Ричард Касл - Жестокая жара

Последовала пауза, долгий приступ кашля, затем бесплотный голос произнес:

— Впустите ее.

Полицейский неуверенно переводил взгляд с посетителей на занавеску — он не был готов к такому повороту дела. Наконец он еще раз взглянул на удостоверение Никки, вернул его и отошел в сторону, давая им дорогу. Когда они вошли в палату, Хит услышала, как policier говорит с кем-то по рации — наверняка связался с начальством, чтобы снять с себя ответственность.

Открывшаяся за занавеской сцена живо напомнила Никки февраль этого года в больнице Святого Луки-Рузвельта, когда опасно раненный Рук цеплялся за жизнь. Тайлер Уинн, хрупкий старик, лежавший на валике, который приподнимал левую сторону его тела, смотрел на нее затуманенным взглядом из-под полуприкрытых век. Наконец ему удалось изобразить на сухих, потрескавшихся губах подобие улыбки.

— Боже мой, — пробормотал он. — Я смотрю на вас… И мне кажется, что я умер, отправился на небо и встретил дорогую Синди, — затем он с несчастным видом подмигнул. — Но я ведь еще жив, да? — Он рассмеялся, однако смех вызвал долгий приступ мучительного кашля. Жестом призывая посетителей не волноваться, Уинн подождал, когда приступ пройдет, и вдохнул кислород из прозрачной трубки под носом. — Садитесь, пожалуйста.

В палате был только один стул, и Рук пододвинул его к кровати для Никки, стараясь не задеть пучок кабелей, тянувшихся из-под простыней Тайлера к рядам мониторов. Она кратко представила Рука, пока тот пробирался к подоконнику, где и устроился.

— Журналист, — произнес больной. — Верно. Прошу прощения за то, что лежу. — Он на несколько мгновений поднял руки, утыканные иглами капельниц. — Три пулевые раны и больное сердце — плохое сочетание.

— Обещайте, что скажете нам, когда устанете, и мы сразу уйдем, хорошо? — попросила Никки.

Тайлер Уинн лишь улыбнулся:

— Только посмотрите на все эти агрегаты. Французы так любят из всего делать грандиозный спектакль, правда? Кулинария, кино, секс-скандалы, les hopitaux.[96]Медицина в этой стране практически достигла совершенства, но прежде, как мне рассказывали, врачи оперировали без анестезии. Даже рук не мыли. Так что, думаю, можно считать, что мне повезло. — Он повернул к Никки лежавшую на подушке голову и пристально посмотрел на нее. — Наверное, все говорят вам, что вы копия матери?

— Постоянно. Для меня это комплимент.

— Значит, вы это знаете. — Он еще какое-то время смотрел на нее. — Я слышал, как вы говорили моему личному жандарму, что расследуете убийство.

— Да, я работаю в полиции Нью-Йорка.

— Я читал ту статью. — Раненый взглянул на Рука, приподняв бровь. — Похоже, что вы получили не только славу автора, но и кое-что еще, молодой человек.

— Я не жалуюсь, — ответил тот.

Никки нужно было обсудить со стариком столько вещей; получить ответы на столько вопросов, заполнить столько пробелов в своих представлениях о жизни матери. Были и такие вопросы, которые она боялась задавать. Но один взгляд на больного сказал ей, что визит будет недолгим. Она решила начать с самого главного — с того, что имело отношение к делу. Возможно, это было жестоко, но она прежде всего занималась расследованием. Хит практически всю жизнь приходилось отодвигать свои личные желания на второй план. Нужно подождать до следующего раза, сказала она себе.

— Мистер Уинн, — начала Никки, но он перебил ее:

— Тайлер. Или дядя Тайлер. Ваша мама называла меня так.

— Хорошо, Тайлер. Судя по тому, что ваша палата охраняется, полиция еще не нашла преступника. Вы кого-нибудь подозреваете?

— Мир сходит с ума. Даже в Европе огнестрельное оружие теперь чуть ли не у каждого.

— Вас ограбили?

— Нет. Мой золотой «ролекс» остался при мне. Если, конечно, его не стащил ночной санитар.

— Вы видели нападавшего?

Он покачал головой и сказал:

— У вас такое же выражение лица, как и у полицейского инспектора, который допрашивал меня. Извините.

Рук со своего подоконника подал голос:

— Когда это произошло?

Старик поднял глаза к потолку.

— Дайте подумать… Я несколько дней пролежал без сознания, так что события несколько смешались в голове, понимаете? — Рук понимал. — На прошлой неделе, поздно вечером во вторник. А что?

Хит и Рук переглянулись, осознавая важность этого сообщения. Если учесть разницу в часовых поясах, получалось, что на следующий день убили Николь Бернарден.

— Я просто собираю факты, — ответила Хит, решив пока не упоминать о втором убийстве. — Как это произошло?

— Рассказывать особенно нечего. Я возвращался домой после вечернего сеанса «Девушки с татуировкой дракона» в кинотеатре «Гомон-Патэ». Въехал в подземный гараж, вышел из машины и сразу же услышал за спиной три выстрела; упал на бетонный пол, кто-то побежал прочь. Я потерял сознание и очнулся в этой палате.

Никки постаралась незаметно вытащить свой журналистский блокнот на спирали и кратко записала информацию. Она задала раненому вопросы, которые долгие годы задавала потерпевшим при подобных обстоятельствах. Не угрожали ли ему в последнее время? Нет. Не было ли проблем в бизнесе? Нет. Ревность со стороны женщины?

— О, за это я многое бы дал, — усмехнулся Уинн.

Когда стандартные вопросы закончились, она выпрямилась, постукивая кончиком ручки по губе.

— Однако могу сказать, что после кино я выпил несколько коктейлей. Возможно, на дороге я был невнимателен и разозлил какого-нибудь водителя, — звучало это неубедительно. Ни он, ни она не верили в подобную возможность; более того, у Никки возникло чувство, что Уинн намеренно старается увести разговор в сторону и закрыть тему нападения.

— А вы не думаете, что вас заказали? — вступил Рук.

Сначала Хит хотела упрекнуть журналиста за слишком откровенный вопрос, однако, заметив признаки волнения на лице Тайлера Уинна, передумала.

— Прошу прощения?

— Заказное убийство. По-моему, именно тот случай. Вас хотели ликвидировать. Но зачем кому бы то ни было устранять вас, так сказать, раз и навсегда?

Рук намеренно перешел на дешевый жаргон шпионских романов. Никки пришлось уступить ему ведущую роль в беседе, и он играл ее превосходно: держался выбранной линии, но в то же время старался не загонять человека в угол. Он говорил намеками, как бы давая понять: я все знаю, вы все знаете, и нам не нужно лишних слов.

— Это было бы очень странно, мистер Рук, — ответил Тайлер, однако не пытаясь ничего отрицать.

— Для международного инвестиционного банкира, — подчеркнул Рук. Видя, что Уинн согласился подыграть ему, журналист продолжал: — Итак, нанимать киллера для убийства обычного инвестиционного банкира — нечто из ряда вон выходящее.

Они обменялись долгим взглядом, который походил на могучее рукопожатие двух противников, игру, в которой слабый сдается первым. Тайлер Уинн отвел глаза.

— Капрал Бержерон, — окликнул он охранника. Когда полицейский появился из-за желтой занавески, больной сказал: — Я хотел бы поговорить со своими друзьями без свидетелей. Вы не могли бы найти вазу с водой для этих цветов? И закройте, пожалуйста, дверь в коридор.

Полицейский помедлил, но затем подчинился.

Тайлер Уинн прикрыл глаза и некоторое время размышлял о чем-то; в палате стояла такая тишина, что было слышно негромкое ритмичное попискивание датчика. Рук и Никки даже подумали, что старик уснул. Но внезапно он открыл глаза, откашлялся и начал свой рассказ:

— Я собираюсь поделиться с вами своей историей потому, что она касается не только меня, но и вашей матери.

Никки почувствовала, как сердце забилось сильнее. Она не осмелилась произнести ни слова, лишь кивнула, предлагая ему продолжать.

— Поговорив с вами несколько минут, Никки, я могу сказать, что вы умеете хранить тайны. Кроме того, сейчас, когда я одинок и лишился своей… инфраструктуры… которая могла бы защитить меня, у меня нет причин заблуждаться насчет своих бывших хозяев и дальше оставаться им верным.

После слова «тайны» Хит закрыла колпачком ручку и сложила ладони на блокноте. Журналист сидел неподвижно, скрестив руки на груди, и ждал, пока старик нарушит тишину.

— В течение многих лет, когда я был еще молод и мог принести больше пользы… — Уинн помолчал немного, собрался с силами и преодолел последний барьер. — Я служил своей стране на, так сказать, невидимом фронте. Грубо говоря, был шпионом. Работал на ЦРУ.

Рук засопел и заерзал на месте, затем успокоился и положил ногу на ногу. Уинн, слегка повернув к нему голову, продолжал:

— Вы, без сомнения, об этом уже догадались. Еще одна причина перестать прикидываться. Ведь шпионская работа именно в этом и состоит — в притворстве. Мы рыцари не столько кинжала, сколько плаща. Мы сочиняли себе жизнь и жили этим. Да, вы правы, легенда об «инвестиционном банкире» обеспечила мне в Европе превосходное прикрытие. Более того, она дала мне доступ в места, где следовало собирать информацию. Деньги лучше всего помогают открывать некоторые двери, и никто при этом не задает лишних вопросов.