Портрет - Сюзан Обри

полечить вашу дочь в месте, благоприятном для ее выздоровления.

– Что вы хотите сказать? – насторожилась Жанна.

– В психиатрической лечебнице.

– В сумасшедший дом? – в ужасе вскричала мадам Валькур.

Психиатр привык к подобной реакции родственников, а особенно матерей, у которых психиатрическая больница всегда ассоциировалась с заточением и смирительной рубашкой.

– Настоятельно рекомендую вам Сен-Жан-де-Дьё. Там могут предложить самые современные методы ухода за больными, в здоровой и уютной среде. С вашей дочерью там будут прекрасно обращаться.

Когда-то мсье Валькуру случилось прочесть статью в газете «Ля Патри», где превозносились достоинства этой психлечебницы, окруженной бескрайним парком, имеющей развлекательные зоны, просторные и хорошо проветриваемые спальни, с компетентным и преданным делу персоналом. Он обратился к семейному доктору:

– Что скажете, мсье Больё?

– Полагаю, что коллега прав. Состояние вашей дочери требует специального ухода и лечения, а Сен-Жан-де-Дьё снискал себе блестящую репутацию.

– Я готов на все, лишь бы здоровье вернулось к Изабель, – заявил мсье Валькур с решительным видом, точно генерал перед окончательным сражением. – Когда ее могут туда поместить?

– В праздничные дни всегда очередь, но я устрою так, что местечко ей найдется быстро.

Жанна рывком вскочила.

– Иза не сумасшедшая! Вчера вечером с ней что-то случилось, вот это и надо попытаться выяснить. А запереть ее – не поможет!

Отец просто отмахнулся от ее возражений.

– Мы не можем оставлять Изабель в таком состоянии. Я верю в медицину и в науку.

* * *

Доктор Пеншо сдержал слово – на следующий день в психиатрической лечебнице появилось место для Изабель. Эту новость Валькурам принес их семейный врач. Жанна бесилась от бессильной ярости.

– Вы совершаете страшную ошибку! Ей нужно быть с нами. Она не вынесет, если ее запереть в клетку!

– Будь разумной, – успокаивал мсье Валькур. – Это принесет ей только благо.

– Только зло!

Когда через заднюю дверь из кухни в дом зашли две медсестры, как и требовал того мсье Валькур, дабы избежать соседских сплетен, Жанна грудью встала у дверей:

– Оставьте ее в покое! Вы не имеете права! Убирайтесь вон!

Отец властно обхватил ее за плечи.

– Прошу тебя, успокойся. Этим ты сестре не поможешь.

Жанна заперлась в своей комнате, отказавшись смотреть, как увозят ее близняшку. Она рухнула на постель, зарывшись лицом в подушку. Из груди рвались рыдания, но она была не в силах выдавить из себя ни слезинки.

XXXIII

В обычные времена в праздничные недели в семье Валькур всегда царило настоящее веселье, но сейчас отсутствие Изабель придавило всех точно свинцом. С того дня, как сестру поместили в Сен-Жан-де-Дьё, Жанна замкнулась в молчании, полном затаенного бунта. Она не простила родителей, сдавших ее любимую Изу в лечебницу, и не желала никого принимать – даже Шарля, отговариваясь тем, что у нее сильный грипп.

Во время рождественского ужина взгляды всех за столом украдкой обращались к пустовавшему стулу Изабель, и, несмотря на все усилия мадам Валькур, старавшейся оживить застольные беседы, настроение снова падало, точно мертвые листья с дерева. Традиционная раздача подарков прошла безрадостно, и в первый раз за долгое-долгое время семья не пошла к полуночной мессе в церковь Сен-Виатор.

Жанна почти не выходила из своей комнаты, судьба близняшки преследовала ее как наваждение. Она отказывалась навещать ее в «тюрьме», как сама прозвала лечебницу, но глубоко и безмолвно страдала оттого, что рядом уже нет Изы, она не слышит ее голоса, хрустального хохотка, ее ребяческих шуток. Их разлучили так внезапно и грубо, что она до сих пор спрашивала себя – уж не застряла ли она в кошмарном сне; но стоило ей войти в спальню сестры, как вид пустой кровати, похожей на брошенную лодку, жестоко возвращал ее к действительности.

Мсье и мадам Валькур, опасаясь, как бы пребывание в сумасшедшем доме не испортило навсегда репутацию их дочери, убеждали соседей и их знакомых, что Изабель приняла решение поучиться в монастыре урсулинок в Квебеке, чтобы получить диплом педагога. Когда они посвятили Жанну в свою «ложь во спасение», та взбунтовалась.

– Вы заперли Изу вопреки ее воле, а теперь хотите это утаить!

Отец попытался объяснить ей, какая опасность бесчестия нависла над их семьей и ее сестрой.

– Это для ее блага.

– Вы только и твердите, что это для ее блага! Это для вашего блага, чтобы сохранить вашу репутацию, а не для ее.

* * *

Жанна больше никуда не выходила; она совершенно забросила игру на пианино. Если приходил Шарль, она отказывалась принимать его, веля мадам Августе сказать, что у нее приступ мигрени. Каждый день она шла в комнату сестры, как на богомолье, и каждый раз испытывала острую боль оттого, что ее там нет. Необходимость повидаться с сестрой никак не давала ей покоя. «Я не имею права покинуть ее». Из какого-то странного целомудрия она опять убрала в футляр для украшений то кольцо, которое ей преподнес Шарль. Как она могла быть счастливой, если ее сестра содержалась в психиатрической больнице?

В конце января, в воскресный день, родители Жанны решили отправиться на благотворительный базар, объявленный в доме священника церкви Сен-Виатор. Они договорились пойти туда пешком, ибо погода была на редкость мягкой для зимы.

Жанна разыскала Ахилла, он рубил дрова в сарае, примыкавшем к гаражу.

– Мсье Ахилл, хочу попросить вас об услуге.

– Заранее на все готов, мамзель Жанна.

– Мне бы очень хотелось, чтобы вы отвезли меня в Сен-Жан-де-Дьё, но прошу вас, не говорите ничего моим родителям.

Вид у слуги был весьма раздосадованный.

– Вы же прекрасно знаете, что я ненавижу лгать.

– На самом деле это вовсе не ложь. Мы просто поедем на прогулку, а ведь это правда.

Видя, что мсье Ахилл колеблется, она еще подбавила:

– Мои родители ни за что не должны были запирать мою сестру в психушку. Узнав, что я ездила туда повидать ее, они подумают, что я признала их правоту.

* * *

Сен-Жан-де-Дьё располагался в Лонг-Пуэнт, на краю острова Монреаль. Даже на машине туда можно было добраться лишь за полчаса. Весь путь до больницы Жанна воображала сестру сидящей на цепи в зловещей келье, или погруженной в ванну с ледяной водой, или стянутой смирительной рубашкой – наподобие всех тех ужасов, о которых ей приходилось читать в романах. Каково же было ее удивление, когда из окна автомобиля она увидела импозантное здание из серого камня, построенное на самой вершине холма и доминировавшее в окружающем сельском пейзаже.

Поднявшись по дороге, «форд» вырулил на аллею, обсаженную вязами и тополями. Перед глазами расстилался бескрайний, утопавший в снегу парк. Рядом с флигелем был залит каток, и люди в куртках с капюшонами, вязаных шапочках и шарфах ярких