Дик Фрэнсис - Бойня

— Страховой компании это не понравится, — сказал Робин, глядя на убитую лошадь. — Смерть двух лошадей могла быть случайностью. Но на этот раз... — Он пожал плечами. — Впрочем, это не мои проблемы.

— Но как он узнал, где их искать? — спросил я, обращаясь не столько к Робину с Уайкемом, сколько к себе самому. — Коль всегда здесь стоял?

— Да, — сказал Уайкем. — Наверно, теперь надо будет их всех поменять местами. Какой бардак будет в конюшне...

— Абсайль в порядке? — спросил я.

— Кто-кто?

— Вчерашний победитель.

Уайкем сразу вспомнил, о ком идет речь.

— Да-да, он в порядке!

Я думал о том, что Абсайль такой же приметный, как остальные. Не гнедой и не темный, как Каскад, а серый, с черной гривой и хвостом...

— Где он? — спросил я.

— В последнем дворе, у самого дома.

Я довольно часто бывал у Уайкема, но мне почти никогда не приходилось выводить или ставить лошадей в конюшню. И хотя я знал, где стоят некоторые из них — в частности, Котопакси, — большинство я бы найти не смог.

Я потрогал переднюю ногу Коля. Она была ледяной и твердой, как камень. Та самая нога, которая спасла нас обоих от падения, приняв на себя весь его вес...

— Надо сообщить принцессе, — уныло сказал Уайкем. — Или ты сам ей передашь, Кит?

— Передам, — пообещал я. — В Сандауне.

Он слабо кивнул.

— Какие там лошади участвуют? — спросил он.

— Геликон принцессы и еще три другие.

— Ну да, список у Дасти...

— Ага.

Уайкем бросил прощальный взгляд на погибшее великолепие, лежавшее в деннике.

— Я убью засранца, который это сделал, — сказал он. — Пристрелю из его собственного пистолета.

Робин вздохнул и затворил двери денника, сказав, что позвонит живодерам, если Уайкем, конечно, не возражает.

Уайкем молча кивнул, и мы все вместе направились к дому Уайкема. Робин зашел в кабинет позвонить по телефону. Сторож с собакой по-прежнему сидел на кухне, хотя ждать ему явно надоело. Его пес, большой черный доберман, лежал у ног хозяина и зевал.

— Расскажите Киту Филдингу то, что вы говорили мне, — сказал Уайкем.

Тон был вызывающий — видимо, он чувствовал себя виноватым. Я уселся за стол напротив него и спросил, как ему удалось проворонить пришельца, который застрелил Коля.

— А че я мог сделать? — возмутился сторож. — Когда тут бонбы взрываются!

— Какие бомбы? — Я покосился на Уайкема. Он, видимо, уже слышал эту историю. — Господи, какие еще бомбы?

У сторожа были усы, и он все время приглаживал их большим и указательным пальцами.

— А я че, знал, что они не настоящие? — сказал он. — Грохоту с них было...

— Начните, пожалуйста, с начала, — попросил я. — С того момента, как вы пришли на дежурство. И... э... это вы были здесь все предыдущие ночи?

— Ага, — сказал он. — С понедельника по пятницу, пять ночей.

— Хорошо, — сказал я. — Опишите прошлую ночь.

— Ну, прихожу я на дежурство около шести, когда, значить, главный конюх кормить закончит. Сажусь тута, на кухне, и каждые полчаса делаю обход. Стандартная процедура.

— Сколько времени занимает обход?

— Минут так пятнадцать, а может, и больше. Сейчас по ночам холодрыга жуткая...

— И вы заходите в каждый двор?

— Ни одного не пропускаю! — сказал он с видом оскорбленной невинности.

— А еще куда?

— На сеновал, в сарай, на зады, где трактор с бороной стоят, к навозной куче — везде, короче.

— Продолжайте, пожалуйста, — сказал я. — И сколько же обходов вы сделали к тому времени, как услышали взрыв?

Он посчитал на пальцах.

— Ну, скажем, девять. Заходил тут главный конюх, проверить все напоследок, как всегда, и все было тихо. Прихожу я сюда, значить, погреться маленько, и выхожу на обход где-то, ну, скажем, в полодиннадцатого. Пошел я вокруг конюшни и вдруг слышу на задах взрыв. Ну, я и побежал туда с Рейнджером, — он кивнул на свою собаку. — А че было делать-то? Это ж само собой...

— Да, конечно, — сказал я. — А где именно на задах?

— Я сперва не разглядел, потому как там темно было и воняло, знаете, гарью, аж в глотке першило, а потом футах в десяти от меня взорвалась вторая. У меня едва барабанные перепонки не полопались!

— Так где все-таки были эти бомбы? — снова спросил я.

— Одна — точнехонько позади навозной кучи. Я потом посветил фонариком и нашел то, что от нее осталось.

— Но вы не все время пользуетесь фонариком?

— В конюшне-то он не нужен. Почти во всех дворах свет есть.

— Угу. Ладно. А вторая где была?

— Под бороной.

Уайкем, как и многие тренеры, время от времени выравнивал свои загоны бороной.

— И что, борона тоже взорвалась? — спросил я, нахмурившись.

— Не, это была не такая бонба.

— А что это была за бомба?

— Она взорвалась под бороной и рассыпалась дождем искр. Золотых таких, мелких и горячих. На меня попало несколько штук. Петарда это была. Я потом нашел пустые коробки. Они малость обгорели, но на них было написано:

«Бонба».

— А сейчас они где?

— Там и лежат, где взорвались. Я их не трогал, только перевернул, чтобы прочесть, что на них написано.

— А как вел себя ваш пес?

Сторож выглядел разочарованным.

— Я его с поводка не спускал. Я его всегда на поводке вожу, как положено. Он испугался — то ли взрывов, то ли искр, то ли вони. Он вроде как приучен не бояться пальбы, но петард он испугался. Гавкал как оглашенный и пытался удрать.

— Он пытался побежать в другую сторону, но вы ему не дали?

— Ну да.

— Возможно, он пытался погнаться за человеком, который застрелил лошадь...

У сторожа отвисла челюсть, потом он опять захлопнул рот. Погладил усы и сделался заметно агрессивнее.

— Он на бонбы гавкал!

Я кивнул. Спорить не имело смысла — все равно теперь уже поздно.

— И вы, наверно, не слышали других звуков, в отдалении... Я имею в виду, вы не слышали выстрела?

— Не, не слышал. У меня в ушах звенело, и Рейнджер рвался с поводка...

— А что вы сделали потом?

— Да ничего, — сказал сторож. — Я подумал, это конюхи развлекаются. Настоящие мартышки... Пошел дальше с обходом, как обычно. И все было в порядке... ну, то есть я ничего такого не приметил.

Я обернулся к Уайкему. Тот мрачно слушал.

— А вы слышали эти взрывы? — спросил я.

— Нет, я спал. — Поколебавшись, он добавил:

— Понимаешь, у меня бессонница... А все эти дни я вообще не мог спать без таблеток. Четыре ночи подряд все было спокойно, и я почти не спал. А вчера как раз принял таблетку...

Я вздохнул. Даже если бы Уайкем и не спал, он бы тоже прибежал на шум, так что ничего бы не изменилось.

— Это вы были здесь в среду, когда на конюшню кто-то забрел? спросил я у сторожа.

— Да, я. Рейнджер скулил, но я никого не нашел.

«Нантерр, — подумал я, — приходил сюда ночью в среду, собираясь снова убить кого-то из лошадей, но собака ему помешала. И две ночи спустя он предпринял отвлекающий маневр...»

Наверно, он был в Аскоте и запомнил Коля. Но я его там не видел. И в Брэдбери тоже. Впрочем, нет ничего удивительного: на ипподроме была толпа народу, а я почти все время был занят... Я посмотрел на Рейнджера.

— Скажите, — спросил я, — когда кто-то приходит — вот, как я, например, — как Рейнджер реагирует?

— Встает, подходит к двери и поскуливает. Он вообще пес тихий. Почти не гавкает. Потому я и понял, что он гавкал на бонбы.

— Скажите, а что вы делаете, когда... э-э... отдыхаете на кухне?

— Чай пью. Перекусываю. Отдыхаю. Читаю чего-нибудь. Телик смотрю. Он снова пригладил усы. Я со своими вопросами ему явно не нравился. — Не дрых я, если вы это имеете в виду!

Именно это я и имел в виду. И скорее всего именно это он и делает время от времени. Впрочем, после четырех долгих холодных ночей, за которые ничего не произошло, это вполне понятно. Хотя и непростительно.

— В выходные, — сказал я Уайкему, — надо удвоить караул. Может, даже утроить. И не только в выходные.

Он кивнул.

— Придется.

— В полицию сообщили?

— Нет еще. Сейчас позвоню. — Он с отвращением взглянул на сторожа.

— Они захотят услышать то, что вы рассказали.

Но сторож встал, заявил, что его дежурство уже час как кончилось, и если полиции он понадобится, пусть ищут его через фирму, а он пошел спать.

Уайкем проводил его тяжелым взглядом и спросил:

— Что за чертовщина творится, Кит? Принцесса знает, кто их всех убил, и ты тоже знаешь. Объясни!

Я подумал, что нечестно ничего ему не говорить, и примерно изложил ситуацию: один человек преследует семью Ролана, чтобы тот подписал контракт.

— Но это же... терроризм! — произнес Уайкем с таким брезгливым видом, словно само существование этого слова его оскорбляло.

— Да, мелкий терроризм, — согласился я.

— Мелкий? — воскликнул Уайкем. — Убить трех великолепных лошадей — это разве мелочь?

Нет, конечно, не мелочь. Мне становилось дурно при одной мысли об этих бессмысленных смертях. С точки зрения мировых масштабов терроризма, это действительно была мелочь, но она росла из той же подлой уверенности, что можно достичь своей цели, убивая невинных.