Наследники - Олег Юрьевич Рой

машину сюда удобно подогнать, не вручную же через все кладбище гроб тащили.

– Телевизионщики вон там свой фургон поставили. Не совсем вплотную, но вполне рядом. Значит, кто угодно мог подъехать. На руках гроб действительно не унесешь. Не мешок картошки. Могли тележку багажную подогнать, – предположила она, вспомнив питерскую историю, где тоже никаких следов перемещения трупов не находилось. – Но зачем? Гроб – не сейф, его вскрыть не сложнее, чем могилу раскопать. Зачем его целиком тащить?

– В каком-то старом советском детективе в могиле и вправду был клад, – задумчиво проговорил Стрелецкий. – Но действительно, чтобы достать сокровища, гроб красть не требуется, не платиновый же он был. Получается, кому-то очень не хотелось, чтобы эксперты добрались до тела Шумилина?

– Да это понятно, – почти с досадой согласилась Арина. – Это основная версия, про мародеров я уже так, до кучи. Но гроб-то, гроб зачем? Почему не вытащить только тело?

– Когда он умер? – все так же задумчиво спросил опер. – Два года назад? Три? Пять? Кто знает, в каком состоянии останки.

Арина не сразу поняла, к чему он клонит:

– И что? Если труп успел скелетироваться, его выкрасть еще проще. Скелет весит килограммов тридцать, даже меньше…

– А все остальное? – перебил Ким.

– Остальное – что?

Он пожал плечами:

– Волосы, кожные фрагменты и так далее. На внутренней обивке много какой биологии могло остаться.

– Действительно… – проговорила Арина почти растерянно. – И если кому-то очень не хотелось, чтоб эту чертову ДНК взяли, тогда гроб надо ликвидировать целиком. Но… кому? Этот, как его, Марат так вроде бы уверен, что он сын Шумилина…

– Он актер. Любую уверенность можно сыграть.

– Дочка тоже актриса, – зачем-то сказала Арина. – Но, знаешь, забавно получается. Если Марат в самом деле сын, значит, папины останки выкрала дочка? А если Марат просто бучу поднимает, тогда он сам.

– Как он, кстати, ухитрился эксгумацию-то пробить? В смысле без согласия родственников.

– Так вдова в итоге согласилась.

– Еще интереснее.

– Точно. Либо она точно знала, что ее покойный супруг бастардов после себя не оставил, либо… знала, что эксгумация ничего не даст, в смысле знала, что гроба там не будет.

– Либо ей все равно, – добавил Стрелецкий.

– Тоже вариант. Я когда Гусева опрашивала, он так и сказал: Карина Георгиевна не снисходила до мужниных шалостей, все равно ей. Вот Камилла все истерики закатывает – это только мой папа! А Карине Георгиевне, по всему, одного хочется – чтобы все эти скандалы уже закончились. Ну, подумаешь, сын. Он же на наследство не претендует, ему кроме славы ничего не нужно.

– Разберешься. Гулять-то будем? Здесь мы ничего больше не высмотрим.

Воскресенское кладбище сегодня показалось Арине еще более… старым? И очень заросшим. Ей вдруг вспомнилось, как еще в Питере патологоанатом Данетотыч объяснял ей, почему на кладбищах такая пышная растительность:

– Мертвое тело, Вершина, – говорил он, – отличное удобрение. Помню, я еще молодой был, мы так злодея одного поймали, он жену свою убил, а соседям сказал, что к родне, мол, уехала. Но дамочки месяц нет, другой – это у какой такой родни она столько гостит? Одна из соседок забеспокоилась, другая, в милицию пошли, пропала, говорит, подружка, а перед тем с мужем ссорилась сильно. А мужик этот: знать ничего не знаю, действительно поссорились, она подхватилась и укатила, адресов родни не знаю, отношения не поддерживал. В квартире чисто, хотя это, сама понимаешь, не показатель. Но предъявить-то ему нечего, тела-то нет! Вот только мужик был, что называется, безлошадный, без машины то есть. Значит, если убил и тело спрятал, искать надо поблизости. А неподалеку пустырь имелся. Но пустырь большой, заросший весь, где копать? Да помню я, как тебе Сушка десятилетней давности останки обнаружила, но такой собачки у нас тогда не нашлось. Но поглядели мы на этот пустырь сверху – с соседней высотки – и углядели там островок, где трава и кусты были куда как сочнее окружающих. Копнули – и нашли дамочку задушенную. Потому и на кладбищах все так хорошо растет. Круговорот, понимаешь, питательных веществ в природе.

Вот и здесь, на Воскресенском, это было заметно. У восточных ворот, через которые они со Стрелецким входили, еще просматривались аккуратные, ухоженные аллеи, возле шумилинской могилы их четкий геометрический рисунок уже изрядно смазывался, у северного же входа и аллей никаких не оставалось. Лес и лес, хоть и торчат там и сям надгробные камни.

За пышным, хотя и отцветшим уже сиреневым кустом, торчал гранитный крест. Невысокий, не выше Арины, он казался здоровенным, очень уж массивными были каменные «лопасти». Вплотную к кресту, точно вырастая из одного с ним корня, пробилась кривая, но развесистая рябинка. Осенью, должно быть, это было очень красиво: серое и багряное. Но и сейчас жесткие темно-зеленые «перья» выделялись на граните, как нарисованные.

Сразу за обнимающей каменный крест рябинкой тропинка обваливалась вниз, в маленькую, метра три в диаметре, котловинку. Как будто дракон наступил, подумала вдруг Арина. Ей стало смешно: раз котловинка – «след» – одна, значит, дракон был одноногий. Прямо братья Стругацкие, баллада об одноногом пришельце. И почему вдруг – дракон? Должно быть, потому что в заросшей земляникой и лапчаткой впадине уютно устроились гномы. Пятеро. У одного из-под зеленого вязаного колпака торчали ярко-соломенные космы, второй держал массивную корявую трубку – если бы не поднимающийся над ней дымок, Арина решила бы, что это просто обломок корневища. Третий «гном» сладко спал, накрывшись здоровенной кожаной курткой, рукав которой был располосован сверху донизу, а после зашит – плотно, но грубо, крупными стежками «через край». Еще двое сидели к ней спинами. Посередине на разодранном магазинном пакете кучковалась немудреная, но разнообразная снедь.

– Хлеб да соль, уважаемые! – Ким, спустившись к самому «дастархану», остановился возле владельца трубки.

Тот, похоже, был настоящим великаном: сидя он доставал стоящему оперу почти до плеча, а если бы поднялся, оказался бы выше отнюдь не малорослого Кима как минимум на голову.

– Присаживайся, служивый, – шевельнул он кустистой седой бровью. – И вы, дамочка. Барон, подвинься, негоже, когда леди стоит.

Соломенноволосый сдвинулся, освобождая кусок плоского камня:

– Не боись, это не с могилы, мы тоже не без понятия.

Камень оказался обломком бетонной плиты. Довольно чистым. Впрочем, Арина и на грязный присела бы: раз тебе оказали уважение, так не капризничай, ради контакта с «контингентом», бывает, и не на такие жертвы идти приходится. Да и какие там жертвы! Следовательская работа очень хорошо излечивает от снобизма. Даже Эльвире, первой красотке городского следствия, не пришло бы в голову нос воротить от потенциальных свидетелей, кем бы они ни