Злополучный номер - Евгений Евгеньевич Сухов

и Сергиевской улиц. Ну, и прибегает мальчонка, что в прислужниках у Малышевой служит, Семкой его кличут. Говорит, постоялец у них помер, на полу лежит. Ну, я расспрашивать мальчонку особо не стал – что он знает-то по малолетству своему. Пошел с ним. Приходим в дом: в коридоре толпа народу, постояльцы, приказчики купецкие, прислуга. Тут же Глафира Малышева с младшей сестрой. Ну, я им: «Что, дескать, случилось»? А они мне: «Вот, мол, сколько времени стучим, а постоялец не открывает». Я велел людям разойтись по своим делам и очистить коридор, и того же мальчонку Семку послал за полицейским надзирателем, без участия которого вскрыть двери в комнату постояльца Стасько не полагается…

– А вы смотрели в окно комнаты со двора? – спросил Иван Федорович.

– Да, смотрел, и со двора, и с фасаду, – ответил городовой Самохин. – С фасадных окон все казалось будто бы ладным: ну, лежит постоялец на постели, спит крепко, одеялом с головой накрылся. Так стука в дверь можно и правда не услышать, особенно ежели сон крепкий. И в скважину замочную также было видно, что будто на постели кто-то спит. А вот со двора совсем иной вид открывался…

– Какой?

– А такой, что лежит мужчина головой и грудью под этажеркой, что возле окна, а ногами к двери. И лежит совершенно бездыханно…

– Хорошо, – констатировал судебный следователь по наиважнейшим делам. – Что было дальше?

– А дальше прибыл господин надзиратель Поплавский, и мы вскрыли дверь, – сказал Самохин.

– Дверь была заперта изнутри? – быстро спросил Воловцов.

– Именно так, господин судебный следователь, – ответил, не раздумывая, городовой.

– Ключа внутри не имелось?

– Никак нет, ваше высокоблагородие, ключ из двери был вынут и при обыске комнаты не найден.

– И окна все были закрыты? – в задумчивости спросил Иван Федорович.

– Так точно, закрыты. Да так закрыты, что и захочешь, да не откроешь.

– Интересно, – произнес Воловцов. – Человек убит, двери заперты изнутри, окна наглухо закрыты… Как же преступник вышел из комнаты с похищенными часами и деньгами? Ведь не может же быть так, что преступник смертельно ранил коммивояжера Стасько и скрылся, а раненый коммивояжер из последних сил соорудил для отвода глаз подобие спящего человека на своей постели? А потом закрыл, стало быть, дверь в свой номер, куда-то подевал ключ и отполз под этажерку помирать, чтобы его ни в замочную скважину, ни из фасадного окна не было видно?

– Не может такого быть, господин судебный следователь, – согласился с Воловцовым Самохин.

– Значит, убийца как-то вышел из номера Стасько. Но как?

– Не могу знать, господин судебный следователь, – ответил Самохин и сделался печальным. – Погодите, – вдруг встрепенулся городовой. – В комнате Стасько есть еще одна дверь. Она ведет в комнату хозяев…

– То есть? – поднял брови Воловцов.

– Ну, рядом с номером Стасько имеются две смежные комнаты. В одной живет Глафира Малышева, в другой, дальней, – ее сестра. В комнате Глафиры Малышевой есть двустворчатые двери, ведущие в комнату Стасько. Только они до нашего прихода были заколочены.

– Вы проверяли?

– Конечно. Мы с господином надзирателем вдвоем едва отогнули верх двери, да и то, это сестры Малышевы отбили, когда заглядывали в комнату Стасько…

– А когда они в нее заглядывали? – поинтересовался Иван Федорович.

– Дык, когда достучаться до постояльца своего не могли… – ответил городовой.

– А двери они при вас отбивали? – остро глянул на него Воловцов.

– Нет, до нас еще.

– А кто слышал, как они двери отбивали? – спросил судебный следователь, доставая из кармана свою памятную книжку.

– Да все, кто в коридоре были, – ответил Самохин. – Постояльцы, прислуга, опять же, Семка этот, пацаненок…

– Что вы еще можете добавить?

– Когда пришел господин надзиратель Поплавский, мы вскрыли двери номера и обнаружили труп. С признаками насильственной смерти, – добавил городовой Самохин. – А потом господин надзиратель начал допрашивать свидетелей…

– Да, я ознакомился с протоколами допросов, – сказал Воловцов. – А вы могли бы вызвать господина Поплавского ко мне?

– Конечно. Как только от вас выйду, так его и найду. И скажу, что вы его ожидаете.

– Хорошо, – кивнул Иван Федорович. – Благодарю вас, вы свободны… Хотя, нет, Петр Степанович… Как найдете господина полицейского надзирателя, приведите его ко мне, а сами побудьте покуда в коридоре. Я поговорю с Поплавским недолго, а потом вместе в меблированные комнаты сестер Малышевых двинемся. Поглядим на месте, что к чему…

– Слушаюсь…

Полицейский надзиратель города Дмитрова господин Филимон Кондратьевич Поплавский лет десять уже дожидался, когда Панкратий Самсонович Разумовский подаст в отставку, дабы занять его место. Но начальник Дмитровской полиции Разумовский оказался вечным, и столь долгое и, как уже стало казаться Поплавскому, нескончаемое ожидание желанного карьерного роста наложило отпечаток и на внешность, и на характер полицейского надзирателя. Был Поплавский меланхоличен, если не сказать безразличен ко всему, что творилось вокруг, служение ему, видимо, крепко осточертело, и, будь его воля, а главное, место, куда податься, он давно бы ушел из надзирателей в какой-нибудь департамент или даже в контору помощником столоначальника. Но в Дмитрове теплых и незанятых мест не имелось, а для того, чтобы занять таковое в Москве, Поплавский уже потерял хватку, а вместе с ней и саму возможность на перспективу. Глаза его имели такое же выражение, какое можно заприметить у побитого пса, уже потерявшего надежду отыскать вожделенную косточку с мясом и слоняющегося теперь возле мусорных ящиков просто по привычке и от нечего делать. Да и вся внешность надзирателя была какой-то уставшей и мятой, если не сказать, измочаленной, будто на нем недавно пахали или возили воду.

– Полицейский надзиратель, титулярный советник Филимон Кондратьевич Поплавский, – представился он Воловцову.

Иван Федорович назвал себя и протянул для пожатия руку. Ладонь у Поплавского была мягкой, пожатие вялым и бессильным.

– Прошу вас, присаживайтесь, – обратился к титулярному советнику Воловцов.

– Благодарю вас, – меланхолически ответил Поплавский и присел на краешек кресла. Но не из робости или стеснения перед московским начальством, а в силу характера, не позволяющего делать все полностью и до конца…

– Я прочитал ваши протоколы допросов, но мне все же хочется услышать от вас характеристики допрашиваемых лиц и все, чему вы явились свидетелем. Давайте начнем с того, что к вам прибежал этот пострелец Семка и передал просьбу городового Самохина прийти в меблированные комнаты Малышевой на Московской улице. Итак, что происходило далее?

– Да, все так и было: прибежал прислужник Малышевых, сказал, что меня просит прийти к ним городовой Самохин, ну, я и пошел…

– В котором часу вы прибыли в меблирашки Малышевой? – спросил Воловцов.

– Было что-то около трех часов пополудни, – ответил полицейский надзиратель.

– И что вы увидели?

– Я увидел городового Самохина,