Памятка убийцы - Алексей Викторович Макеев

– Я уже связалась с ним. Игнат сказал, что я могу жить сколько нужно в квартире, если не буду вам мешать при этом.

– Нет, наши эксперты уже собрали все отпечатки и все, что нужно. Но все же постарайтесь осмотреться, если заметите, что что-то пропало, сразу позвоните.

Гуров говорил еще какие-то привычные обязательные фразы, но ловил себя на том, что делает все это фоном. Мысли шли в какую-то другую сторону. В сторону набережной и Ленивки.

Сыщики попрощались с Жанной и вышли из подъезда.

– Ну и что дальше? – поинтересовался Стас.

– Знаешь, давай пока в Главк вернемся, – предложил задумчиво Гуров. – А там видно будет. Может быть, наши эксперты что-нибудь интересное нароют. Может, еще что всплывет. Неплохо бы глянуть, не попадались ли по Москве подобные постановочные случаи в последнее время. Дальше… Наведаться в ее старую квартиру. Вдруг кто-то спрашивал про Афанасьеву.

– Принято, – согласился Крячко, и они вернулись в Главк. Поднялись в кабинет, и Гуров снял трубку городского телефона, собираясь позвонить в архив. Но вернул ее на рычаги и задумался.

– Не можешь выбрать, какие именно дела из прошлого хочешь посмотреть? – понимающе спросил Крячко, который не первый год работал с Гуровым и порой умел угадать мысли напарника.

– Не могу, – согласился Гуров. – Сам понимаешь, эта странная записка, адресованная мне как Льву Гурову – не полковнику Главка, не оперативнику, а по имени, – имеет значение. И не тебе адресована, не генералу Орлову…

– Ну да, – не стал спорить Крячко. – Явно привет из прошлого. Кто-то из тех, кого твоими молитвами за решетку упекли?

– Или так, или их родственники. А может быть, и некто, кто решил, что я плохо работаю, – хмыкнул Лев Иванович. – Ну да ладно, разберемся.

– А еще это может быть ложный след, – пожал плечами Стас. В ответ на вопросительный взгляд друга пояснил: – Смотри, кто-то убивает старушку-балерину по собственным мотивам. Мало ли, девчонка на ее занятиях ногу сломала и в балет не попала, или кому-то она помешала, или… А чтобы нас с тобой запутать, сует в руку записку.

– Рискованно, – пожал плечами Гуров. – Для этого надо знать меня и то, чем я занимаюсь как минимум. Сам понимаешь, законопослушным гражданам личность полковника Гурова неизвестна. К тому же ко мне, можно сказать, обратились – и я докопаюсь до истины. Так что, Стас, скорее всего, это все же намек на прошлое.

Напарники помолчали. Гуров перебирал в памяти дела, которые могли бы дать ответ на эту новую загадку.

– Странно, что Орлов нас еще не вызывает к себе, – заметил Крячко, отвлекая полковника от размышлений. Дел в его прошлом накопилось изрядно, и перебирать их можно было долго.

– Он сегодня с утра у начальства отдувается. Сказал, что появится после обеда. Давай так, я поехал на Ленивку, проведу разведку на местности, а ты поторопи экспертов. Пусть выясняют, отчего умерла наша балерина. Позвони, как что-то узнаешь.

Крячко улыбнулся:

– Удачи.

Гуров вышел из кабинета и быстро пошагал по коридору Главка.

– Лев Иванович, вы меня забыли! – долетел до него крик.

Полковник приложил все усилия к тому, чтобы не закатить глаза. Стажер.

Стажер Вова был их страшным сном и наказанием, которое… Да не совершали они с Крячко таких грехов, чтобы к ним приставили Вову. Орлову его «навязали» – кто-то сверху настоятельно попросил, чтобы молодой человек был приставлен к работе их отдела. Первый месяц Вова держался. Он старался помогать, внимательно слушал, что ему говорят старшие, и даже каким-то образом смог создать впечатление, что не просто слышит, но еще и понимает, о чем речь. Но потом оказалось, что все слова он просто пропускал мимо ушей. Работать Вова не любил. Вернее, так. Он любил работать там, где у него был шанс выслужиться и получить одобрение начальства. Все остальные задания интересовали его постольку-поскольку. Плюсы от него были только в том, что на стажера удавалось свалить очень муторную работу, от которой оба сыщика готовы были лезть на стену. Вова разбирал бумаги, сортировал фотографии, подшивал дела перед сдачей в архив, бегал по кабинетам. Но в этом деле он проявил странную активность. И так как Орлов просил брать этот «подарок судьбы» с собой везде, Гуров только вздохнул.

Довольно давно профайлер Главка Дягилев на сабантуе в честь своего дня рождения прочитал краткую и интересную лекцию о том, что походка человека, если она не связана с физическим недугом, может очень много сказать о его характере. Гуров и Крячко, это, кстати, многие замечали в Главке, ходили быстро и почти беззвучно. Генерал Петр Николаевич всегда громко топал. Как будто заранее хотел предупредить о том, что он идет. Но тем не менее если он шел не к себе в кабинет, а, например, хотел навестить кого-то из своих подчиненных, то подходил совершенно беззвучно. Видимо, все в Главке приобретали такую привычку. Стажер ходил очень интересно. «Как робот-раздрыга», – как-то раз метко охарактеризовала его походку Верочка, бессменный секретарь генерала Орлова. Пожалуй, более метко описать эту походку было нельзя. Вова ходил, выгнув корпус вперед, а руки свесив назад, и при движении они свободно болтались в разные стороны.

Дягилев был уверен, что парень ходит так специально. Как будто хочет изобразить из себя что-то или кого-то. Либо привлекает внимание, либо, напротив, отвлекает.

Не обращая внимания на крики стажера, Гуров подошел к машине. Догонит. Странная штука – человеческая память. Лев никак не мог вспомнить, почему ему знакома эта балерина. Может быть, что-то было на Ленивке, в конце концов, через его руки проходило огромное количество дел. Действительно огромное, и он имел полное право не помнить. Но все равно память подкидывала улики. Это были не воспоминания, а скорее ощущения. Запахи, цвета, звуки. Лев ловил себя на том, что в квартире балерины он как будто уже был. Значит, нужно ехать на Ленивку и порасспрашивать соседей. Почему переехала Наталья Александровна? Вряд ли там дело только в деньгах. Или, как там Жанна сказала, в том, что ее наставнице надоел вид из окна. Может быть, он вспомнит уже на месте. Стажер непрестанно что-то говорил, но и Крячко, и Гуров привыкли воспринимать его слова скорее как какой-то фон. Парень постоянно пытался привлечь внимание какими-то глупыми, слишком избитыми шутками, которые казались смешными только одному ему, предлагал послушать попсу, от которой все уже давно устали, и еще он все время жаловался. Гуров отмечал это машинально, как если бы ставил галочки в личном деле. «Любит жаловаться». «Любит дешевый одеколон». «Слушает