Плохая кровь - Сара Хорнсли

– Здравствуйте, Джастина. Я передам ей, что вы здесь. Пожалуйста, присаживайтесь. Я соболезную вашей утрате. Надеюсь, ваша мама не слишком тяжело переживает все это, – откликается он, даже не взглянув на мое удостоверение, и протягивает книгу регистрации посетителей. Наверное, мы с ним знакомы, но все, с кем папа дружил много лет назад, сливаются для меня в единую массу. Я никогда не могла уследить за его новыми знакомствами. Те, кто приходил к нам в дом, постоянно сменяли друг друга. Тогда я думала, что отец просто невероятно общительный человек. С моей детской точки зрения, его любили все – а почему бы и нет? Вечеринки, походы на ужин с друзьями-полицейскими, охота по выходным с местными фермерами, ночные посиделки в пабе с другими бизнесменами… Отец дружил со всеми – и потому казался мне именно тем человеком, каким я отчаянно хотела его видеть. Все остальные тоже это отмечали: он был харизматичным и обаятельным. Умным. Добрым – если хорошенько к нему присмотреться.

Но теперь, когда я стала старше и, возможно, мудрее – и сама сделалась частью того мира, в котором он когда-то жил, – я понимаю, что все было совсем не так. Все знали моего отца, и отец делал все, чтобы узнать других, их подноготную. Я вспоминаю тех, кто каждый год приходил к нам на рождественскую вечеринку. Их было слишком много, чтобы запомнить каждого: люди, которых я никогда раньше не видела, внезапно возникали на пороге только на один вечер. Никому не требуется столько друзей, если только ты не получаешь от этого выгоду. Нет, отец не был общительным, он не дружил со множеством людей, а просто старался урвать свой кусок от каждого знакомства.

…Стулья красновато-коричневые и липкие. Я надеюсь, это просто от жары, но все равно жалею, что не надела длинное платье вместо шорт. Чтобы скоротать время, рассматриваю людей, придумывая истории для каждого проходящего мимо. Вот жена, которая застала мужа, когда он трахался с ее лучшей подругой, и зарезала их обоих; вот бабушка, возглавляющая местный кружок вязальщиц, но подозревается в отмывании денег через свою пекарню. А вот Джимми… Нет, это действительно Джимми, которого провожает сержант Сорча Роуз. Проходя мимо меня, он приподнимает бейсболку, а затем сержант Роуз останавливается и практически нависает надо мной. Улыбка у нее широкая. Волчья.

– Джастина? Большое спасибо, что пришли. Следуйте за мной.

Она отводит меня в небольшую комнату, дверь в которую расположена в узком коридоре. В отличие от зоны ожидания, здесь душно и примерно в три раза жарче, чем снаружи. Интересно, специально ли ее так спроектировали? Существует множество способов оказать давление на несговорчивого подозреваемого, и все они технически законны. Наше психическое состояние неразрывно связано с физическим. Повлияй на одно, и изменишь другое.

Я передаю сержанту Роуз список всех, с кем, по моим сведениям, Макс поддерживал контакты.

– Вы уже получили результаты вскрытия? – спрашиваю я. – Или токсикологического анализа?

– Боюсь, что нет. Отчет о вскрытии должен быть готов к концу недели, но токсикологический анализ может занять некоторое время. Если вскрытие покажет, что мы должны начать полноценное расследование, это ускорит работу с токсикологией. Но будем надеяться, что до этого не дойдет.

– Спасибо. Кстати, я подумала о том, что вы сказали насчет осмотра дома Макса. Мы должны сделать это как можно скорее, дабы избежать возможных разногласий по поводу того, было ли что-то похищено после смерти Макса, а не до нее.

Она щурит глаза:

– Интересная мысль. Продолжайте.

– Если б я защищала кого-то в суде и этот человек был бы связан со взломом, но не мог бы – вне сомнения – оказаться на месте убийства, я попыталась бы доказать, что взлом произошел после смерти: кто-то просто позарился на пустой дом. Но я не выставляла бы взлом как нечто произошедшее до нападения и с конкретным личным мотивом. И не упоминала бы, что это мог быть несчастный случай во время ограбления. Но если б речь действительно шла о преступлении, я сделала бы все, чтобы дело против этого ублюдка было как можно более весомым.

– Судя по всему, вы хорошо разбираетесь в своей работе… Я дам вам знать, как только мы будем готовы принять вас.

– Отлично.

Выходя из участка, я чувствую, как сержант Роуз наблюдает за мной из дверного проема. Не хочешь идти навстречу – поцелуй меня в задницу. В следующий раз я ожидаю комнату с кондиционером.

* * *

– Привет.

Меня нелегко напугать, но с тех пор, как вернулась в этот город, я сделалась более нервной, чем обычно. Крутанувшись на каблуках, оказываюсь лицом к лицу с Джимми.

– Ты меня ждал?

– Ждал. Мне так жаль, что… – Он словно не может заставить себя произнести имя Макса, и я вспоминаю, что большинство людей не настолько привычны к смерти, как я. – Ты как, держишься?

– Не очень. Мама еще хуже. А ты?

Он смотрит в землю, потом снова поднимает глаза на меня.

– Я просто… Я не могу в это поверить. Я все думаю, что если б я чаще бывал рядом с ним… Понимаешь?

«Я думаю, тебе нужно вернуться домой».

Пытаюсь прогнать чувство вины. Сосредоточиться на Джимми.

– Я уверена, Макс знал, что всегда может прийти к тебе. Как ты и сказал, друзья меняются, и тебе не за что чувствовать себя виноватым.

Мои слова должны были успокоить его, но вместо этого вид у него становится еще печальнее. У него красные глаза, веки опухшие, как будто он плакал.

Джимми откашливается:

– У меня есть несколько идей для поминальной службы. Я подумал – может быть, обсудим это за обедом?

– Сейчас?

– Мы… мы… ну… – Он запинается на полуслове, и от этого явного проявления эмоций мне становится не по себе.

– Обед – это неплохая идея, – прерываю я его.

* * *

Кафе миссис Солсбери такое же уникальное и невероятно уютное, как и предполагает его название. Низкие потолки, скрипучие половицы и симпатичные деревянные выгородки с потертыми сиденьями из красной кожи, где люди собираются, чтобы посплетничать за булочками и чаем. И снова я чувствую, что мне уже не место здесь, среди хрупкого фарфора и пирожных с масляным кремом. Я слишком исковеркана. Моя душа слишком темна. Должно быть, мое чувство неловкости проявляется и в поведении, потому что Джимми спрашивает, не хочу ли я