В доме лжи - Иэн Рэнкин

совещании Ролстон объявил группе, что это его последний год в полиции.

– Да и мой тоже, – прервал его тогда Ребус.

Ролстон впился в него взглядом.

– Поэтому мне нужны результаты. Не тянуть резину. Не сливать информацию СМИ. Никаких ударов в спину. Кто желает играть в политику – вас ждет парламент, он на этой же улице, только ниже. Это понятно?

Однако в группе и резину тянули, и шептались с избранными журналистами, и били под дых, раз уж в спину бить запрещено. Следователи так и не нашли общий язык, не стали семьей.

Ролстон поставил кружку на столик рядом с собой.

– Предположим, это он…

– Значит, будет расследование убийства, – констатировал Ребус. – Журналисты начнут раскапывать всякие старые истории, и нам придется заниматься ими заново. Тут-то его семья и выступит единым фронтом.

– В прошлом году его родственники меня уже атаковали. Ты слышал? – Ролстон посмотрел на Ребуса, тот кивнул. – Они считают, что все с самого начала было тайным сговором, а мы – его движущая сила. В итоге они добились официальных извинений от Главного.

– И его сразу после этого выкинули на заслуженный отдых.

– Он сказал, что мы проявили “ведомственное высокомерие” по отношению к их сволочным жалобам. Какая наглость…

– Однако никто так и не доказал, что следствие велось неправильно, – счел нужным заметить Ребус и, не дождавшись ответа, добавил: – Мать Блума описывали как вздорную особу, припоминаю.

Ролстон присвистнул.

– Мы просто наизнанку выворачивались – и ни слова благодарности.

– Скорее, наоборот.

– Я любил свою работу, но уходил все-таки с облегчением. – Ролстон помолчал. – А ты, Джон?

– Меня пришлось выволакивать силой. Но и потом я периодически возвращался, работал с висяками.

– А сейчас?

Ребус шумно выдохнул.

– Вышел в тираж. Похоже, таково общее мнение.

– Так зачем ты пришел?

– Просто группа в полной боевой готовности, я уже поговорил со следователями, и теперь они хоть немного, но знакомы с этой историей. Будут поднимать материалы дела и в какой-то момент упрутся в необходимость допросить семью… а также первую следовательскую группу. – Голос Ребуса увял.

– Мы снова будем защищаться. – Ролстон как будто рассматривал что-то за стенами комнаты. – Мне с самого начала казалось, что это дело из тех, которые рано или поздно унесешь с собой в могилу. В моем случае – рано.

Ребус не сразу, но все же спросил:

– Сколько тебе осталось?

– От шести месяцев до года. Говорят, я хорошо выгляжу, как раньше. Занимаюсь спортом, овощи ем… таблетки всякие принимаю. – Ролстон криво улыбнулся. – В жизни не курил, но тридцать лет был женат на курильщице. Представляешь? И вот чем все кончилось: вся эта срань явилась по мою душу. – Он взглянул на Ребуса: – Будешь держать меня в курсе? Дашь знать, как обстоят дела?

Ребус кивнул:

– Надеюсь, смогу.

– Они хотят похоронить нас. Такие, как мы, им не нужны. От нас несет старыми временами и старыми порядками.

– Ты упомянул о тайном заговоре с нами во главе… – Ребус поставил нетронутую кружку с чаем на ковер и поднялся. – На трупе, найденном в машине, были наручники. Что скажешь?

– Наручники?

– Экспертиза скоро установит, полицейские они или нет. Но если и полицейские, это не значит, что их на Блума надел именно полицейский.

– Чаггабуги?[2]

Ребус пожал плечами.

– Они с тобой уже связались?

– Были на похоронах Бет. Хотя на поминки не остались.

– Они еще служат?

– Ну, мы не особо разговаривали.

Ролстон встал, расправил плечи, вскинул подбородок. Но Ребус понимал, он просто знал: это все для вида. Человек, стоявший перед ним, страдал от боли, и боли этой явно не было конца.

– Я добросовестно делал свое дело, Джон. Я выкладывался по максимуму. Может быть, кое-кому этого показалось недостаточно, но если ты хоть как-то можешь… не дать им втоптать в грязь мою репутацию…

Ребус кивнул. Оба смотрели друг другу в глаза, и оба не знали, до конца ли они честны сейчас.

– Не только твою репутацию, Билл, – сказал Ребус.

Ролстон шагнул к Ребусу, и тот начал опасаться, что объятия неизбежны. Но вместо объятий последовало только похлопывание по плечу.

– Я тебя провожу, – тихо сказал Билл Ролстон.

Ребус наконец отыскал свободное парковочное место для “сааба”. Он был уже в нескольких шагах от своего обиталища на Арден-стрит, когда за спиной у него хлопнула дверца машины.

– А я уже думал – когда ты появишься?

– Можно к тебе подняться? – спросила Шивон Кларк.

– Надо выгулять Брилло.

– Тогда я составлю тебе компанию.

Ребус протянул ей руку; на пальце болталась связка ключей.

– Поводок висит в прихожей. Пакеты для какашек на кухне, в ящике под чайником.

Кларк взяла ключи.

– А в чем дело, старая гвардия? Ступенек слишком много?

– Не вижу смысла ходить по лестницам, если есть ноги помоложе.

Кларк отперла дверь квартиры и вошла. Она оказалась права: два марша безжалостных эдинбургских ступеней явно становились проблемой для Ребуса. Ему все чаще требовалось постоять на первой лестничной площадке – отдышаться или даже вдохнуть из ингалятора. Он подумывал, не продать ли эту квартиру и не купить ли взамен что-нибудь, где не надо подниматься. Квартиру на первом этаже с отдельным входом или домик. Может, и правда купить?

Брилло возбужденно лаял, пока Кларк вела его вниз, туда, где пса ждало изобилие образов и запахов.

– Медоус?[3] – спросила она, пытаясь вручить поводок Ребусу.

– Медоус. – Ребус шагал, сунув руки в карманы.

– У меня не очень получается с собаками, – предупредила Кларк, когда Брилло натянул поводок.

– Все у тебя прекрасно получается, – заверил ее Ребус.

Небо было чистым, температура чуть выше нуля. Мимо прошла группка студентов, ребята размахивали пакетами, в которых звенели бутылки.

– Твоей квартире не помешала бы уборка, – заметила Кларк.

– Предполагалось, что дальше кухни ты не пойдешь.

– Кухне не помешала бы уборка, – поправилась Кларк.

– Это что, предложение?

– У меня сейчас дел невпроворот. Но я подумала – может, Дебора…

– У нас с профессором Куант небольшой перерыв в отношениях.

– Хм.

– Нет, мы не поссорились. Я склонен думать, что это ты виновата.

– В чем?

– Ты ее слишком загрузила. – Ребус помолчал. – Этот твой Сазерленд, похоже, дельный парень.

– Пока жалоб нет.

– Вы первый день отработали, Шивон. Успеете еще облажаться. А как тебе остальная группа?

– Вроде неплохие люди.

– Тебе сейчас разве не надо сидеть в баре? Искать общий язык с новыми коллегами после рабочего дня?

– Джон, ты знаешь, зачем я приехала.

– И зачем же?

– Я хочу услышать всю историю целиком.

– По-твоему, я не все рассказал Сазерленду?

– Все когда-нибудь бывает в первый раз.

– И тем не менее я не солгал, ты уж поверь.