Непогрешимый предводитель - Эван Хантер

Пачо? Я ведь всё хочу сказать тебе, сколько времени ты абсолютно точно отсидишь в тюрьме и сколько времени ты можешь отсидеть в тюрьме, если присяжные согласятся с мнением окружного прокурора. Если будем говорить о пушке, то ты абсолютно точно, без всяких вопросов, получаешь год отсидки за ношение заряженного оружия без разрешения. Если о нападении — то можешь схлопотать десять лет. А если о преднамеренном убийстве — то получишь все двадцать пять. Тебе сколько годков, Пачо?

— Девятнадцать.

— Значит, в любом случае, когда ты выйдешь из тюрьмы, ты уже ни в коем случае не будешь малолеткой. Как это тебе нравится?

— Никак не нравится.

— Ну а теперь скажи мне, зачем у тебя с собой оружие?

— Иди ты на... — ответил Пачо.

Берт Клинг собирался сделать предложение Августе Блэйр.

Было почти полдесятого. Они кончили ужин, долили кофе, и Клинг заказал два коньяка. Сейчас они сидели я ждали. На столе стояла свеча в красном прозрачном подсвечнике, мягкий свет ложился на лицо Августы, делая её красоту ласковее и милее. Было время, когда Клинг был настолько ошеломлён красотой Августы, что в её присутствии терял дар речи, был неуклюж, ненаходчив и вообще был ни на что не способен, как только глядеть на неё изумленно и благодарно. Но за прошедшие девять месяцев он не только привык к её красоте и стал спокойно наслаждаться ею, но и начал испытывать какую-то ответственность за неё — вроде как куратор музея подчас начинает думать, что редкие картины на стенах не только найдены им, но как бы им к созданы.

Будь Клинг художником, он перенёс бы её на холст точно такой, как она есть, не украсив и не прикрасив — это было излишне. Волосы Августы были рыжие, или красноватые, или тёмно-золотые, что зависело от освещения; но, бесспорно, в красных тонах. Чаще всего она носила их, свободно распустив до лопаток, иногда завязывала конским хвостом, иногда заплетала в две косички по бокам головы, иногда собирала их сверкающей красной короной на голове. Глаза цвета нефрита, с восточным разрезом, над высокими скулами изящный вздёрнутый носик, чуть приподнятая верхняя губка над белой полоской ровных зубов. Она была высокая, стройная, с хорошо обрисованной грудью, тонкой талией, округлыми бёдрами и великолепными ногами. Несомненно, она была самой красивой женщиной, когда-либо встреченной им в жизни. Поэтому она и была фотомоделью. Но она ещё была и самым прекрасным человеком, когда-либо встреченным им. Вот почему он и хотел жениться на ней.

— Августа, — начал он, — хочу спросить у тебя об одной серьёзной вещи.

— О чём, Берт? — спросила она, прямо взглянув ему в глаза, и он снова почувствовал то же, что и девять месяцев назад, когда он вошёл в её ограбленную квартиру и увидел её, сидящей на диване, с глазами, полными слёз. Он неловко пожал ей руку, и сердце у него остановилось.

Официант принёс коньяк. Августа подняла свою рюмочку и стала греть её в ладонях. Клинг взял свою рюмку, чуть не выронил её, пролив немного на скатерть. Он промокнул капли салфеткой, беспомощно улыбнулся Августе, положил салфетку на стол, прежде чем он прольёт её и зальёт себе рубашку, брюки, ковёр... — всё-всё, может быть, даже обитые шёлком стены этого очень шикарного французского ресторана, который он выбрал с мыслью, что это будет очень романтической обстановкой, чтобы сделать предложение, не посмотрев на то, что это обойдётся ему в полунедельное жалованье.

— Августа, — сказал он и откашлялся.

— Да, Берт?

— Августа, хочу спросить тебя о чём-то очень серьёзном.

— Да, Берт, ты уже говорил. — Где-то около её губ вился еле заметный смех. Глаза были очень весёлые.

— Августа?

— Что, Берт?

— Извините, мистер Клинг, — обратился официант, — вас просят к телефону.

— О, ч... — вздрогнул Клинг, кивнул ему и поблагодарил: — Спасибо, спасибо. — Он отодвинул стул и уронил салфетку, вставая. Подобрал салфетку, сказал:

— Извини, Августа, — и направился к телефону, а она тихонько позвала его:

— Берт!

Он остановился и оглянулся на неё.

— Я согласна, Берт.

— Согласна? — переспросил он.

— Я согласна выйти замуж за тебя, произнесла она.

— Хорошо, — сказал он и улыбнулся. — А я женюсь на тебе.

— Хорошо, — ответила она.

— Хорошо, — повторил он.

Он быстро прошёл через зал. Официант с любопытством следил за ним, потому что никогда не видел человека в таком экстазе от перспективы поговорить по телефону. Клинг закрыл дверцу будки, погрозил пальцем Августе через стекло, дождался её ответного знака и сказал в трубку:

— Слушаю?

— Берт, это Стив. Я тебе домой звонил, автоответчик сказал, где ты.

— Ну-ну, Стив, в чём дело?

— Скорее приезжай, — сказал Карелла. — Тут ад.

ГЛАВА 9

— Поскольку я президент, я ставлю себе задачей знать всё, где что происходит. По линии подслушивания из клуба «Алых» на Гейт-сайд нам удалось точно узнать, где они прячут Бига и Джо-Джо. Конечно, наша цель была их освободить. Но это ещё не всё. Также было необходимо наказать «Алых» за то, что они совершили.

Хочу, чтобы всё было абсолютно ясно. Вы, как я вижу, всё записываете и даже печатаете, поэтому хочу, чтобы всё было ясно. Ведь не всегда легко понять, почему человек поступает так или этак. Вы смотрите с поверхности и думаете: о, он это сделал из корыстных побуждений — или: о, он это сделал по злобе или потому, что вышел из себя и так далее. У вас может быть тысяча объяснений, почему человек поступил именно так, тогда как на самом деле только сам человек знает, почему. Поэтому я хочу сказать вам точно, почему я сделал это, и ещё хочу убедиться, правильно ли вы знаете, что я сделал и чего я не сделал.

Вы меня нашли сегодня с руками в крови. Хорошо, но это необязательно что-то значит. Я могу сказать вам абсолютно честно, что я никогда никого не убивал. И могу сказать, что, хотя я и дал приказ на нанесение ударов, которые кончили войну раз и навсегда, и для всех — не забудьте, что я, действительно, положил конец войне, война кончилась, и в этом районе больше никогда не будет беспорядка — не я сам убивал кого-то. Как бы то ни было (а я признаю, что