Горгона с пихтовой веткой - Марина Крамер

получив известий от гонца, Волокуша полетел в Гнилую Топь сам, и это значило только одно – там у него что-то важное, что-то, чем он дорожит и с чем не хочет расставаться. И это точно не подопечные его жены.

В Гнилую Топь въехали примерно через полтора часа. Это оказалась уютная деревенька с одинаково выкрашенными домами – белые стены, синие крыши. Заборов нигде не было, исключение составлял лишь двухэтажный дом с каменным первым этажом и деревянным вторым.

Тина мгновенно узнала эту манеру постройки – именно такой дом был у Прозревшей в Листвяково.

«Должен быть еще балкон… Хотя, наверное, не в этот раз – она же сама не показывается, все через проводника, а ему, видимо, такая сцена не положена».

Этот дом был единственным, обнесенным высоким забором и снабженным крепкими металлическими воротами.

– Вы были здесь раньше? – спросила Тина у полицейских.

– Нет, – признались те в унисон. – Мы сюда не заглядываем, здесь всегда тихо. Участковый приезжает раз в месяц, жалоб никто не подает, все спокойно, живут, работают – чего к ним лезть-то?

– Ясно… Значит, где тут у них батюшка живет, точно не знаете?

– Точно не знаем, но я думаю, что здесь, – показал пальцем на обнесенный забором дом старший из полицейских.

– Тогда останавливайтесь, пойдем сразу к главе, так сказать, – подытожил Добрыня. – Вы, ребята, особо на рожон не прыгайте, мы сами разберемся, вы больше по сторонам смотрите, хорошо?

– Поняли.

Они вышли из машины, и Добрыня решительно постучал кулаком в ворота.

– Кто там? – раздался скрипучий голос, и Вовчик мгновенно узнал хромого Игнатьича.

– Открывай, отец, мы к батюшке Ивану.

– Занят батюшка, гости у него.

– Ты меня не понял, что ли? Ворота открывай! – рявкнул Кущин, теряя терпение.

Ворота чуть приоткрылись, и Вовчик мгновенно вставил туда ногу, ухватился рукой за край и дернул на себя. Игнатьич, не удержавшись, вылетел на улицу, под ноги полицейским.

– Извини, отец, я не нарочно, – бросил Вовчик, направляясь во двор и попутно вынимая пистолет – оружие они привезли легально, оформленное как положено. Тина тоже вынула свой пистолет и приготовилась страховать мужа – это у них было отработано до автоматизма. Местные полицейские, глядя на них, тоже приготовили оружие и перестали выглядеть расслабленно – поняли, что происходит что-то серьезное.

Во дворе стоял внедорожник, обогнавший их по пути сюда, Вовчик быстро заглянул в салон, но там было пусто. Они поднялись на крыльцо, и в тот же момент дверь распахнулась, и раздался выстрел.

Тина отпрянула влево, Вовчик вправо, один из полицейских упал, но тут же поднял руку, давая понять, что с ним все в порядке. Второй быстро побежал за дом, прижимаясь к стене. Вовчик глазами показал Тине, что заходит, она кивнула, удобнее перехватила пистолет и напряглась. Кущин рванул внутрь, Тина – спустя секунду за ним и тут же увидела, как Вовчик ударом с двух рук в голову валит на пол молодого парня, из руки которого выпадает пистолет. Она быстро нагнулась и подобрала его, сунула за пояс джинсов.

В доме было тихо, как будто хозяева отсутствовали – комнату за комнатой Тина с Добрыней осмотрели первый этаж и двинулись по лестнице на второй. Там оказалось несколько комнат, и дверь ближайшей была чуть приоткрыта. Они замерли по обе стороны двери, переводя дыхание и прислушиваясь. Наконец Вовчик плечом ударил дверь и сразу ввалился в помещение, откуда сразу донесся мужской голос:

– Оружие на пол, быстро! На пол оружие, сказал! Ну! Я завалю его!

Тина сделала два глубоких вдоха и выдоха, зажмурилась, снова открыла глаза.

– Теперь сам на пол! – неслось из комнаты, и она, пока не услышала звук ложащегося на пол тела мужа, быстро выскочила из-за косяка и поймала на мушку стоявшего в углу комнаты Волокушина. В руке он держал пистолет, направленный в висок стоявшего на коленях перед ним Ивана Шлыкова – Тина узнала его по небесно-голубым, как озера, глазам, которые сейчас были полны страха.

– Оружие брось! – велела она, целясь точно в переносицу Волокушина.

– Ты еще откуда? – изумился тот. – А ну, тоже на пол! Иначе я ему башку продырявлю! – в подтверждение серьезности намерений он снова ткнул в висок Шлыкова пистолетом.

– А дырявь, – согласно кивнула Тина. – Он вообще никому не нужен.

Шлыков затрясся, рука Волокушина тоже загуляла, стараясь снова поймать висок удерживаемого, и Тина, быстрым движением сменив цель, выстрелила как раз в предплечье. Волокушин выронил пистолет, зажал руку и упал на пол. Вовчик не успел всего на секунду – Тина опустила пистолет и выстрелила Волокушину в грудь. Тот дернулся, вытянулся и затих, а Тина, бессильно осев на пол, закрыла руками лицо. Кущин осторожно забрал пистолет из ее руки, подобрал свой и волокушинский, упавший рядом с застывшим в ступоре Шлыковым:

– Отомри, батюшка Иван, ты выжил. Ей спасибо скажи, – он кивнул в сторону так и сидевшей на полу Тины. – Я бы не в него сперва стрелял.

Это, конечно, было не так, но Добрыня был зол и хотел как можно скорее отсюда убраться.

– Где твоя матушка?

– Ма… ма… – заблеял Шлыков, и Вовчику пришлось пару раз крепко врезать ему по щекастому лицу, заросшему бородой, чтобы привести в чувство.

– Ну? Где?

– В апартаментах… – пробормотал Шлыков, совершенно деморализованный всем, что произошло только что.

– Веди, ну, – Вовчик без церемоний поднял батюшку за ворот рубахи, поставил на ноги и коленом под зад подтолкнул к двери. – Тинка, тут посиди пока. Сержант, тебя где носило? – обнаружив на лестнице полицейского, упавшего во дворе, рявкнул Кущин. – Там труп, охраняй иди.

– Так чего его охранять? Не убежит, поди…

– Ну так ищи напарника, обыскивайте все тут! Пошли, батюшка, пока твоя резвая матушка опять куда не ускользнула, – подталкивая Шлыкова в спину, велел Вовчик.

По длинному коридору они прошли к лестнице, которая, как оказалось, вела на третий этаж – своеобразную пристройку в задней части дома, которую было не видно с улицы.

У лестницы Шлыков замешкался.

– В чем дело?

– К матушке в апартаменты без приглашения не входят… – пробормотал Шлыков.

– Да царь ты тут или не царь, я не пойму? Прояви, наконец, свою волю!

– Нельзя… нельзя то… матушка гневаться будет… – бормотал Шлыков, и Добрыня, устав толкать его, словно упирающуюся лошадь, отпихнул батюшку безо всякого почтения в сторону и пошел вверх по лестнице.

На третьем этаже оказалось всего две двери, и из-за одной из них доносился какой-то вой – у Вовчика даже волосы зашевелились. Он толкнул эту дверь и оказался лицом к лицу с Яной