Малютка - Кармен Мола

смех, потом подняться по шоссе, свернуть на улицу Фуэнте и дойти до киоска. Откуда они выскочили? Ждали ее в засаде или встретили случайно?

Первого она узнала сразу, но так и не выдала. И очень долго думала, что молчала от чувства вины и стыда. Но с годами поняла, что дело не в этом: она не хотела, чтобы его посадили в тюрьму, потому что собиралась убить собственными руками. Фернандо Гарридо, жениха ее сестры, человека, обедавшего по воскресеньям у них дома, вместе с ее родителями. Однажды он подошел к ней и попросил прощения, сказал, что был пьян и очень зол, что он сожалеет, но Ческа прощать не собиралась. Теперь он мертв. Когда она вошла в гостиничный номер в Сафре и направила на него пистолет, он не просил о пощаде, просто улыбался и ждал, как будто знал, что рано или поздно она придет отомстить. Он сказал, что в глубине души испытывал облегчение, что только так мог избавиться от угрызений совести. Даже заявил, что прощает ее, перед тем как она выстрелила.

Долгие годы память о пережитом в ту ночь дремала в глубине ее сознания. Она пыталась просто жить, отложив месть на потом. Что подтолкнуло ее к действию? Это она знала наверняка: похищение Лукаса «Пурпурной Сетью». Глядя, как Элена борется, чтобы вернуть сына, Ческа не могла не думать о собственной дочери, с которой даже не познакомилась.

Вот тогда, используя служебное положение, она и нашла Ребеку – и с новой силой ощутила, как жаждет отомстить своим насильникам.

Пыхтение Серафина стало оглушительным: прижав рот к ее уху, он содрогался в оргазме. И вдруг пронзительно завизжал. Ческа почти обрадовалась, когда Касимиро спихнул с нее брата, хоть это и означало новый этап кошмара. И вот Касимиро уже был на ней.

Ческа думала о Сарате, вспоминала, как он раздражал ее, когда только пришел в отдел, как было весело высмеивать и дразнить его. Когда он начал ей по-настоящему нравиться? Как она могла допустить это, ослабить оборону, – она, так гордившаяся своей независимостью, верившая, что ей никто не нужен?

Касимиро кусал ей соски. Ческа отгоняла все мысли, кроме воспоминаний о Сарате, о его улыбке по утрам, о том, как он легко просыпался и мгновенно переходил от сна к бодрствованию – так умеют животные. Когда она в него влюбилась? Касимиро захрюкал, закричал, судорожно задергал головой, разбив Ческе нос. И кончил.

Сверху братьев окликнул Хулио. Оба со всех ног кинулись к лестнице. Ческе хотелось, не открывая глаз, еще чуть-чуть подумать о Сарате, спрятаться в этих воспоминаниях от звуков разгорающегося скандала, от доносящихся из дома воплей. Высунув язык, она ощутила металлический привкус крови, которая текла из носа. Когда она все-таки открыла глаза, на полу сидела Малютка и улыбалась.

– Они тебя обидели?

Ческа кивнула.

– Мне в это время нельзя сюда спускаться, – сказала Малютка, – но я хочу заплатить штраф.

– Принесла листочек?

Малютка вытащила из кармана обрывок плотной бумаги.

– Давай скорее, завтра они поедут за лекарствами. Я слышала, как они это обсуждали.

Ческа была совершенно измучена, но инстинкт самосохранения заставлял действовать.

– Мне нужна твоя помощь, я же не могу писать.

– Фломастеров тут нет.

– Кровью, – сказала Ческа. – Возьми крови у меня из-под носа и намажь мне палец.

Малютка посмотрела на нее с интересом. Видимо, решила, что это такая игра – окунуть пальчик в кровь и использовать его как кисточку, чтобы покрасить указательный палец Чески.

– Теперь приложи листок к моему пальцу.

– В каком месте?

Ческа объяснила. На бумаге остались два соединенных ромбика.

– Покажи мне, – попросила она.

Малютка показала получившийся рисунок.

– Что это? – полюбопытствовала девочка.

– Очень красивый рисунок, который ты должна положить в карман Серафину. Скажи, что это подарок от тебя аптекарю.

– Ладно.

– Но только чтобы остальные не слышали.

Раздался голос Хулио:

– Малютка, ты внизу? Иди сюда!

Малютка, спрятав рисунок, побежала вверх по лестнице.

Глава 31

Элена и Сарате молча сидели в машине, припаркованной напротив низких домиков. Инспектор понимала, что ситуация располагает к откровенности. И что напарник очень хочет что-то сказать – возможно, что-то такое, о чем ему следовало сообщить уже давно.

– В тот день мы поссорились. Когда я сказал, что ухожу к друзьям, Ческа ужасно разозлилась.

Элена повернулась к нему. Посмотрела участливым взглядом, скрывая раздражение. Она с самого начала предполагала, что Сарате замалчивает подробности, которые могут оказаться важными.

– Вы собирались вместе отпраздновать китайский Новый год?

– Это был только предлог. Она уже давно настаивала, чтобы я переехал к ней. А я не хотел.

– Почему?

– Не знаю. Не хотелось, и все. Мы хорошо проводили время с Ческой. Но больше мне ничего не было нужно.

Сарате нервно улыбнулся, словно извиняясь за то, что оказался заурядным мужиком, малодушным, как и многие другие.

– Поэтому у тебя не было ключей от ее квартиры.

– Она давала мне ключи. Но всего на неделю.

– Почему?

– Потому что у нее началась паранойя. Она обвинила меня в том, что я приходил в квартиру, чтобы рыться в ее вещах, шпионил за ней, как ревнивый мудак.

– Ческа обвиняла в этом тебя? В голове не укладывается.

– Элена, с ней творилось что-то странное. Она постоянно была на взводе. Вела себя неадекватно: то хотела, чтобы я стал частью ее жизни, то твердила о своей независимости и обращалась со мной как с незваным чужаком.

– Однако же хотела, чтобы этот незваный чужак переехал к ней.

– Да, в последнее время она часто об этом говорила. В тот вечер…

Сарате осекся. Элена посмотрела ему в глаза. Она понимала, чего стоит мужчинам откровенность, и боялась упустить возможность. Сарате был потрясен недавно вскрывшимися фактами биографии Чески, и сейчас, когда он так уязвим, можно было вытянуть из него подробный рассказ. В интересах следствия или в своих собственных? Элена и сама не знала. Ей уже было все равно. Все слилось воедино: исчезновение коллеги, встреча с Сарате спустя целый год, злость на него за то, что так легко нашел ей замену, уверенность, что у него все равно ничего бы не получилось с ней, пятидесятилетней женщиной с глубокими ранами в душе…

– Что произошло в тот вечер?

Сарате набрал в грудь воздуха. Вспоминать было больно.

– Я поступил как трус.

Он покачал головой, словно отрекаясь от себя: мысль, что его поведение могло привести к гибели Чески, была невыносима.

– Наши разговоры крутились вокруг одного и того же. Она хотела, чтобы я к ней переехал, я придумывал отговорки, тянул с ответом. И