Смерть Отморозка. Книга Вторая - Кирилл Шелестов

его лоб и убедился, что он прохладный, температуры у мальчика не было.

— Вызвать врача?

Пашенька замялся.

— Может, я так отлежусь? — неуверенно произнес он.

— Так не получится, — возразил Норов. — Нельзя прогуливать школу.

— Я не прогуливаю, пап. У меня голова болит.

— Полагаю, тебе лучше встать и отправиться на занятия.

— Да ведь уроки уже закончились!

Норов посмотрел на часы.

— Еще нет одиннадцати. Я подвезу тебя, и на пару уроков ты еще успеешь.

— А что я скажу учительнице?

— Попробуй рассказать ей про больную голову.

— Она мне не поверит!

— Тогда почему в это должен верить я?

Тон Норова становился неласковым, и Пашенька сменил тактику.

— Я к маме хочу! — вдруг захныкал он. — Отправь меня к маме!

— Я не могу сделать этого сейчас посреди учебного года, — возразил Норов. — Давай дождемся лета, когда мама приедет, и обсудим с ней эту возможность.

— Я не хочу ждать лета!

— А вот капризничать не надо, — произнес Норов строго. — Я этого не люблю.

Пашенька перепугался еще больше.

— Почему мама меня бросила? — вновь принялся хныкать он. — Никиту взяла, а меня бросила! Все дети с мамой живут, я один — с бабушкой и дедушкой!

Ему, наконец, удалось довести себя до нужного состояния, страх перед отцом ему помог, — он расплакался, как-то через силу. Норов смотрел на него молча, не успокаивая и не ругая, с тяжелым чувством. Ему было неловко за Пашеньку, за его притворные слезы, и в то же время он не мог не испытывать вины перед этим слабым, избалованным мальчиком.

Видя, что разжалобить отца не удается, Пашенька перешел от всхлипываний к подвыванию. Норов молча поднялся и вышел из его комнаты. Бабушка с дедушкой караулили его у входа.

— Ну что? — спросила бабушка с надеждой.

Норов лишь пожал плечами.

— Павел Александрович! — взмолилась бабушка. Родители Ланы теперь обращались к нему по имени-отчеству. — Павел Александрович! Вы должны что-то с ним сделать!

— Например?

— Выпороть!

— Что ты несешь?! — возмутился дедушка. — Как можно бить ребенка?!

— Можно! — убежденно воскликнула бабушка. — Когда других средств не остается, то можно! Тебе — нельзя, ты — не отец, а Павел Александрович — отец! Он имеет право! Павел Александрович! Я сама против физических наказаний, но есть же исключения… особые случаи… — голос ее прервался, она задыхалась от волнения.

Норов смотрел на нее и ничего не отвечал. Она закрыла лицо пухлыми руками и расплакалась.

— Я не знаю, что делать! — всхлипывала она. — У меня нет сил! Я чувствую себя беспомощной старухой…

Дедушка обнял ее и прижал к себе.

— Ну будет, будет, — приговаривал он, гладя ее по седой голове. — Ну что ты в самом деле…

Норов поспешно вышел из квартиры в подъезд, где его на этаже ждала рослая охрана. Возможно, все они были правы: и бабушка, и отец Николай, — но бить Пашеньку он не мог. Рука у него не поднималась.

***

Жандармский джип припарковался поближе к дому, из него сначала бойко выпрыгнул чернявый водитель, затем неспешно вылез толстый важный большой Лансак в фуражке и золотых круглых очках. Сегодня с ними был еще долговязый белобрысый худой жандарм в форме.

— Я сваливаю! — поспешно объявила Ляля, кидаясь к лестнице. — Только ментов мне не хватало! Ань, я у тебя посижу!

И, прыгая через ступеньки, она исчезла в спальне Анны. Лиз проводила ее изумленным взглядом.

— Все равно Лиз тебя видела! — попыталась урезонить Лялю Анна.

— Паш, скажи, чтоб она меня не сдавала! — крикнула уже из-за двери Ляля.

Через мгновенье она высунулась вновь.

— Тут, кстати, интернет есть?

— Есть, — отозвался Норов. — Только Лиз мне не подчиняется!

— Ты ей деньги платишь! — парировала Ляля и вновь закрыла дверь.

Видя реакцию Ляли, Гаврюшкин тоже заволновался.

— Зачем они сюда приперлись, Нор? Че им надо? — беспокойно спрашивал он. — Нор, ты не говори им, кто я! Мне нельзя светиться! Никто на работе не знает, что я тут.

— А ты залезь на дерево и каркай, — посоветовал Норов. — Вдруг жандармы примут тебя за большую беременную ворону?

Неожиданный визит был неприятен ему самому; ничего хорошего он не сулил.

Глава четвертая

После переезда Дорошенко в новый дом Норов взял привычку наведываться к нему в гости по выходным. Сережиной жене он что-нибудь дарил из запасов, хранившихся на такой случай в багажнике машины, а ребенку привозил сладости или игрушки. Пользуясь тем, что дружеский визит начальника воспринимается подчиненными как знак особого отличия, он о своих визитах заранее не предупреждал, — звонил уже с дороги. Ему всегда были рады, во всяком случае, делали вид.

Норов приезжал то один, то в компании своих случайных подружек, одной или двух, — в зависимости от того, сколько их оказывалось под рукой. Привозить в семейный дом дам такого пошиба было, конечно, не особенно прилично, но Норов по-свойски не стеснялся ни Сережи, ни его жены.

Однажды в конце лета Норов застал у Дорошенко симпатичную семейную пару; оба были молоды, стройны, спортивны, — такие не часто встречаются в провинции, где толстеют и опускаются рано. Муж, высокий, темноволосый, с задумчивыми карими глазами и приятным баритоном, был немногословен, серьезен и внимателен к жене — голубоглазой блондинке, тоже высокой, которая, в отличие от него, легко и задорно смеялась. Звали их одинаково, Олег и Ольга, и совпадение имен подчеркивало их сходство.

Приехали они на скромных отечественных «Жигулях», оставленных у ворот дома, снаружи. Машина была чисто вымытой, без вмятин и царапин, — за ней следили. С собой они привезли девочку, лет 12, темноволосую и темноглазую, еще нескладную и застенчивую, похожую на Олега. Ее тоже звали Ольга.

Женщины готовили на кухне обед, а мужчины жарили во дворе шашлык; Дорошенко считался по этой части большим специалистом. Олег умело, со знанием дела помогал ему, а младшая Ольга под руководством матери накрывала на стол. Норов присоединился к мужчинам. В ходе необязательного разговора выяснилось, что у Олега и Ольги есть еще сын, 16-ти лет, который остался дома.

— Сколько вам лет? — удивился Норов.

— Мне — 38, Ольга — на год старше.

— Вы оба выглядите гораздо моложе!

— Спасибо, передам Оле, она будет рада. Женщины всегда переживают по поводу возраста и внешности.

— Все переживают, — заметил Дорошенко, помахивая картонкой над потрескивающим шашлыком и морщась от дыма.

— Ты тоже? — спросил Норов.

— Конечно! Хочу всегда выглядеть молодым и красивым.

— Зачем?

— Чтоб девочкам нравиться!

— А как же твои семейные ценности?

— Одно другому не помеха, — Дорошенко хмыкнул.

Норов заметил легкое неодобрение, мелькнувшее в лице Олега, — тот, похоже, был из правильных, на сторону не гулял.

Во