Красное озеро - Кеннет Дун

– Думаю, вскоре они придут к вам с теми же вопросами. Просто я сейчас оказался здесь, а миссис Гаспари жила в доме моей жены… Вы же были ее ближайшим соседом. Скажите, не было ли в последнее время у нее каких-то ссор? Может, ей кто-то угрожал?

– Бернадетт Гаспари сама за словом в карман не лезла. Правда, все в поселке ее поддерживали. Негоже выгонять из дома мать, носящую дитя под сердцем. Анита Роупер и Агата Тремонт собирали подписи под петицией против сноса дома. Анита предлагала организовать пикет и не дать застройщикам ступить на землю Коэнов. Я был против таких мер. Правда прямодушных спасет их, а беззаконники будут уловлены беззаконием своим. Я считал, что этот вопрос надо решать в суде.

Почему-то я не сомневался, что художник собаку съел на подаче исков. Более того, горе тем нечестивцам, которые решили посягнуть на авторские права Джека Роулендса или попытаться уменьшить сумму, оговоренную в его контрактах. Наверняка их настигла карающая длань его адвокатов.

– Несчастная миссис Гаспари. Горек конец ее… Теперь наверное землю точно продадут? Протянут через лес новую дорогу и построят мотель на берегу озера. Жаль, это может нарушить мое уединение.

Разговаривать с Роулендсом было все равно, что участвовать в викторине.

– Подождите, – воскликнул я. – Эта цитата мне знакома. Это же что-то из «Притч». Конец горек, как полынь… Там еще что-то про уста чужой жены. У миссис Гаспари был любовник?

Старик снял кепку, почесал плешь на затылке.

– Я не соглядатай. Но к Бернадетт часто приходил этот испанец из «Дома искусств». Новый куратор музея. Ходил днем, не крался, как тать в ночи. Но шел по самому берегу. Они сидели на пристани вдвоем. Даже когда ее муж был жив.

Моя догадка о связи Бернадетт с Родриго нашла подтверждение. Может ли такое быть, что вчера ночью после вечеринки Кортес пришел к возлюбленной для выяснения отношений. Может быть, они даже решили посидеть на берегу, как в старые-добрые времена. Между ними что-то произошло, горячая испанская кровь вскипела. В голове у меня зазвучали мелодии из «Кармен». Кортес был даже одет соответствующе, вот только за поясом камзола у него не было острого кинжала. Тогда он просто схватил свою возлюбленную за плечи и утопил на мелководье. Но как тогда объяснить смерть Чиппинга?

– Не хотите ли взглянуть на мои новые работы? – предложил между тем Роулендс.

Даже успешные и богобоязненные художники остаются тщеславными.

– С удовольствием.

Мы перешли в просторную залитую светом комнату, служащую ему студией.

На подставках стояли большие полотна с пейзажами. Большая часть была посвящена видам Джаспер-Лейк. Вначале мне показалось, что это просто тщательно прорисованные пейзажи маслом, выполненные в классической манере, может быть, излишне академические. Но, когда я пригляделся поближе, увиденное заставило меня содрогнуться.

В картинах совершенно не было жизни. И этот эффект достигался не из-за недостатка мастерства. Наоборот – художник приложил немало усилий, чтобы высосать из своих полотен последние капли одушевленности. Я видел озеро, окруженное мертвыми пластиковыми деревьями. На сером ватном небе были скрупулезно с иллюстративной дотошностью прорисованы силуэты птиц. Но они не летели, а словно замерли, распластав крылья, то ли подвешенные на невидимых нитях, то ли пораженные неведомой заморозкой. Казалось еще мгновение – и тушки птиц камнем полетят вниз, чтобы разбиться о зеркальную гладь озера, заполненного не водой, а некоей прозрачной твердой субстанцией.

Я бросил взгляд на другие картины. Мертвый лес с косулями, будто выполненными таксидермистом. Вот поле с рядами окоченевшей кукурузы, над которыми высился недвижимый трактор. Только соломенное чучело в углу композиции странным образом казалось единственным натуральным объектом этой сцены.

Не помню, что там писали в книге о творчестве ЛеВиана, но картины Роулендса непостижимым образом одновременно и пугали меня до чертиков и успокаивали. Его мертвый застывший мир не предвещал никаких неожиданностей.

– Я начинал как архитектор-декоратор, – пояснил мне автор, догадавшись, что я впервые познакомился с его работами. – Занимался проработкой интерьеров, в совершенстве освоил технику trompe-l'œil13. А потом перешел на пейзажи. Только Господь может предложить жизнь и добро, смерть и зло. Все остальное, что видит наш глаз – не более, чем декорации.

Глава пятнадцатая. Змеиное логово

– Вы знакомы с Гэвином Галлахером, сэр? – спросил я, когда старик провожал меня к выходу.

– И довольно давно. Гэвин приносит мне наживку для рыбалки. Ну и я покупаю у него, что могу. Дикий мед, вяленое мясо, домашние консервы, сушеные ягоды. Не скажу, что мне это все нужно, но так проще, чем просто давать ему деньги.

– Так он же их пропивает! – вырвалось у меня.

– Помогай ближнему по силе твоей, я так считаю. Нет у меня силы отвратить Гэвина от бутылки, даже если я лично и не буду вводить его в искушение. В последнее время парень совсем обленился, перестал возить яд и змеиную кожу на продажу. Когда у него заканчиваются деньги, то он переходит на самогон собственного производства и сокращает отмеренные дни жизни.

– Значит, вы знаете, где он живет?

– Конечно. Примерно в полумиле от поселка в лесу. Минут десять ходу, если знать, по какой тропинке идти.

– Сможете объяснить, сэр?

– Вы хотите навестить Гэвина? – казалось, Роулендс был искренне потрясен. – Зачем?

– Хочу его спросить кое о чем. О его змеях.

На минуту я решил, что сейчас художник не выдержит и произнесет имя Господа всуе, а, может, и что-то покрепче. Потом он задумался.

– Этот парень, Чиппинг. Которого недавно тут в лесу змея укусила. Вы полагаете, Гэвин как-то с этим связан?

Соображал он быстро, ничего не скажешь.

– У коронера возникли подозрения.

– А вам-то какой во всем этом интерес? – прищурился старик.

– Не нравится мне вся эта история. Все началось с самоубийства Пьетро Гаспари. Затем в течение десяти дней произошли еще две смерти. И все они так или иначе связаны с домом моей жены. Я слышал, вы здесь давно живете, мистер Роулендс. Не помните ли какие-то темные истории в прошлом этого дома, странные события, слухи… Может, что-то связанное с его предыдущими владельцами.

Я ожидал, что Роулендс обрушит на меня очередной залп библейских цитат о греховности вмешательства в дела соседей. Но он лишь снова стянул кепку и начал мять ее в руках словно глину.

– Когда я купил здесь участок на берегу, соседним домом уже владел Илай Коэн. Мы с ним нормально ладили, не то что с его сыном. Тот был грешник двоязычный, мерзость пред очами Господа. Устраивал здесь оргии, как