Портрет - Сюзан Обри

и ей пришлось опереться о стену. Чья-то рука легла ей на плечо.

– Жанна, что вы делаете здесь?

Она подняла взгляд. Это был Шарль, удивленный и встревоженный.

– Я хотела…

Рвота не дала ей продолжить. Шарль увлек ее прочь из зала. Увидев у цементной стены стул, он усадил на него молодую женщину. Потрескивала лампа на потолке. Жанна закрыла глаза и долго дышала.

– Вам лучше?

– Я искала вас, и мне сказали, что доктор Латрей проводит занятия в подвале. Но я впервые вижу такое…

Она умолкла, еще содрогаясь от зрелища рассеченной кожи старика.

– Понимаю вас, – успокоил ее он. – Когда я в первый раз увидел труп, я тоже едва не упал в обморок.

Между ними возник момент сближения.

– Вы получили мое письмо? – вдруг спросил он, занервничав.

Она кивнула. Теперь тебе нужно оказаться на высоте.

– Если Изабель выздоровеет – вы действительно согласны принять ее и оставить жить с нами, когда мы поженимся?

Он сомкнул веки, будто всецело сосредоточившись на ответе, который сейчас даст ей.

– Клянусь вам своей честью.

Потолочная лампа погасла, на долю секунды погрузив их во тьму, потом, потрескивая, загорелась снова.

– Я согласна выйти за вас в назначенный день, – сказала она вполголоса.

XXXIX

Середина марта

Когда Жанна сообщила отцу, что вернулась к прежнему решению и выходит замуж за Шарля Левассёра, он покачал головой.

– Ну хоть на этот раз ты действительно уверена?

Она кивнула. Обычно уведомления публиковались за три месяца до свадьбы, но мсье Валькур получил от кюре разрешение и сделал это за два месяца до церемонии.

С этого момента Жанна считала своим долгом каждое воскресенье навещать сестру в Сен-Жан-де-Дьё в надежде, что та начнет поправляться. Она подолгу говорила с нею, воскрешая воспоминания детства, счастливые или забавные – вроде того, когда они нарвали яблок в соседском саду и его владелец мсье Клеман погнался за ними, размахивая метлой, или как однажды белка на пикнике в парке Ля Фонтен прыгнула Изе прямо на голову. Она читала ей вслух любимые романы, привозила альбомы по искусству с репродукциями картин Ренуара и Тулуз-Лотрека – ее сестра так любила их до того рокового вечера, когда ее отбросило в зазеркалье, в леденящий и химерический мир.

Жанна была уверена, что возвращения к прошлой жизни стимулируют ее память и помогут вытащить из бесчувственного состояния, пленницей которого она оказалась. Иногда она подмечала проблеск разума в ее угасшем взоре, или неуловимое движение губ, казалось, вот-вот сложится в легкую улыбку – но эти краткие мгновенья тут же исчезали, поглощенные зыбучими песками ее утраченного рассудка.

Родители поддерживали ее в этих поездках, хотя сами уже почти не надеялись, что их дочурка когда-нибудь выздоровеет. Жанна хорошо понимала их сомнения, но она чувствовала благодарность за то, что они не требуют от нее разделять их. Иногда она признавалась в своем смятении Шарлю, и тот призывал ее проявлять побольше настойчивости:

– Разум человеческий непредсказуем. Верьте в него.

* * *

За несколько недель до свадьбы Жанну, приехавшую в лечебницу навестить сестру, охватило такое уныние из-за ее особенно аморфного состояния, что она не смогла этого вынести.

– Иза, ты так далеко…Я не могу до тебя достучаться. Откликнись же!

Девушка не проронила ни слова в ответ, ее лицо так и застыло, словно закованное в кусок льда. Жанна с неизъяснимой нежностью поцеловала ее в лоб.

– Я люблю тебя, Иза. Всегда буду любить.

Она медленно пошла к выходу, совсем убитая своей неудачной попыткой. Внезапно ее остановил тонкий голосок:

– Жанна?

Она обернулась. Изабель очень пристально вглядывалась в нее. Жанна быстро подбежала к девушке.

– Иза, ты меня слышишь?

– Это мы где сейчас?

– Ты… в одном месте, где тебе дадут отдохнуть. Но я тебя отсюда вытащу, обещаю тебе!

Вошла монахиня, неся поднос с едой. Жанна кинулась к ней:

– Сестра Ивонна, Изабель очнулась! Она в сознании, и даже позвала меня по имени! Умоляю вас, позовите дежурного врача!

Служанка колебалась, но Жанна настаивала:

– Если этого сейчас же не сделаете вы, я сама всем займусь.

Монахиня, не говоря ни слова, поставила поднос на стол и вышла. Жанна обернулась к сестре, растирая ей руки.

– Я обещаю вытащить тебя отсюда и слово свое сдержу!

Лицо Изабель поблекло, изменившись к худшему; она словно бы силилась и не могла понять, что такое ей рассказывает сестра.

– Иза, ты понимаешь, что я тебе говорю?

Дверь палаты отворилась, и на пороге возник молодой врач с кругами под глазами и очень усталым видом.

– Сестра Ивонна сказала, что вы хотели меня видеть?

– Я хочу, чтобы вы проверили Изабель. Она заговорила со мной! Ей лучше!

Практикант подошел к пациентке.

– Мадемуазель Валькур?

Услышав голос врача, Изабель вся как будто съежилась. Он пощупал ее пульс.

– Мадмуазель Валькур? Вы слышите меня?

Девушка даже не шелохнулась, прижимая руки к груди. Она закрыла глаза и принялась раскачиваться взад-вперед. Доктор приподнял ей веки, потом повернулся к Жанне:

– Очень сожалею, но я не вижу ни малейших признаков пробуждения сознания…

Жанна горячо перебила его:

– Я видела, как она смотрела на меня, она меня узнала, назвала по имени, она полностью в сознании!

– Случается иногда, что пациенты на миг выходят из летаргического состояния, но длится это совсем недолго.

– Проверьте еще раз! Пожалуйста!

Отчаяние молодой женщины тронуло врача. Он склонился к пациентке:

– Мадемуазель Валькур, если вы меня слышите, подайте какой-нибудь знак. Пошевелите правой рукой или поморгайте.

Изабель оставалась такой же застывшей. Врач подождал минуту, потом покачал головой.

– К несчастью…

Жанна подавила рыдание и выскочила из палаты, не имея сил даже взглянуть на сестру. Иза не выздоравливала, она останется в Сен-Жан-де-Дьё, все предпринятые ею усилия оказались тщетными.

* * *

Едва переступив порог дома, Жанна тут же перерыла весь альбом, в который ее мать заботливо поместила их фотографию с сестрой – ту, где обе сидят на диване в студии мсье Бертуччи и обнимают друг дружку за талии, сияя улыбками. Повинуясь чувству отчаянного возмущения, она схватила ножницы и вырезала из снимка голову Изабель, швырнула этот кружок бумаги в очаг, кинула туда же полено и развела огонь. Нет, не сестру она стремилась уничтожить – а это лицо ее, так жестоко напоминавшее ей о том, какими они были счастливыми в нежном и драгоценном коконе, даже не подозревая в невинности своей, что вскоре потеряют его. Она сунула фотографию в рукав, поднялась к себе и бросила в ящик секретера – с сердцем, парализованным яростью и бессилием.

XL

Суббота, 10 мая 1913

Жанна переоделась в платье из