Убить Голиафа - Марина Валерьевна Герасимова

к телефону, но не успел взять трубку. Голос за спиной произнёс:

– Не стоит кого-либо беспокоить.

Я обернулся на голос. Передо мной стояла Нина Караулова собственной персоной. Я видел её фотографии в докладе Андрюши Птичника. Правда, волосы у неё сейчас были иссиня-чёрные, каре до плеч, а не русый длинный хвост, как на фото, и ей совсем не дашь пятидесяти лет: фигура, как у девочки. Но я видел там и фотографии мёртвой Нины Карауловой. И тут до меня дошло: лицо было разбито. Но ведь существуют пальчики! Значит, либо Виктор ошибся, а ФСБ не ошибается. Либо передо мной не Нина Караулова.

– Давайте присядем, нам есть, о чём поговорить, – спокойно сказала то ли настоящая, то ли псевдо Нина, располагаясь в одном из кресел. Мне ничего не оставалась, как пристроиться в другом кресле. Я сел на край, не позволяя себе расслабляться.

– У Вас есть враги…

– Знаю. И Вы – один из них, Нина, – перебил я её, давая понять, что знаю, кто передо мной.

– Во-первых, я не враг. Во-вторых, мама тоже им никогда не была.

Вот это да! Передо мной была не сама шпионка ЦРУ, а её дочь. Но о дочери в докладе Птичника не было ни слова. Хотя это объясняет, почему Нина так хорошо сохранилась и выглядит на двадцать лет моложе.

– Мама погибла в Москве, я знаю. Последние пять лет я работала вместе с ней.

– Она причастна к гибели моего отца? – опять перебил я её.

– Вы найдёте ответ на свой вопрос вот на этой видеокассете, – девушка вскочила с кресла, стремительно подошла к кровати и взяла в руки свёрток. По комнате распространился резкий запах духов. Так же быстро, как передвигалась, она разорвала верёвку и вскрыла его. В руках у неё оказался замаскированный под книгу футляр, внутри которого лежала кассета. Я понял, что для просмотра необходим девайс девяностых. В номере ничего подобного просто не может быть. Как будто прочитав мои мысли, шпионка сказала:

– Возьмите её с собой в Москву. Мама хотела отдать эту кассету Анне Андреевне, но засветилась, и не смогла к ней подойти. Этот футляр специальный. Если Ваш багаж будут просвечивать, то увидят обыкновенную книгу.

– Что на кассете? – спросил я.

– Убийство Вашего отца.

– А почему она всплыла только сейчас? – вопрос был уместен, ведь прошло уже семнадцать лет.

– Потому что так решило начальство.

– Что за начальство? – наш разговор стал похож на допрос.

– Вам не всё следует знать. Одно могу сказать: да, мама и я – мы секретные агенты. И ещё: мы патриоты. Я знаю, что маму считают агентом ЦРУ и дочерью предателя, хотя предательство было подставой. Дедушка знал, на что шёл. Бабушка была в лагере недолго, для отвода глаз. Через пару месяцев было инсценировано её самоубийство. После чего она жила в Павлодаре и подрабатывала в том детском доме, в котором выросла мама, работала же в разведшколе. Она и привела свою дочь в разведшколу, после окончания которой мама приехала в Москву и стала работать в ведомстве Вашего отца. Именно по заданию ГРУ в начале девяностых она стала любовницей Обужского, ведь его группировка тогда встала под крышу ФСБ, а эти два ведомства, как Вы знаете, не очень друг друга любят, и с доверием у них напряжённо, поэтому и следят друг за другом. Мой отец – Обужский. Но он – вор в законе и позволить себе иметь ребёнка не мог. Мама же не могла отойти от службы. Меня удочерила бабушка, которая также после развала Союза вернулась в Россию. Я тоже, как и мама, и бабушка, и мой дед, закончила разведшколу. Мы все профессиональные разведчики. Основная наша с мамой задача была и остаётся – это безопасность Вашей семьи. Мы незаметно для Вас следим за спецслужбами и их агентами, которые заинтересованы в Вас.

Меня не удивило, что моей безопасностью занимается не только ФСБ, но и ГРУ, всё-таки речь идёт об олигархе, которых в стране не тысячи. Да и отец был из этой системы. Меня удивило другое: зачем профессиональная разведчика мне всё это рассказывает? Словно прочитав мои мысли, девушка продолжила:

– Я знаю о задании найти маму, которое выполняет Птичник. Отзовите его, не нужно, чтобы он дальше копал. Олег Петрович о маме знал, если не всё, то многое. Но даже он заподозрил её в убийстве отца, вас в этом убедить ещё легче. Да, нам известно, что маму подозревают в смерти Петра Алексеевича. Важно, чтобы это были не Вы. Нам с Вами нужно сотрудничать, следовательно, Вы должны мне доверять.

Это уже было слишком. Откуда ей известно, кто я, если даже родная мама и Иван узнали во мне Дмитрия только по шраму? Прочитав удивление на моём лице, девушка ответила на мой немой вопрос:

– Мы многое знаем о Вас, ведь я же сказала, что безопасность Вашей семьи – один из наших приоритетов.

– Почему Вы не оцифровали плёнку, ведь её можно было бы посмотреть уже сейчас? – перешёл прямо к делу я.

– Вот флэшка, – она протянула мне крохотную флэшку, – Вы, действительно, можете посмотреть её прямо здесь и сейчас. Кассета – подлинник. Это доказательство, что запись не сфабрикована.

– Как Вас зовут? – спросил я.

– Называйте меня Светой.

Я удивился: это совпадение или она, таким образом, дала мне понять, что знает про Светлану Геннадьевну.

Я достал свой смартфон, но Света протянула мне свой, защищённый. Мой тоже защищён, но секретный агент усомнилась:

– Не уверена. Лучше перестраховаться.

На флэшке было два файла. Света указала мне файл, который следует посмотреть первым. Я увидел сидящего напротив камеры человека – мужчину, которого естественно не помнил. Он разговаривал с Петром Алексеевичем. Камера захватила всего лишь его затылок, но это действительно был отец. Я достаточно видел видео с ним. Да и голос узнал.

– Кто это? – спросил я Свету. Она удивлённо посмотрела на меня. Я понял, что и Олег, и Дмитрий этого человека знали.

– Олигарх Петровский Сергей Моисеевич.

Я не помнил такого олигарха. Его не было в списке тех, кого я должен знать.

В какой-то момент макушка отца исчезла из кадра, он, по-видимому, отвернулся. Зато руки олигарха пришли в движение. Он быстро приоткрыл свой перстень и высыпал в вино в бокале отца белый порошок, который тут же растворился.

– Обратите внимание на дату и время, – произнесла Света.

Я увидел день смерти отца, время – за час до констатации смерти.

– Его арестовали? – спросил я.

– Нет. Олигархов не арестовывают. У Вас что-то с