Пончиковый легион - Джо Р. Лансдейл

и забавно, A – еще лучше, а D – просто потрясающе. C оказалась тоже чертовски хорошей. В конце концов мы проделали даже и F. На десерт.

30

Я лежал на спине, рука Скрэппи покоилась на моей груди. Скрэппи спросила:

– Мы по-прежнему друзья или как?

– По мне, так все прошло очень даже по-дружески. Особенно в части F. Хотя думаю, что в целом предпочитаю B.

– М-м-м, – протянула она, – мне нравится, что у тебя на груди волосы.

– Не слишком модно по нынешним временам.

– И еще нравится, что ты не бреешь лобок. Я, кстати, тоже.

– Думаю, ты в курсе, что я заметил.

– И твой нос идеально туда вписывается.

– Может, он был спроектирован специально для этого.

Ее начала одолевать дремота. Я лежал не шевелясь, пока она не заснула, а чуть погодя повернулась на бок и прижалась ко мне теплой попкой. От этого в голове моей зашевелились мысли, для реализации которых я чувствовал себя слишком уставшим. Наши занятия любовью были настолько интенсивными, что у меня чуть не лопнули почки.

В висках запульсировала боль. Я выбрался из постели, накинул халат и влез в тапочки. В ванной проглотил горсть тайленола. Помочился в унитаз. Вымыл руки и попытался разглядеть свою физиономию в зеркале. Темнота не позволила. Свет включать я не хотел – слишком уж болела голова.

Я решил глотнуть свежего воздуха. Вышел на веранду, но на этот раз уселся на ступенях, спускавшихся к подъездной дорожке. Было очень холодно, но я все равно оставался на крыльце. Сидел и смотрел на тягач Скрэппи с маленьким кемпером. Голова болела так жутко, что даже призрачный свет луны и звезд иголочками вонзались мне в мозг.

Я прищурился. И тут волоски на моей шее встали дыбом, а кожа покрылась мурашками.

Она села рядом со мной. В смысле – Мэг. Я даже услышал запах ее духов – едва уловимую нотку сырой земли. И внутренне содрогнулся.

Она пришла в тех же шортах, что и в прошлый раз, высоких белых носках и белых теннисных туфлях. Села и положила руку мне на ногу. Я не почувствовал. И не повернулся, чтобы взглянуть на нее.

– Ты нашел себе кого-то, – проговорила она.

– На эту ночь.

– А может, дольше?

– Не знаю. Я говорил ей, что думаю о тебе. Приврал чуток. Не сказал, как много.

– Да все нормально, Чарли. Нужно оставить прошлое позади.

– Ну ты-то так и сделала, верно?

– Именно. Сделала. В моем случае это было ошибкой. Скажи, что́ ты на самом деле чувствуешь к ней?

– Она мне нравится. Хочу, чтобы нравилась еще больше. Я даже не против полюбить ее. Но я все еще люблю тебя.

– Я того стою.

– Это так. Мне вдруг вспомнилось, как ты нашла лужу, полную головастиков, заставила меня поехать в город, купить сачок и ведерко для наживки, вернуться, вычерпать их всех, отвезти к озеру и выпустить в воду.

– Так лужа высыхала. Они бы не выжили.

– Именно такие вещи мне вспоминаются, когда думаю о тебе.

Мэг никак не прокомментировала мои слова. Где-то в лесу, у пруда, жалобно заквакала лягушка. Может, лягух загулял где-то на берегу, а жена не позволяет ему вернуться в воду.

– Так что там такое с омлетами? – спросил я.

– Берегись их.

– Ты сегодня на машине?

– Меня принес ветер.

– Так нет никакого ветра.

– Меня принес ветер, Чарли. Ты продолжишь меня искать?

Очень трудно дались мне следующие слова, но я все же спросил:

– Ты умерла?

– Не знаю.

Все это время я не решался взглянуть на Мэг, но теперь все же повернул голову, чтобы посмотреть ей в лицо.

Рядом никого не оказалось.

* * *

Да, до сих пор ветра не было, но теперь появился. Он взъерошил мне волосы, заиграл полами халата, и я почувствовал, что стало еще холоднее. Решив, что достаточно надышался, я тихо зашел в дом, запер дверь на веранду и вернулся в постель. Спящая Скрэппи была такой теплой… Я прижался к ней.

Как и Мэг, она приятно пахла. Только Мэг пользовалась духами. А Скрэппи пахла мылом и водой. Я уткнулся носом в ее волосы. Немножко не такой аромат, как у всего остального. Совсем чуть-чуть иной. Шампунь. Травяной.

Господи. Неужели мне действительно явился призрак Мэг? Если так, то она наверняка мертва. Или же у меня чертовски сильные галлюцинации.

Она прикоснулась ко мне, а я ничего не ощутил.

Я закрыл глаза. Я чувствовал, как движется Земля. Я чувствовал, как содрогается небо и перераспределяются, меняя свое положение, звезды. Я чувствовал, как в голове моей медленно тает боль и, словно растворяясь в кровати, стекает на пол и впитывается в землю, как дождевая вода. Она оставляет меня, уходит, течет вниз, вниз…

Когда я открыл глаза, утренний свет уже проникал сквозь щель между штор спальни. Обычно я держал их плотно закрытыми. Но вчера раздвигал, а задернуть забыл. Желтый утренний свет был так же хорош, как кусочек отличного сыра.

Скрэппи продолжала уютно посапывать рядом. И это тоже было хорошо.

31

Я не стал сообщать Скрэппи о том, что нынче ночью говорил с Мэг. Я решил, что Скрэппи нужно для начала спокойно переварить информацию о первом разговоре: а то вдруг, узнав о втором, она возьмет да сбежит, пока я чищу зубы.

Бо́льшую часть утра мы провели, пробуя разные буквы алфавита, не попавшие в первый список, и к тому времени, как выдохлись, поняли, что смертельно проголодались.

После позднего безомлетного завтрака Скрэппи, сидевшая за столом в моей рубашке на голое тело, скрестила ноги и сказала:

– Думаю, нам все же надо пообщаться с полицией Мэйтауна – как встревоженным гражданам. Даже если от них толку мало, все начинается там, согласен? Мы не узнаем, что они собираются или не собираются делать, пока не поговорим с ними. Информация, которой мы располагаем, проистекает из множества слухов и инсинуаций.

Я сидел в трусах-боксерах и дешевой желтой футболке с изображением черной собаки. Футболку я купил потому, что деньги от продажи шли в приют для животных.

– Последний раз я общался с копами Мэйтауна, когда мы с Феликсом сидели в камере их участка, – сказал я. – И у меня, знаешь, не сложилось впечатления, что наше общество пришлось им по душе. Кабы не Черри, нам с Феликсом светило бы обвинение во взломе и проникновении, и, возможно, к настоящему моменту мы уже готовились бы стать подружками какого-нибудь серийного убийцы в