Все матери ненавидят меня - Сара Харман

Стучу к Адаму, и он сразу открывает, пахнущий мятным шампунем после душа. На нем темные спортивные штаны, а белая футболка с V-образным воротом красиво обтягивает мускулистую грудь.

– Фло! – говорит Адам с улыбкой. В квартире включен телевизор; через открытую дверь доносится маслянистый запах сосисок и яичницы-глазуньи. – Как раз вовремя. Я тут готовлю. Заходи.

Не была здесь целую вечность, с тех пор как съехала Марта. Обычно мы видимся в моей квартире – у меня хотя бы есть сад за домом и мебель, на которой хочется посидеть. Адамову половину дома купил в конце девяностых его отец, начальник полиции (подозреваю, для интрижек на стороне), и с тех пор ее ни разу не ремонтировали. На кухне сплошь старые дубовые шкафы и стены цвета выцветшей магнолии. Большую часть кухонного стола занимают баночки с креатином в порошке. На стене еще висит вдохновляющая цитата Марты из «Инстаграма»: «Жизнь – чистый холст, разрисуй его мечтами». Справедливости ради, здесь безупречный порядок. Все поверхности вычищены до блеска.

– Обалдеть, чувак. Уборщицу завел?

– Нет, Марта была чуть-чуть неряха. По-своему неплохо, что она ушла. Хоть в чистой квартире поживу.

– Хм.

Не замечала в Марте особой нечистоплотности. С другой стороны, мы с ней не дружили. Наше общение сводилось исключительно к обмену любезностями о погоде всякий раз, когда мы сталкивались на дорожке перед домом. Однажды она постучалась на Рождество и вручила мне завернутый в упаковку «личный дневник, вдохновленный книгой-бестселлером «Тайна». Я ей ничего не покупала и просто сунула бутылку просекко прямо из холодильника, хотя Марта вроде как не пила.

– И кастрюлю тебе оставила? – любопытствую я, глядя на пастельно-розовую посудину с претензией на стиль, в которой булькают печеные бобы.

Адам пожимает плечами.

– Да. Наверное, слишком тяжелая, чтобы тащить обратно в Польшу.

Сажусь за стол, пока Адам раскладывает по тарелкам еду. По телевизору репортер «Скай ньюз» в кожаной куртке стоит у болота и повествует о «полемике», возникшей после того, как водохранилище предложили осушить для поисков Алфи, а экологи выступили против, так как решение угрожает миграции птиц.

Адам ставит передо мной тарелку с едой и показывает на телевизор.

– С ума сойти, да? Столько суеты из-за богатенького ребенка, – удивляется он, качая головой.

Молча киваю. Нет настроения для его речей о всеобщем равенстве.

– Не работаешь сегодня? – пытаюсь сменить тему я.

– Ага, – доносится его голос с кухни. – Иду в спортзал. Ногами займусь.

– До сих пор участвуешь…

Адам возвращается с банкой соуса.

– В кроссфите? Да. Много соперников намечается. Скорее всего, меня не будет несколько дней.

Он ставит соус на стол и жестом предлагает поесть. Я смотрю в тарелку, водя вилкой по яйцам.

– А как твое, м-м-м, расследование? – спрашивает Адам, отправляя в рот полную ложку фасоли.

Стискиваю зубы.

– Не очень, откровенно говоря. Ни одна версия не подтвердилась. Теперь Дженни на меня злится.

Он съедает еще ложку и хмурится.

– Как можно на тебя злиться?

Закусываю губу. Уж он-то знает: на меня не злятся только те, кто надеется со мной переспать.

– Думает, ты не стараешься?

– Стой, ты с ней разговаривал или…

– Нет, точнее… Столкнулись вчера в «Нандо».

Внутри что-то щелкает – лишний синапс между нейронами, наверное. От удивления.

– Что?

– Хорошее кафе! В блюдах много белка, легче набрать массу.

– Я не про то. Зачем ты встречался с Дженни?

– Ой, да ладно! Поели курицы, и все, – он протягивает мне блюдо. – Помидорку?

Качаю головой.

– Это ничего не значит, Фло.

Вообще-то, значит. Может, Адам и не мой парень, зато мой запасной вариант. Его внимание, помощь, преданность принадлежат мне. Я на них полагаюсь. И все же подавлю ревность – я пришла не просто так.

– Мне нужна твоя помощь.

Адам прищуривает круглые голубые глаза.

– Какая?

– Показать Дженни, что я тоже стараюсь, не только она. Поможешь узнать кое-какой адрес?

– Какой адрес?

– Его зовут Робин Секстон. Он был учителем. В Сент-Анджелесе. Его уволили года два назад.

Адам задумчиво вздыхает.

– А мне что взамен?

– Речь о мальчике, Адам! Десятилетнем.

Он дуется и подцепляет вилкой сосиску.

– Я пошутил, ясно?

– Так ты поможешь?

Адам устало стонет. Значит, моя взяла.

– Посмотрим. Ничего не обещаю. И Флоренс… – он толкает в мою сторону тарелку с жареным мясом.

– Да?

– Попробуй, наконец, сосиски.

В тот же вечер в почтовом ящике оказывается адрес Робина Секстона, нацарапанный почерком Адама на клочке бумаги из блокнота. Сообщаю Дженни хорошие новости, не упоминая, откуда взяла адрес.

Не похоже, что мои детективные способности ее впечатлили: в ответ получаю только эмодзи с большим пальцем вверх. Делаю еще попытку:

Поедем? Завтра в 9?

Белинда заболела. Придется взять мальчиков, – отвечает Дженни.

Так… Это проверка.

Ничего, – на всякий случай добавляю смайлик. – Чем больше, тем веселее!

24

Шепердс-Буш

Среда, 09:45

Когда следующим утром я выхожу из дома, Дженни уже сидит в красном «мама-мобиле». Няня Белинда чудесным образом поправилась за час, дав мне отсрочку от участия в спектакле «Макс и Чарли». Зато напряжена Дженни сильнее обычного – то хрустит пальцами, то щедро отпивает холодный американо.

– Была когда-нибудь в Гилдфорде? – спрашиваю я, надеясь растопить лед.

– Гилфорде, без «д», – поправляет она. – Готова?

И заводит машину, не дожидаясь ответа. Когда мы выезжаем из Лондона, приземистые дома из красного кирпича сменяются новыми, многоквартирными, а затем строительными кранами и торговыми центрами с вывесками на польском. Наконец склады и обменники уступают место пологим зеленым холмам.

Я ожидала увидеть какой-нибудь захудалый безвкусный поселок на окраине Лондона, но Гилфорд оказался совершенно очаровательным торговым городком со средневековым замком.

Мы на него вволю поглядели, потому что заблудились. Дженни громко спорит со спутниковым навигатором, пока мы бесконечно петляем по кольцевой развязке Гилфорда («Здесь нестандартная разметка!» – поучает меня Дженни). Прямо как в старые времена, только теперь в наших отношениях появился новый оттенок, напряженность, которой раньше не было.

Въезжаем на Честнат-роуд, солнце уже высоко. На улице тихо. Почти все ушли на работу. Сегодня вывозят мусор, и на тротуарах стоят пустые урны.

Аккуратный домик Робина Секстона под номером шестнадцать построен в викторианском стиле. Кирпичный фасад выкрашен в белый, входная дверь ярко-зеленая, в кадке растет оливковое дерево. Очень даже симпатично. И не подумаешь, что здесь живет человек, обвиняемый в чудовищном преступлении.

Мы паркуемся поблизости, под деревом, засыпавшим улицу листвой.

– Что дальше? – спрашиваю я.

– То есть? Ты же читала книгу. Дальше ждем, – Дженни постукивает пальцами по рулю. – Дай-ка еще раз фотографию.

Показываю снимок Секстона, вырезанный из старого школьного альбома Дилана.

– Ничего