Чернила и огонь - Бенито Олмо

Но зачем он это делал? Я ведь не нашла ничего, что могло бы их заинтересовать: по крайней мере, мне так казалось. Откуда вдруг взялся этот внезапный интерес к моей персоне? Что я, по мнению Сарасолы, должна была найти в подвалах Центральной и Земельной библиотеки?

Я не стала задумываться над этими вопросами и сосредоточилась на том, чтобы придумать правдоподобный предлог, который успокоил бы Марлу.

– А еще мне гораздо удобнее, когда ты там, со своими компьютерами под рукой.

Марла издала разочарованный вздох, но ей не удалось меня обмануть: на самом деле для нее стало облегчением, что ей не пришлось сюда ехать. Она едва ли выходила из дома, самолеты вызывали у нее панику, а самой мысли о том, чтобы оказаться вдали от своих мониторов и виртуального мира, было достаточно, чтобы ее начало трясти.

– Делай все сама, – согласилась она, – но дай мне знать, если у тебя появятся какие-то новости или если увидишь что-то подозрительное. Что угодно.

– Не переживай.

– Нет уж, я переживаю. Ты же знаешь, как все устроено.

Да, я была в курсе. На всякий случай Марла выразила это словами, чтобы у меня точно не осталось никаких сомнений:

– Тут действует закон джунглей, Грета. Если ты обнаружишь какую-нибудь интересную зацепку, то всякие мерзавцы слетятся на нее, как акулы – на запах крови. И вот тогда мы точно окажемся в дерьме.

20

На следующее утро Олег приехал в Лимб довольно рано, хотя в тот день с большим удовольствием остался бы дома. Чересчур взволнованный тем, как развивались события, он почти всю ночь не сомкнул глаз. Ему никак не удавалось перестать об этом думать, а еще он снова и снова приходил к одному и тому же разочаровывающему выводу.

Тот факт, что Грета отказалась им помочь, менял все. Хотя Олег изначально и не исключал того, что что-то подобное могло произойти, всё-таки он не был готов вот так смириться с тем, как неожиданно изменились правила игры. Без нее все станет невыразимо сложнее. Многие из путей, которые ему хотелось рассмотреть, теперь казались недостижимыми. Эта девушка просто не осознавала, какую важную роль играла в этом деле и как много было поставлено на карту.

Он попытался подавить сомнения, громко вздохнув, и оставил сумку на вешалке у входа. Затем он взглянул на Лимб, который, как обычно, встретил его мрачным молчанием, и пришел к выводу, что у него не оставалось другого выбора, кроме как все это преодолеть, что он всегда и делал. Можно сказать, что главным его достоинством, но в то же время величайшим недостатком была способность смиряться с разочарованиями и двигаться дальше.

Достоинство превращалось в недостаток потому, что и поражения Олег принимал слишком легко. Хотя помощь Греты и была необходима для достижения его цели, он все равно был готов отпустить ее без боя. Кто-нибудь посмелее на его месте не стал бы мириться с таким резким изменением курса и боролся бы до тех пор, пока не нашел бы доводов, которые заставили бы ее изменить решение на самое выгодное для него. Но, разумеется, Олег не мог рассказать Грете все, что о ней знал. Это было бы катастрофой.

Он размышлял об этом, пока доставал книги из кучи, сваленной в одном из центральных проходов. Стоя там, он услышал, как открывается дверь Лимба, и за этим звуком последовали шаги: кто-то вторгся в его владения. Скорее всего, речь шла о Себастьяне. Перспектива выпить кофе вместе с коллегой и немного поболтать показалась Олегу весьма радужной. Это помогло бы ему справиться с тревогой, по крайней мере, на какое-то время.

Олег снова сложил книги в стопку и, убедившись, что томам удастся сохранить это хрупкое равновесие, вернулся туда, где оставил сумку. Он уже собирался поздороваться с тем, кто вошел, как вдруг застыл на месте, а слова застряли у него в горле.

В дверях стояла Грета. Она с опаской озиралась по сторонам, словно не до конца понимала, как здесь оказалась и стоило ли ей оставаться. Бросив на Олега взгляд, она не поздоровалась и не стала дружелюбно улыбаться. Просто молча смотрела, словно ожидая от него каких-то объяснений.

Олегу пришлось сдержаться, чтобы не выдать восторга, вспыхнувшего у него в груди, согревшего все внутри и вызвавшего неожиданный прилив оптимизма.

«Вот теперь – да, – произнес он про себя. – Процесс пошел».

21

Лимб встретил меня тяжелой, почти осязаемой тишиной. Беловатый свет ламп мягко освещал стеллажи, напоминая невыразительный рассвет. Мы с Олегом несколько секунд молча смотрели друг на друга. Услышав звук, доносившийся из одного из центральных проходов, я взглянула туда и увидела, как стопка книг пошатнулась, и тома рассыпались по полу.

– Я и не думал, что ты придешь, – отметил он. – Ты ведь вчера сказала, что…

Он прервался, видимо, не зная, как продолжить эту фразу, или, скорее, будто боялся, что если скажет что-то не так, то я снова уйду. Мне не хотелось ничего ему объяснять, так что, проигнорировав этот комментарий, я повесила свое пальто рядом с сумкой с Тинтином.

Я пошла по ближайшему проходу. Аромат дубленой кожи, чернил и старой бумаги проник в мои ноздри и перенес меня в мой маленький мирок. Я сделала вдох, чтобы наполниться этим запахом, и заметила, насколько успокаивающе он на меня действовал. Я была в своей стихии. Ничто не могло пойти не так.

Я все еще чувствовала усталость после бессонной ночи. Эмоции, которые я испытала вчера, в сочетании с уверенностью в том, что сам Карлос Сарасола будет следить за каждым моим шагом, окутали меня коконом скептицизма и нервозности, не позволившим мне сомкнуть глаз. И, разумеется, то, что Ченчо припарковался у отеля, наблюдая за моими перемещениями, тоже не слишком способствовало моему расслаблению.

Сегодня утром, заметив, как я выхожу из гостиницы, аргентинец вышел из автомобиля и одарил меня лучезарной улыбкой, словно его абсолютно не волновал тот факт, что я была в курсе, что он за мной следит. Заставив себя проигнорировать этот жест, я направилась к Центральной и Земельной Библиотеке. Он последовал за мной на расстоянии метров двадцати, повесив зонтик на локоть, словно какая-то дурная пародия на Мэри Поппинс.

Я заметила, что Олег стоял позади меня. Он делал вид, что изучает какие-то книги, хотя было очевидно, что он не сводил с меня глаз. Думаю, он ждал, что я объясню, почему вдруг передумала, но сейчас мне не хотелось ничего говорить. Я