В клешнях черного краба - Эдуард Юрьевич Власов

что, мол, копает под тебя инспектор, шибко интересуется… Не прав я, скажете?

Да, конечно, он прав. Утечка оперативной информации у нас, естественно, есть. Не в таких, правда, водопадно-разливанных объемах, как у Игнатьева в России, но есть. И, само собой, делятся наши ребята этой информацией с якудзой не бесплатно.

Но сейчас меня заинтриговала не проницательность инспектора и не его обличительный пыл. Меня заинтриговал этот внезапный поворот в логике его повествования. К чему он поворачивает?

Тут, как и полагается в лучших домах Токио и Осаки, всю обедню испортил все тот же мобильник.

– Да!

– Господин майор? Это Осима. Я уже в порту.

Черт возьми! Он уже там, а я еще здесь! Заговорил меня этот Игнатьев, и остановились мы с ним на самом интересном месте. Как вы верно подмечаете, мне опять надо выбрать, что делать дальше: продолжить раскручивать инспектора, разыгрывая перед ним туповатого и недалекого и потому нуждающегося в подробных разъяснениях и комментариях «мента», или же бежать к тачке Сато (интересно, отстали там от него журналисты или нет?) и лететь в порт, чтобы насладиться приятной задушевной беседой с лучшими представителями рыболовецкого флота соседней державы.

Нет, сейчас никакой альтернативы! Однозначно надо ехать на судно. Нельзя допускать Осиму одного до разговора с экипажем. А Игнатьев никуда деться не должен, тем более что, как сказал сегодня Сато, за ним две машины ездят.

– Извините, господин Игнатьев, но мне срочно надо отлучиться. Если вы не возражаете, мы продолжим беседу попозже. Вы будете в номере?

– Я пока не знаю, где буду. Но в любом случае вам сообщат об этом.

– Кто сообщит?

– Ну, во‐первых, ребята вашего Осимы, которые меня здесь пасут… Кстати, вы не знаете, сегодня вторая машина, которая за мной ездит, тоже от них?.. Ну не хотите отвечать – не надо.

– А во‐вторых?

– А во‐вторых… Дзюн, конечно, парень неплохой, но…

– Он же переводчик. Тем более не местный, а из Саппоро.

– А что, у вас среди переводчиков стукачей не бывает? У нас в советские годы все гиды-переводчики в ГБ отчеты строчили.

Мы вышли из бара. Игнатьев потопал к лифту, а я прошел в холл. Знакомые дедушки уже закончили обсуждение итогов всех мировых войн, прошедших на их веку, и мирно дремали в креслах. Осимовский дежурный тупо щелкал пультом от телевизора, силясь выбрать что-нибудь одно: либо детальнейший разбор любопытнейшей партии го, либо веселенькое субботнее шоу, где девицы в бикини соревнуются, кто дольше продержится в ванне с водой и льдом, либо увлекательную передачку про разницу в системе размножения морских львов на воле и в неволе. Журналистов за окном уже не было. Сато ждал меня в машине, и по его напряженному виду было понятно, что Осима приказал ему доставить меня в порт как можно быстрее. Он попытался сделать движение мне навстречу, но я жестом остановил его.

Когда я приблизился к машине, опять, как и утром, в отражении на стекле я увидел, что с четвертого этажа мне вслед смотрит Игнатьев. Я открыл заднюю дверцу и, перед тем как сесть, резко обернулся, чтобы не дать Игнатьеву возможность успеть спрятаться за шторой. Спрятаться он действительно не успел и замер в нелепом положении, наполовину скрываясь за портьерой. Я исполнил на лице серьезную мину и погрозил ему пальцем. В ответ он продемонстрировал мне средний палец правой руки и задернул шторы.

Глава 5

По дороге в порт я вдруг вспомнил, что с этим грабовским делом забыл о таинственном предмете, появившемся у наших берегов.

– Сато-сан, я все забываю спросить – об этой русской штуке есть какая-нибудь информация?

– О какой штуке?

– Которая к нам приплыла.

– А, эта… Час назад к ней из Кусиро пошли два судна Управления безопасности на море. Еще самолет там над ней летает. Пока ничего конкретного.

– То есть это все-таки не подлодка?

– Военные молчат, ни да ни нет не говорят. Нас до этого дела не допускают, но это и правильно. Но я думаю, никакая это не подлодка.

– А что это, по-вашему?

– А вы ее по телевизору видели?

– Видел.

– Ну и как, похожа она на подлодку?

– Вообще-то, похожа. Но я с вами согласен, что это все-таки не она… Да, а надпись на ней разобрали? Там ведь название какое-то просматривается.

– Сейчас военные по внутренней связи передали, что в переводе на японский это что-то типа «потише, а то будет пожар».

– Чего?

– Да я и сам толком не понял. У них переводчики еще те. Но, видно, это не название, а предупреждающая надпись. Здоровыми буквами такими написано, да еще и белой краской. А названия не видно.

– Ладно, пускай другие с ней разбираются… А почему это вы про внутреннюю связь сказали? Вы что, военных прослушиваете?

– Вот, порт уже. Подъезжаем.

Ох уж мне этот Сато! Натаскал их тут Осима в плане конспирации – слова не вытянешь.

А военных они, безусловно, слушают, особенно в такой ситуации. И это, в общем, правильно. Вояки же никогда толком ничего не рассказывают, все скрывают до последнего. А коснись чего, это же осимовским ребятам – Сато вот этому, например – придется здесь в Немуро с населением работать, панику ликвидировать, эвакуацию организовывать. Какой бы козел этот Осима ни был в человеческом плане, в профессиональном он мне нравился все больше и больше.

Мы въехали на территорию порта. У пирса болталось десятка три-четыре разнокалиберных судов. Одно из них, видно, только-только отчалило и не спеша покидало гостеприимный городишко. Судя по невозможности определить изначальный цвет судна, безнадежно пропавший под густым слоем ржавчины, суденышко было не японское.

На причале, у самой кромки пирса, стоял Осима. Он провожал грустным взглядом уходящую в море посудину и даже не отреагировал на мое появление в его поле зрения.

– Провожаете кого?

Осима вздрогнул от неожиданности и обратил на меня подернувшиеся сентиментальным туманом глаза.

– Да вот, уехали мои таджики.

– Кто?

– Таджики.

– Какие таджики?

– Таджикские таджики. Других вроде не бывает.

– Что за таджики такие?

Осима дернул головой, стряхивая с себя нахлынувшие эмоции.

– Мы ведь с вами на «Пионер Сахалина» идем?

– Угу.

– Ну, пошли тогда, он на восьмом причале.

Мы оставили Сато в машине у въезда на пирс и пешком повлеклись к восьмому причалу. По дороге Осима поведал мне душещипательную историю своих таджиков.

– Трое их было: Махмуд-Абдулла, Зухраб-Алипаша и Петр Николаевич Мухин.

– Что это за имена такие? Мухин – это вообще русская фамилия.

– Да мы так и не узнали, как их по правде зовут. Врали они всегда, а на следующий день забывали, что