Фридрих Незнанский - Дальняя командировка

—    А вы уже и это узнали? Что он заядлый рыбак? — довольно рассмеялся Турецкий, окончательно снимая общую напряженность.

—  Ну а как же ж? — обрадовался мэр. — Добра висть всегда впереди бежит! Так если не будет возражения с вашей стороны, я тогда распоряжусь.

—   Не будет, — ответил Турецкий, поднимаясь. — Рад знакомству, господа. И прошу — задело! Президент ждать не любит, уж это я могу вам доложить по собственному опыту... Павел Петрович, я, пожалуй, готов с вами. Зах­ватите? А то я машину, вы слышали, отпустил, а в вашем городе еще не ориентируюсь. Вот мы сразу и начнем, не откладывая дела в долгий ящик, верно?

Затырину ничего не оставалось, как состроить любез­ную улыбку.

5

У Александра Борисовича была сейчас, собственно, одна главная цель — малость припугнуть. Но не до такой степени, чтобы жертвы почувствовали себя загнанными в угол и решились бы огрызаться, а чтобы показать «вер­хнюю» власть. Которая, во-первых, всегда видится в от­далении от нее неопределенной и непредсказуемой, и, во-вторых, в этой самой непредсказуемости, что хорошо известно руководителям с холуйским типом мышления, всегда могут найтись варианты — приемлемые либо спа­сительные в той или иной степени. Вот и пусть они пока ищут для себя эти самые варианты, полностью сосредо­точившись на нем, конкретном Турецком, или не менее конкретном Грязнове, который наверняка приедет уже завтра, и не мешают работать остальной группе.

Поэтому Александр Борисович, садясь в машину Затырина, меньше всего думал о том, какие мысли вороча­ются в голове у подполковника. Он же наверняка ни черта не делал. И что никаким документам не дан ход, Турец­кий тоже не сомневался. Было интересно, как станет выкручиваться подполковник. Он, кажется, большой проходимец — этакий провинциальный ловелас, значит, умеет выпутываться из скользких ситуаций.

С папочкой под мышкой он шел по коридору за на­чальником и ловил на себе, мало сказать, колющие взгля­ды. Видно, уже догадывались, кто прибыл и по чью душу. И каждый, поди, желал взглянуть на того человека, от решения которого в какой-то степени зависела или мог­ла зависеть его собственная судьба. А это означало, что каждый тут все-таки чувствовал себя виновным — в про­тивном случае чего бояться? Или они вообще ничего не боялись и провожали его взглядами из чистого любопыт­ства?

Вошли. Затырин поинтересовался, чего бы хотел вы­пить Турецкий — чаю или кофе? Александр Борисович попросил минеральной воды.

—  Сделаем, — с готовностью согласился подполков­ник и тут же отдал распоряжение по телефону. А затем сел напротив и уставился на гостя в ожидании вопросов.

—   Я что-то должен? — спросил Турецкий. И «дога­дался»: — А, вы, наверное, хотите узнать, с чего начнем? А давайте с начала событий. Итак...

Александр Борисович вынул из папки несколько бланков протоколов допроса, достал авторучку и приго­товился писать.

—   Итак, вопрос первый: с чего началось? С конфликта с троими милиционерами. Давайте по порядку, расска­зывайте. А ваши сотрудники пусть тем временем прине­сут материалы. Слушаю и записываю.

—  Я сейчас выйду и дам соответствующее указание, — подполковник поднялся, но словно ждал разрешения.

—   А что, телефонов тут нет?

—  Надо же объяснить.

—  Ну тогда валяйте, — кивнул Турецкий.

Подполковника словно вымело из кабинета. Через

несколько минут вошел рослый сержант — принес бутыл­ку нарзана и чистый стакан. Положил рядом открывал­ку. Турецкий посмотрел на сержанта. Обратил внимание на полоски пластыря телесного цвета на лбу и скуле. Спросил:

—  Как служба?

—  Нормально, — недовольно протянул тот, обнажив зубы, и на верхней челюсти, с боков, сверкнули золотые фиксы.

—   Спасибо за водичку, я сам открою. Свободен, — холодно сказал Турецкий.

Он вспомнил, что в одном из заявлений по поводу драки с милиционерами фигурировал сержант с клыка­ми золотых зубов. И пластыри, и зубы указывали на то, что это именно он и приходил. Как же его фамилия? Вспомнил, самая подходящая — Малохоев! Небось под­полковник направил его — познакомиться. Мало ли...

—   Это тот самый Степан, которому больше других досталось? — небрежно этак спросил Турецкий у вернув­шегося с несколькими папками Затырина.

—  Вы про кого?

—   А вот воду приносил. С золотыми зубами.

—  Похоже, вы говорите о нем. Пострадал парень.

—   Да? А что, напарники у него были такие же слаба­ки, как он?

—   Да нет, нормальные. Могу позвать.

—   Потом. И до них дойдет очередь. А эти бандиты, которых они собирались брать, как всегда, из бывших тяжелоатлетов? Слоны?

—   Да какие там слоны!.. — Подполковник чуть даже не сплюнул.

—   Тогда ничего не понимаю... Трое здоровяков ми­лиционеров, я ж видел — у Степана вашего кулак как кувалда, не смогли справиться с двумя обычными граж­данами, которые, как утверждается, были еще и в совер­шенно пьяном состоянии? И больше того, позволили им, едва стоящим на ногах, избить себя, обезоружить да вдо­бавок доставить в отделение? Подполковник! Вы за кого меня держите? Вам не стыдно?

—   Нет, подождите, а кто это вам заявил, что тех было только двое? Знаете, сколько там народу собралось? Це­лая толпа!

—   Да что вы говорите? Ну давайте внесем в протокол это ваше показание... — сказал Турецкий, записывая. —

Нет, все-таки у меня остаются сомнения. Так и кажется, что никак не могло того быть. Или вы, Павел Петрович, забыли про собственные протоколы? Тогда давайте вспомним вместе. Валяйте выкладывайте.

И Затырин был вынужден подчиниться. Уже проду­манная им комбинация с документами рушилась на ходу.

—   Вот, — он не очень уверенно протянул через стол несколько исписанных листков. — Это заявления от по­страдавших.

Турецкий взял, углубился в чтение. Читал он медленно, что-то помечая у себя в блокноте. Закончил с одним, за­нялся другим, потом третьим. Отложил все три в сторону.

—   Это хорошо, что вы мне дали их почитать, Павел Петрович. Но я просил не эти. Мне нужны заявления Теребилина и Сороченко. А также их жен и пятерых сви­детелей. Давайте, чего вы ждете? Этак мы никогда с вами не закончим.

Возникла пауза. Затырин молча и бесцельно переби­рал бумаги в папке, но видно было, что делал это чисто формально, никаких других заявлений у него просто не было. И тогда Турецкий пришел ему на помощь:

—  Может, забыли? Может, вы, Павел Петрович, дав­но уже передали их в прокуратуру для дальнейшего рас­следования и возбуждения уголовного дела по факту на­падения и так далее? Или эти документы уже отправле­ны в область — по требованию областного прокурора? Вы вспомните.

—   Ах ну да, конечно! — обрадовался подсказке под­полковник. Он даже звонко шлепнул себя по лбу, коря за непростительную забывчивость. — Естественно, у меня тех заявлений и быть не может! Вы абсолютно правы, Александр Борисович! Уф-ф, ну просто гора с плеч, — искренне готов был покаяться он.

—   Ну вот видите, — хмыкнул Турецкий, — все, ока­зывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание... Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и... идем даль­ше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше...

Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Алек­сандр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.

Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны «обидчики», как не совсем, мягко говоря, до­стойно вели себя в милиции с женщинами — одна бере­менная, другая — депутат, как затем среди ночи по звон­ку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фик­сировал на бумаге.

У подполковника голова шла кругом — все, оказыва­ется, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, что­бы не проговориться случайно и не подставить себя.

Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продол­жал задавать вопросы.

И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения докумен­тов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плю­нуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, види­мо, он, снова «поднапрячь память» и неожиданно «вспомнить», что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола — подальше с глаз. И что не соби­рался он вести никакого расследования по этим заявле­ниям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.