книг по слежке от Дженни. Сойдет. Ножницы острые, но страницы крепче, чем кажутся. Вонзаю лезвия сильнее. Щелк-щелк-щелк. Так мелочно, по-ребячески, увлекательно. Звук ножниц успокаивает, как лист алоэ, приложенный к ране. Я вне себя, совсем озверела. Плачу; по лицу текут сопли, пока я режу глупые книги Дженни на мелкие кусочки.

Когда заканчиваю, оглядываю плоды трудов своих. Ха! На тебе, Дженни!

Представляю, как они с Адамом уютно свернулись на диванчике и делают вид, что за меня волнуются.

– Мне так стыдно, – шепчет Дженни.

– Ты ни в чем не виновата, – Адам целует ее в макушку.

До чего тошно. Спутаться с Адамом – гнуснейшее предательство. Могла бы хоть признаться. Я бы, может, поняла. А вот так узнать – это прямо пощечина. Роуз хотя бы имела на Уилла право. Сначала он принадлежал ей. И мы с Роуз, в общем-то, не дружили.

А тут… Дженни. Никогда, никогда ее не прощу.

Вот что случилось, когда Уилл бросил меня ради Роуз.

Я временно помешалась.

Небрежная фраза – «Ой, она помешалась!». Это не всерьез. Только не в моем случае – разум покинул тело и поселился в каком-то темном, пропитанном мочой переулке, полном разбитых бутылок и оберток от фастфуда. И в этой параллельной вселенной, когда Уилл съехал и перезапустил «Девичник» без меня, я надела злосчастное черно-белое платье из «Топшопа», заявилась в новенький блестящий офис Уилла в Сохо, протиснулась мимо охраны с Диланом в одной руке и сумкой с подгузниками в другой, ворвалась в зал для совещаний со стеклянными стенами и умоляла Уилла, по-настоящему умоляла, оставить меня в группе. А когда он отказал, я осторожно положила Дилана на пол, забралась на стол и вывалила из сумки четыре бутылочки со сцеженным грудным молоком, пока не вмешалась охрана.

Случилось это на заре эпохи телефонов с камерами. Кто-то успел заснять зернистое фото. Оно попало во все таблоиды. «Пусть му-узыка играет вечно». Поняли, да? Я напоминала корову. Проклятое черно-белое платье. В общем, после этого все узнали: я чокнутая. Карьере пришел конец.

С юридической точки зрения неясно, имел Уилл право возвращать группу без меня или нет. Однако он пригрозил взять полную опеку над Диланом, а мой срыв в зале для совещаний привести как доказательство моей неадекватности,