Дочь за отца - Владимир Григорьевич Колычев

ничуть не вульгарная. Только вот синева под глазами подозрительная, зрачки сужены, реакция на происходящее заторможенная.

— Вы из милиции? — спросила она, с трудом сосредоточив взгляд на Степане.

— Несколько вопросов по поводу вчерашнего.

— Я не одна, — сказала Елкина, кивком указав в глубь квартиры.

— Пусть одевается.

— Она не раздета.

— Она?

— Наташа.

— Рыжова?

Елкина кивнула, распахивая дверь перед непрошеными гостями.

Квартира двухкомнатная, чистая, уютная, в гостиной на диване за журнальным столиком сидела девушка лет двадцати с толстым слоем косметики, который скрывал прыщи на лице. Лицо круглое, широкое, глаза большие, нос маленький. Взгляд такой же затуманенный, как и у Елкиной.

На столе две чашки чая на блюдцах, корзинка с печеньем, работал телевизор, подключенный к видео, Рыжова смотрела какой-то шумный боевик, не обращая внимания на гостей.

— Чаю? — спросила Елкина.

— Если вы не против, мы с вами попьем чай на кухне, а мой коллега в гостиной, с вашей подругой.

Маргарита провела Степана на кухню. И здесь все чисто, мойка свободна, только ложка с бурой накипью на ней. Степан осторожно взял, перевернул, так и есть: внешнее дно у ложки обгорелое. Он открыл шкаф, заглянул в мусорное ведро, а там два использованных шприца, распотрошенный фильтр сигареты, через который пропускался приготовленный в ложке раствор.

Степан ничего не сказал, но Елкина усмехнулась так, как будто он задал ей каверзный вопрос. Дескать, ей все равно, кто и что о ней думает.

— Ну так что, чай пьем? — спросил он.

Елкина кивнула, потрогала рукой чайник и зажгла конфорку под ним. Видно, вода в чайнике успела остыть, пока она с Рыжовой смотрела телевизор. За чашкой чая. И ложечкой героина.

— Я так понял, у вас сегодня выходной?

— Начальство разогнали, — усмехнулась девушка.

— Кое-кого еще и убили.

— Туда ему и дорога!

— А до этого убили еще троих. Ваших клиентов застрелили, — сказал Степан, кивком указав на Рыжову, которая находилась за стеной. — Этим чего пожелаешь?

— Хорошей встречи в аду!

Одно полушарие, казалось, диктовало Елкиной хорошее поведение, а другое — плохое. В ней жила и скромная девушка, и развязная оторва, и это не раздвоенное сознание, а скорее, две сущности единого целого. И обе в состоянии наркотического опьянения.

— Они вас обижали?

— Ну, было!

— Что было?

— Групповушку решили замутить… Вам это интересно? — спросила Елкина, провокационно глянув на Степана.

— Групповушка — это всегда интересно, если после нее убивают. Или в процессе?

— Что в процессе? Козлов этих убили?.. Я не знаю, кто их убил!

— Завтра будут готовы результаты экспертизы, если вдруг вы применяли клофелин, лучше скажи сразу, будет больше доверия.

— Да не было никакого клофелина!

— Может, наркота?

— Да нет, они только водку хлестали.

— А вы?

— Ну мы с Ташкой курнули слегка… Так легче, так не замечаешь.

— Чего не замечаешь?

— А когда трахают тебя и в хвост и в гриву…

— Насколько я понимаю, тебя никто не заставлял.

— Не заставлял?! Много вы знаете!

— Кто заставлял?

— Да какая уже разница?

— Вчера вас обидели, вы сбежали, я правильно понимаю?

— Ну да… Тинка сапог там оставила.

— А почему не пришла за ним?

— А зачем тогда сбегать? Чтобы вернуться? — Елкина удивленно глянула на Степана.

— Не возвращались?

— Нет!

— А Сказка с Авилой? Вы им говорили, что произошло?

— Темке сказали.

— А он сказал им?

— Не знаю… Он один был, без них.

— А деньги? Или клиенты с вами расплатились?

— Ну как расплатились… Я не знаю, что там на Сказку с Авилой нашло, они на этих наехать решили. На бабки думали развести, а они крутые. У них там на столе волына лежала. С глушителем. Сергей газетку поднял, а под ней пистолет. Ну Авила на задницу и сел!

— А пистолет какой?

— «Беретта».

— Разбираешься в оружии?

— Да не очень, но Сергей говорил, что его «Беретта» его никогда не подводила. Не то что наше русское бабье… Так и сказал. Мочить вас, говорит, всех надо!..

— Пьяный был?

— Да.

— Значит, Авила увидел пистолет и на задницу сел?

— Обломался, козел!

— Обломался, умылся, а тут вдруг такая возможность за обиду спросить появилась, да?

— Какая возможность?

— Ну, Сергей спит, Дима спит, Костя спит.

— Где они спят?

— Сейчас-то они в морге спят. А так они дома спали, у себя в кроватях. Вы ушли, а они спать завалились. Или сами по себе, или клофелин подействовал.

— И что?

— Как что? Они крепко спят, заходи кто хочет, убивай кого хочешь.

— Не знаю я ничего! И чем они там занимались, не знаю!

— Значит, Авил со Сказкой наугад поехали. Думали, шумно будет, заходят в дом, а клиенты ваши спят.

— Не знаю, куда они заходили.

— А они могли зайти?

— Понятия не имею. Нас Темка домой отвез, мы здесь до утра откисали. Не знали ничего.

— А Сказка с Авилой могли убить?

— Могли.

— Ты что-нибудь знаешь?

— Нет!

— Может, кто-то что-то говорил о том, что Авила со Сказкой бандитов залетных завалили?

— Да нет, не говорил никто. Не знаю я ничего!

— А сама не убивала?

— Я что, дура ненормальная?!

— Значит, «Беретту», говоришь, видела. С глушителем.

— Да.

— А когда вы убегали, пистолет где находился, там же, на столе?

— Да не помню… Этот придурок пистолетом нам угрожал! Я вам, говорит, во все места понатыкаю!.. Ну не урод!

— Пьяный был?

— В жесть!.. И Дима пистолет свой доставал. Тоже «Беретта», и тоже с глушителем. В два ствола, говорит, будем… Вот скажите, откуда такие уроды берутся?

— Уроды, — кивнул Степан. — Причем в стельку пьяные.

— Это точно. Сначала вроде ничего, ничего, а потом раз — и всех накрыло.

— Может, с водкой что-то не то?

— Не знаю, мне нормально было.

— Может, все-таки клофелин применили?

— Да нет, не было ничего такого!..

— А в шкафу зачем сидела?

— Кто сидел?

— Ты сидела.

— Кто вам такое сказал?

— Сидела?

— Дядя Слава сказал?

— Сидела в шкафу?

— Ну так сидела…

— От кого пряталась?

— От дяди Славы, а что?

— Он что, родителей твоих знает?

— Почему родителей?

— Может, он не знал, чем ты занимаешься, а увидел бы тебя, узнал. И родителям рассказал.

— Да знал он, чем я занимаюсь… — глянув в окно, вздохнула Елкина. — И родителей знал… Отца знал и маму… А что здесь такого?

— Да нет, ничего.

— Я же помню, как он к нам приходил. Смотрит на меня, улыбается, вырастешь, говорит, врачом станешь. А я правда врачом хотела стать… А потом перехотела… — Маргарита снова вздохнула.

Проституткой она стала и наркоманкой, о чем, конечно же, сожалела. Но не более того. Ни с тем она не пыталась завязать, ни с другим.

— Стыдно стало,