Рождество с детективом - Ольга Баскова

к ней травками лечиться. А некоторые от аптеки и вовсе нос воротят. Говорят: «Наука – в книгах, а здоровье – в природе». – Жидкость в первых двух колбочках после добавления порошков не изменила цвет. – А как может травница соперничать с фармакологическим прогрессом? Я некоторые лекарства из Парижа выписываю! А к ней ходят болезни и душевные раны лечить. Шарлатанство это все.

– А давно она онемела? – спросил Ленуар.

Аптекарь добавил очередной химикат в третью колбу, вино зашипело и пенкой поднялось до самого горлышка.

– Есть! – вскрикнул аптекарь, и сделал шаг назад. – В вино добавили… У Анны на пенициллин была аллергия. В вино добавили пенициллин!

– Значит, пенициллин вызвал у нее аллергическую реакцию, шок всего организма… А как туда могли добавить лекарство без шприца? У кого-нибудь в деревне есть шприцы, кроме вас? – спросил Ленуар.

– Нет… Насколько я знаю. Подождите, вы намекаете, что Анну отравил я?!

– Проверьте: у вас все шприцы на месте?

Николя поспешно открыл свою толстую, растрепанную учетную книгу, затем нижний ящик правого шкафа и пересчитал шприцы.

– Вроде все шприцы на месте, и с осени у меня их никто не брал.

– А кто купил последним?

Аптекарь еще раз полистал свою учетную книгу и ответил:

– Кажется, сама Анна Артман и купила. Она приходила тогда за лекарством, а заодно и шприц попросила большой. Сказала, что для отца.

– А за каким лекарством приходила Анна?

– От живота. Сказала, что крутит ее уже три дня, что-то съела не то, температура. У меня тогда все успокоительные капли для желудка закончились. На пенициллин у нее аллергия. Так она и ушла ни с чем. А шприц взяла. И после этого больше в аптеку не возвращалась.

Дом Артманов – Анны, Франка и их отца Мишеля – находился неподалеку от аптеки. Когда Ленуар постучался, ему открыл Франк.

– Это вы, мсье? Проходите. Папе совсем плохо… – Глаза у паренька опухли, а волосы теперь совсем топорщились в разные стороны.

Труп Анны лежал на обеденном столе все в том же свадебном платье. Отец сидел перед ней на сплетенном из лозы стуле и молча держал дочь за руку, словно не хотел ее отпускать в мир смерти. За окном снова пошел снег. Прохожие показывали на дом пальцами, поэтому Франк со злостью зашторил окна.

– Мсье Артман, я очень сочувствую вашему горю, – тихо сказал Ленуар. – Но нужно выяснить, кто отравил вашу дочь.

Услышав эти слова, Мишель Артман вздрогнул и с испугом посмотрел на непрошеного гостя.

– Ее отравили вином, которое вы открыли. Вы не помните, кто поставил эту бутылку на стол?

– Анну отравили? Будь они прокляты! – вскрикнул Франк.

– Кто «они»? – спросил Ленуар.

– Все жители этой деревни! С тех пор как мы сюда приехали, нас преследуют одни несчастья! Папа, я же говорил, что нужно было остаться в Дьеппе!

– Прекрати! Прекрати, слышишь? – Слова сына будто пробудили Мишеля Артмана ото сна. – Катрин и Анну этим не вернешь.

Ленуар вопросительно посмотрел на сломленного горем Франка. Тот снова взъерошил волосы и сказал:

– Катрин – это мама. Она умерла еще прошлой зимой от пневмонии. От здешнего холода. Мы переехали в Бург-Ден полтора года назад, когда папа получил здесь работу сельским учителем. У него всего три класса ребят. Сначала мама, а теперь Анна… Что же нам теперь делать, а, отец?

– Замолчи! – крикнул Мишель Артман. – Не люди виноваты, а я… Что Катрин не уберег. Прошлой зимой у аптекаря лекарства против воспаления закончились, дороги замело, у Катрин жар начался. Только Мари-Ноэль ей помогла своими травяными отварами. Но я учитель! Как на меня посмотрели бы все жители деревни, если бы я позволил и дальше Мари-Ноэль приходить в наш дом? Деревенской травнице, которая цветочками да отварами лечит? Я же сам преподаю точные науки и основы естественных наук. Решил ждать, пока привезут лекарства в аптеку, а жене стало совсем плохо… Так и не дождался, умерла Катрин. Может, Мари-Ноэль на этот раз решила отомстить мне за неверие в силу трав. Она же все про них знает: какая травинка живая, а какая несет смерть.

– Если это так, я убью старую ведьму! – вскричал Франк. – Она за все заплатит!

– Молодой человек, а вам не кажется, что смертей на сегодня уже достаточно? – заметил Ленуар. – Расскажите мне лучше, как относились к Анне Мормиши?

– Симон влюбился в нее без памяти, – сказал Артман-отец. – Ходил за ней с этой осени, проходу не давал. Сначала я был против их брака: Анна училась в городе, а Симон даже деревенскую школу не окончил, он ей не ровня. Но потом она меня уговорила, и я дал им свое родительское благословение.

– И это всё? – встрял Артман-младший.

– Франк, прекрати! – поднял на сына голос Мишель.

– Папа забыл сказать, что…

– Замолчи!

– Нет, ты же сам сказал, что Анну все равно теперь не вернешь, так что больше покрывать Мормишей мне незачем, – с горячностью продолжил Франк. – Покажи ему, покажи палочки!

Франк подошел к письменному столу и вытащил оттуда десяток тонких деревянных па- лочек.

– Отцу уже полгода жалованье задерживают. Мы в этом городе погрязли в долгах по самое горло. Смотрите, смотрите, сколько мы должны Мормишам! – Франк протянул деревяшки Ленуару.

В сельских булочных часто за хлеб платили в долг. Каждый раз, когда пекарь выдавал очередную буханку клиенту, он ставил зарубку на своей палочке и такую же зарубку на палочке клиента. За хлеб полагалось платить раз в неделю или раз в месяц. Тогда пекарь ломал палочки с зарубками и заводил новые. По количеству целых палочек выходило, что Артманы задолжали в булочную примерно за полгода, а это большая сумма…

– Но вы же не ели один хлеб? Почему вы так злитесь на Мормишей?

– Симон, когда начал ухаживать за Анной, сказал, что пока мне не выплатят жалованье, я могу брать в долг в овощной лавке и в мясной и чтобы все записывали на его имя, – развел руками Мишель. – Ей-богу, я был против их брака! Но Анна уговорила меня.

– Она любила Симона? – спросил Ленуар.

– Этого самовлюбленного типа? – снова вмешался в разговор Франк. – Как она могла его любить? Но что поделать, когда мы у них в кабале уже полгода ходим? Да и приданого у Анны было кот наплакал. Сказала, что стерпится, мол, слюбится.

Мишель не выдержал и беззвучно заплакал. Сын сел рядом с отцом и с горячностью подростка заговорил:

– Пап, я больше не дам нас в обиду. Я все им отработаю, и мы уедем из этой чертовой деревни!

– Франк, скажите, а зачем Анне