Современный зарубежный детектив-7 (Крутой детектив). Компиляция. Книги 1-27 - Сара Парецки

К концу дня я завершила свой крестный путь по документам госпиталя. Специально выписала вопросы, которые должна была задать Лотти, несколько сленговых словечек и выражений, а также специфических терминов. Хотя в целом документы были доступны главным образом из-за рутинного, довольно несложного содержания, тем не менее подход к лечебной практике в госпитале показался мне шокирующим и отвратительным. Не здоровье человека было у них на первом плане, а барыши. Правда, внешне казалось, что «Дружбу» нельзя упрекнуть в халатном отношении к лечению пациентов либо в грубых финансовых нарушениях, таких, например, как предъявление завышенных счетов за процедуры или что-нибудь в этом роде.

Итак, у «Дружбы-5» – честное лицо. Это должно было радовать меня, особенно в мире, пораженном коррупцией. Но почему все-таки особой радости я не испытывала? Да, я решила поудить рыбку в мутной воде. Выудила записки о Консуэло, правда, скорей для Лотти, чем для суда, А на что же еще я надеялась? На шантаж лиги Дитера, за которую платил мой бывший супруг? Или просто мне нужен был козел отпущения как компенсация за все срывы и огорчения прошедшего месяца?

Я старалась преодолеть депрессию, но она не отпускала меня, была все время со мной. И когда я укладывала бумаги в портфель, и когда ехала к ресторану «Дортмундер».

Глава 28

Падение на дно

Лотти пригласила в ресторан «Дортмундер» Макса Левенталя, исполнительного директора «Бет Изрейэль». Низкорослый крепкий мужчина лет шестидесяти, с вьющимися седыми волосами, он был влюблен в Лотти, с которой познакомился еще в Лондоне. Макс тоже был беженцем из Австрии. Он неоднократно, но тщетно пытался затащить Лотти под венец, а та всегда заявляла, что не создана для брачных уз. Однако они частенько вдвоем посещали оперу и симфонические концерты, и не один раз Лотти путешествовала по Англии в обществе Макса.

При моем появлении он встал, улыбаясь проницательными серыми глазами. Мюррея еще не было.

– Мне подумалось, – объявила Лотти, – что Макс сумеет ответить на вопросы, касающиеся административной деятельности госпиталя. Если, конечно, они возникнут.

Лотти не любительница алкоголя, зато Макс оказался знатоком вин и был рад тому, что не останется с бокалом один на один. Он подошел к буфетному стеллажу, вытащил бутылку «Кос-д'Эстурнеля» урожая 1975 года и благоговейно наблюдал, как ее откупоривали. После этого Макс настроился на беседу. Мы не стали ужинать сразу же, я решила сначала выговориться.

– У меня есть досье Консуэло. Но если вы хотите, чтобы суд принял его для ознакомления, вам придется получить санкцию на получение этих документов законным путем.

Я вытащила две стопки бумаг, касавшихся лично Консуэло, и вручила их Лотти.

– Та, что напечатана на машинке, – пояснила я, – была заперта в офисе Хамфриса. Другая, от руки, – у Питера Бургойна в столе.

Водрузив пенсне, Лотти принялась за изучение документов, сначала отпечатанных, затем рукописных. Ее густые брови сдвинулись, резкие складки обозначились вокруг рта.

Я повертела свой бокал в руках и потянулась за бутылкой. Макс, державшийся немного напряженно, и слова не сказал, когда вино было разлито доверху.

– Кто этот доктор Эберкромби? – спросила Лотти.

– Не знаю. Его упоминает Питер в своей записке. Он пишет, что звонил ему.

Я вспомнила о проспектах, прихваченных мною в офисе, и выудила их из портфеля. В них мог находиться штатный список сотрудников госпиталя.

«Дружба» осуществит ваше всестороннее акушерское обслуживание» – провозглашал один из весьма живописных буклетов... Ого, сколько же денег в него вбухали?! Какие богатые краски, изысканные шрифты и яркие фото. Обширные газетные цитаты... На обложке цветущая дама баюкает новорожденного. Их лица излучают неизбывный восторг... На внутренних полосах можно было прочитать следующее: «Вы рождаете еще одну жизнь! Это самое важное событие Вашей жизни. Разрешите нам сделать все Так, чтобы это стало для Вас также наиболее радостным событием!..»

Я перелистала проспект. Чуть дальше значилось: «У большинства женщин роды проходят без каких-либо осложнений. Но если Вам требуется дополнительная помощь в предродовой или родовой период, наш опытнейший акушер, специалист в области патологии в любое время к Вашим услугам...»

В самом низу страницы сосредоточенный, уверенный в себе мужчина держал какую-то штуку, напоминавшую электрическое стимулирующее одеяло, в низу живота беременной женщины. Та взирала на него со всемерным доверием. Подпись к фото гласила: «Кейт Эберкромби, д. м., перинатоложист[56], пато-логоспециалист, применяет ультразвук для лечения одной из пациенток».

Я показала текст и фотографию Лотти:

– Не можешь перевести на человеческий язык?

Она ознакомилась с подписью под снимком:

– Он манипулирует звуковолнами, чтобы ребенок продолжал продвигаться вперед. Кроме того, этот прибор осуществляет контроль за нормальным сердцебиением. Можно определять вес и размеры ребенка. На поздних стадиях иногда определяется и пол... «Перинатоложист» – это акушер, специализирующийся на патологических аномалиях и осложнениях при беременностях. А уж если дитя появилось на свет и у него проблемы, прибегают к помощи неонатоложиста, специалиста-педиатра. Консуэло как раз нуждалась в перинатоложисте. Если бы он появился вовремя, то маленькой Виктории необходима была помощь неонатоложиста. Но, как видно, и его не оказалось...

Она сняла пенсне, положила рядом с проспектом и продолжала:

– Проблема Бургойна очевидна и красноречива. Вот почему он не хочет показывать мне свои записи. Но почему он их просто-напросто не выбросил? Ведь машинописный отчет носит пояснительный характер, но не указывает на явное небрежение при уходе за больной.

– Лотти, это тебе видно, но не нам. О чем ты говоришь? – спросил Макс с неистребимым венским акцентом. Он взял бумаги и углубился в них.

– В машинописном тексте разъясняется, что Консуэло поступила незапланированно, ургентно, не будучи амбулаторной больной. У нее начались роды, она была в коматозном состоянии. Ей сделали массивную инъекцию глюкозы, чтобы восстановить уровень сахара в крови и поднять давление... Там же говорится, что применили ритодрин, дабы замедлить роды. Затем перед ними встала проблема: могли ли они вообще остановить роды, не подвергнув Консуэло риску летального исхода? И решили идти напролом – приняли ребенка. Но Консуэло все равно скончалась из-за серьезнейшего общего осложнения как беременности, так и родов... А Бургойн в своих записках в значительной степени рисует другую картину.

– Да, я вижу. – Левенталь оторвался от чтения записок Питера. – Бургойн детализирует всю ситуацию. Буквально расшифровывает.

Я чуть не заорала от нетерпения:

– Ну так расшифруйте и мне! Вместо этого Лотти спросила:

– В каком часу вы приехали в клинику?