Дурная кровь - Дженнифер Линн Барнс

В животе словно возник тяжелый груз. Во рту пересохло, и внезапно я оказалась уже не в музее. Я вцепилась в веревку качелей, наблюдая, как молодая версия этого человека рассмеялась и усадила маму на перила крыльца.

Она тоже смеялась.

Я вернулась из воспоминаний как раз вовремя, чтобы услышать, как этот человек представляется.

– Кейн Дарби, – сказал он, протянув руку агенту Стерлинг. – Я местный врач, и, как вы, наверное, уловили, моего отца в этих местах не любят.

Кейн. Моя память уцепилась за это имя. Я слышала, как мама произносит его. Я видела, как она стоит в лунном свете, как переплетаются их пальцы.

– Вы спрашивали про Мэйсона Кайла? – продолжил Кейн так ровно и спокойно, что я поняла: это в его натуре, он и с пациентами говорит так же. – Мы были знакомы в детстве, хотя после того, как его родителей убили, общались мало.

Мне нужно было смотреть на Лию, чтобы понять, говорит ли Кейн Дарби правду. Мне нужно было анализировать этого человека.

Но я этого не делала.

Не могла.

Чувствуя, будто стены сжимаются вокруг, я протолкнулась мимо Лии, мимо Майкла, мимо Дина; мир расплывался вокруг, когда я наконец вышла наружу.

Глава 36

Мама была не из тех, кто влюбляется без памяти. Она связалась с моим отцом, когда ей еще не было двадцати, и она отчаянно хотела скрыться от агрессии собственного папы. Но, обнаружив, что беременна, она сбежала не только от своего отца, но и от моего.

Когда Дин вышел наружу следом за мной – а за ним Лия, Майкл и Слоан, – я могла думать только о том, что Кейн Дарби держал маму за руку. Он танцевал с ней в лунном свете.

С ним она улыбалась.

«У твоей мамы всегда был нюх на красивых мужчин. – Слова Ри прозвучали в моей памяти. – Но и на неприятности тоже».

Я попыталась что-то вспомнить, что угодно, о том, в каких отношениях мама была с сыном лидера секты, но в памяти была пустота. Моя жизнь в Гейтере – черная дыра.

Глядя на этот пробел в памяти взглядом профайлера, я задала очевидный вопрос. Что мое подсознание старается забыть так усердно?

Я перешла улицу. Я отстраненно осознавала, что остальные идут следом, что агент Старманс тоже появился в поле зрения и следует за нами на некотором расстоянии.

– Рискну предположить, что у Кейна Дарби проблемы с отцом. – Майкл смилостивился и не стал комментировать мои эмоции. – Добрый доктор был действительно так спокоен, каким казался, – вплоть до момента, когда упомянул отца.

– А что насчет Мэйсона Кайла? – спросила я. – Что почувствовал Кейн Дарби, когда услышал имя Найтшейда?

– Иногда одна эмоция может маскировать другую. – Майкл помолчал. – То, что я ощущал в нашем добром докторе, представляет собой смесь гнева, вины и ужаса. Что бы еще ни было погребено под ними, этот конкретный эмоциональный коктейль Кейн Дарби ощущал и ранее. Эти три эмоции для него сплетены, и они всегда приходят вместе.

– Гнев, что власть у кого-то другого, а у тебя ее нет. – Лия вышла вперед, повернулась, прошлась назад легкой походкой. – Вина, потому что тебя приучили верить, что непокорность – худший грех. – Она развернулась. – И ужас, – тихо закончила она, отвернувшись, – потому что ты знаешь, в самой глубине души, что тебя накажут.

Ты не про Кейна Дарби.

– Другими словами, – перевел Майкл, делая вид, что Лия вовсе не дала нам только что взглянуть на свои самые страшные шрамы, – у доброго доктора проблемы с отцом.

Как и Лия, Кейн Дарби вырос в секте. Судя по тому, что он отрицательно высказывался об отце, я предположила, что он, как и Лия, покинул секту.

Но ты не уехал из города. Не оборвал связи. Ты не начал заново.

– Между Кейном Дарби и мамой была связь, – призналась я. Лия говорила честно. Самое меньшее, что я могла сделать, – ответить тем же. – Я мало помню, но, судя по тому, что мне удалось понять… – Я закрыла глаза, вспоминая мамино лицо, и ощутила, как сжимается горло, не пропуская слова. – Возможно, она любила его.

Мгновение тишины, а потом Слоан решила заполнить паузу:

– Считая консьержа на входе и случайные встречи, мы поговорили с дюжиной жителей Гейтера за последние три часа. И из всех, с кем мы говорили и за кем наблюдали, есть только один человек, которого мы идентифицировали как имевшего близкие отношения и с Найтшейдом, и с матерью Кэсси.

Кейн Дарби. Я пыталась вспомнить хоть что-то еще о нем, может, я видела его в детстве, хотя бы мельком.

– Когда родителей Найтшейда убили, Дарби-младшему было десять лет, – прокомментировал Дин.

– А мне было девять, – небрежно возразила Лия, – когда я убила человека. Дети способны на ужасные вещи, Дин. Ты сам знаешь.

«Иногда, – подумала я, взглянув на мир глазами Лии, – тебе приходится становиться монстром, чтобы выжить».

Я вспомнила Лаурель, которую держали в заточении вместе с мамой, Кейна Дарби, выросшего под пятой отца, Найтшейда, чьи родители были убиты в собственном доме. А потом я вспомнила о пробелах в собственной памяти, о том, сколько раз мои представления о собственном детстве оказывались ложью.

– Нам нужно узнать больше про Кейна Дарби, – сказала я, ощущая, как переворачивается все в животе, а в моих мыслях складывается план. – И я думаю, я знаю, как это сделать.

Ты

Ты должна была предусмотреть, что до этого дойдет, что Кэсси вспомнит. Колесо вращается. Кости брошены.

Мастера попросят тебя вынести приговор – это вопрос времени.

Ты не выказала слабости, когда Пять сказал тебе о прибытии твоей дочери в Гейтер, не выдала, что его слова попали в цель. Но в часы, которые последовали за этим, ты ощущала, как приближается сдвиг, ощущала, что вот-вот станешь кем-то другим.

Чем-то другим.

Когда послушник – уже не ученик, еще не Мастер – приходит, чтобы предъявить свою работу на твой суд, чтобы добавить бриллиант к коллекции на твоей шее, ты готова.

Этот юн. Он жаждет твоего восхищения. Ты можешь им воспользоваться.

Ты слушаешь. Ты подталкиваешь его. Ты слегка касаешься его груди, обводя символ – семь кругов вокруг креста. Ты шепчешь на ухо ученику.

– Ты сильный, – шепчешь ты. – Ты станешь лучшим среди них, если выберешь правильную цель.

Ты предлагаешь ему бессмертие, если он окажется достоин. Если он сделает, как ты говоришь.