Секрет девятого калибра - Алексей Макеев

не спускай с нее глаз. Она что-то купила по пути сюда, но я не видел, что именно. Возможно, прихватила орудие убийства. У нее с собой спортивная сумка. Просто будь готов ко всему.

– Понял тебя. Но ее нигде не видно.

– Жди. Вот-вот будет.

Гуров поспешил к входу в главный корпус. Бегом поднялся по ступенькам, сунул охраннику под нос свое удостоверение. Тот с каменным выражением лица уступил дорогу. «И хорошо, и правильно, – думал Гуров, поднимаясь на третий этаж. – Успели. Слава богу, успели».

– Ты еще здесь, Стас?

– На линии.

– Ну что там?

– Никого.

– Не может быть.

– Она могла пойти другой дорогой, – предположил Крячко. – Через второй этаж. А там подняться на грузовом лифте, он в дальнем углу коридора.

– Оставайся на месте, – приказал Гуров, останавливаясь. – В любом случае она не пройдет мимо тебя. Главное, чтобы она ничего не заподозрила. А я проверю другой этаж.

Елизавета Ильинична сидела на краю больничной кровати и смотрела в окно, за которым так близко покачивались под вечерним ветерком усыпанные зеленой листвой ветки осины. Совсем недавно она точно так же сидела у себя дома и смотрела в окно, но на безоблачное бледное небо.

В палату зашел врач. Елизавета Ильинична снова удивилась тому, что такой молодой человек уже берет на себя смелость назначать лечение и ставить диагнозы. На вид ему было не больше тридцати. Почти как внуку Жене.

– С возвращением, – улыбнулся врач, не глядя на Елизавету Ильиничну. Все его внимание занимала ее медицинская карта. – А вы крепкая женщина.

Только теперь он поднял на нее глаза.

– Вы так думаете? – холодно поинтересовалась Елизавета Ильинична.

– Я это вижу, – указал на карту врач. – Как себя чувствуете сейчас?

– Спасибо, неплохо, – ответила Елизавета Ильинична и снова отвернулась к окну.

Врач взялся двумя пальцами за ее запястье, пошевелил губами.

– Отдыхайте, – удовлетворенно сказал он и вышел из палаты. Елизавета Ильинична брезгливо одернула рукав розового тренировочного костюма.

Она решила прилечь, но перед этим посетила туалет. Вымыла руки, вытерла их больничным полотенцем. Ее вещи тоже были здесь, в пакете из супермаркета. Только те, которые полиция разрешила взять с собой.

– Здравствуйте, Елизавета Ильинична, – прозвучал за спиной знакомый голос, и Лигунова вздрогнула, услышав его.

Она обернулась и, все еще не веря своим глазам, опустилась на кровать. Людмила сняла с плеча спортивную сумку и опустила ее на пол.

– Можно закрыть дверь?

– Нельзя, – ответила Елизавета Ильинична. – Здесь стараются держать двери открытыми даже ночью. Чтобы сразу услышать, если кому-то станет плохо.

Людмила села на соседнюю кровать, с сочувствием взглянула на Елизавету Ильиничну.

– Я думала, что мы больше не увидимся, – произнесла Людмила.

– Я тоже так думала.

– А у тебя здесь уютно. И за окном пейзаж красивый.

– Не до красоты, – прямо взглянула на нее Елизавета Ильинична.

– Ты права. Какая уж красота в больнице. Странно, но меня сразу же к тебе пустили. Только паспортные данные записали.

– Зачем ты пришла?

Людмила ткнула кулаком в подушку.

– Смотри-ка, даже белье чистое, – улыбнулась она. – Можно прилечь?

– Зачем ты пришла? – повторила Елизавета Ильинична.

– Пришла узнать, как твои дела.

– Ты знаешь как.

– Хотела убедиться сама, – с удовольствием произнесла Людмила. – Знаешь, а ведь это прекрасное место для того, чтобы здесь и остаться.

– Что?…

Людмила легко поднялась, подошла к двери, выглянула в коридор.

– И охраны нет, – резюмировала она. – С каких пор преступникам предоставляют такие привилегии?

Елизавета Ильинична не ответила. Знала, что ответа от нее никто не ждет.

– Молчишь, – пропела Людмила, снова опускаясь на соседнюю кровать. – И правильно. Я тебе благодарна за это.

– Я буду молчать и дальше, – с напором произнесла Елизавета Ильинична. – Буду, потому что обещала. Потому что виновата перед тобой. А ты цени то, что я для тебя сделала. Заметь – по собственной воле. Посмотрела на тебя, когда ты вся белая над трупом стояла, и поняла, что смогу. А ты бы не смогла поступить так же. Ты и сына себе вернуть не смогла.

Людмила слушала Елизавету Ильиничну, рассматривая свои красные кеды. Шнурки салатового цвета к ним совсем не подходили, но других под рукой не оказалось. Так и ходила.

– Ты думаешь, это я держала пистолет? – посмотрела Людмила на Елизавету Ильиничну. – Нет, дорогая, это не так. Все это было сделано твоими руками. Не надо отрицать очевидного – я не убийца. Все началось с тебя. Остальное – последствия. Подумай сама. Если ты отсюда не выйдешь, то не пойдешь по этапу. Как там раньше у вас в милиции говорили? «По этапу» ведь, да? Дело закроют, а потом забудут. Да и интересно это будет только тем, кто тебя знал. Остальные лишь пожмут плечами. Ты же сама оборвала все связи с людьми, о тебе мало кто помнит. Только Петя, я и Женька. Больше у тебя никого нет.

Елизавета Ильинична сидела, закрыв глаза. Она могла бы сейчас выйти в коридор и позвать на помощь. Могла бы сказать, что в Карину стреляла не она. Но Елизавета Ильинична была вдовой милиционера и когда-то сама работала в милиции. Она многое повидала в своей жизни и, видит бог, многим помогла. Она вырастила сына и внука. У нее железные нервы и до сих пор хорошая осанка. У таких, как она, учатся выживать. Их просто так не сломаешь. Самое сложное для них – проявление слабости и признание своего поражения. Елизавета Ильинична не может себе позволить такую роскошь. Людмила этого не увидит.

– Зачем ты пришла? – в третий раз спросила Елизавета Ильинична.

– Ну я же уже объяснила, – встрепенулась Людмила.

Она открыла сумку и вынула оттуда бутылку с клубничным напитком.

– Всего-то пол-литра. Специально выбрала с таким вкусом, чтобы тебе было легче. У тебя чашка есть? Наверняка найдется. Поищи, я подожду.

Елизавета Ильинична не шелохнулась.

– Мне нужно бежать, – с раздражением произнесла Людмила. – Давай, ищи, из чего выпить.