Кровь в наших жилах - Татьяна Лаас

у меня тут все скоро зацветет буйным цветом. Устал я колыбельные берам да ежам петь, устал я цветы уговаривать цвет не набирать. Угомони Огня. Скажи, что хватит греть. Ишь, проказник, чего удумал.

— Поговорю, дедушка.

Тот обрадовался и улыбнулся даже, показывая слишком острые, длинные зубы:

— От, это дело. На третий день приходи — расскажу, что узнаю. — Он взмыл на совиных крыльях, снова и снова закладывая круги вокруг Светланы. — Приводи своего Ивана-купеческого сына, он самый приличный у тебя. Энтот дурной — ни одной клятвы своей не исполнил. Токмо клясться и умеет. Дурной — хуже твово Ивана-дурака.

Брови Калины удивленно взмыли вверх — смолчать, как и любой другой порядочный мужчина, он не смог, ведь леший задел его честь:

— Эй, нечисть ты лживая! Я все клятвы, что даю, всегда держу!

Леший только сверху и рассмеялся совиным криком. Сосны заворчали, зашелестели своими ветвями, забрасывая Калину шишками. Впрочем, ни одна не долетела до него. Все увязли в щите из тьмы.

Калина чуть подался вперед, к Светлане. Он очень вкрадчиво сказал, словно ему важно её доверие:

— Лиза, я никогда не нарушал клятвы. Нечисть солжет — недорого возьмет.

Сверху донесся издевательский хохот, заставляя Калину прищуриваться и, кажется, жалеть, что не уничтожил лешего. Он заставил себя отвести взгляд от небес, все равно, кроме ветвей и редких звезд, ничего не было видно.

— Я честно вам говорил, Лиза, что я, даже если Соколов прикажет предать вас, буду стараться поддерживать вас. Только прямой приказ императора заставит меня сделать что-то вразрез моим убеждениям.

Светлана заставила себя улыбнуться: дедушка леший еще никогда не обманывал её. Она знала, что Соколов может её предать в любой момент. Что ж, придется ждать того же самого от Калины.

Кажется, он понял всю бесполезность своих оправданий:

— Лиза… Впрочем, Елизавета Павловна, так будет даже надежнее, если вы верить мне не будете — будете готовы к любым ударам судьбы. Или ударам стихий. Только честью клянусь: я не разбрасываюсь клятвами и никогда не нарушаю их.

Глава девятая, в которой Светлана и Саша все же ловят змея

День у Александра не задался. С самого утра.

Он привык к ранним побудкам, он привык к отсутствию удобств, волнуясь сейчас только за Лизу, он не был привередлив в еде, он мог отказаться от многого, когда расследовал дело. И парни, его помощники, такие же: неприхотливые, стойкие и упорные.

Он не переносил одного — попыток купить его благосклонность. Он чиновник на службе государству. Его нельзя купить, его нельзя продать, он несет свою службу на совесть. И протянутая Крыниной, жалкой, напуганной женщиной в старой, заношенной одежонке, помятая, мокрая от пота «синица» была лишней. А за ней потянулась целая стая! Егоровы и Жуковы, тоже жены — мужики предпочли спрятаться за их спинами, — сунули каждая по «снегирю». Надо же, целый четвертак за просто так заполучил! Двадцать пять рублей. Удобно устроился Тихонов тут. Месячное жалование урядника только за одно утро.

— Уберите, — веско сказал Александр, глядя на дрожащую руку Крыниной, упрямо пихавшую ему в ладонь пять рублей — целое состояние по деревенским меркам.

Она лишь выдавила испуганным голосом:

— Прошу, Христа ради, пожалейте, единственный сын же! — Еще чуть-чуть и в ноги начнет падать!

Александр, может, излишне громко, захлопнул папку, хотел было ответить, но тут уже вмешался староста, стоявший с краю стола и отвечавший за просителей. Бледный, напуганный вчера только одним видом покойниц, мужик ожил, тут же замахал руками и погнал всех прочь:

— Убрать! Думать надо: что и кому предлагаете! Пошли прочь!

Он потащил из собственной горницы и зареванную Крынину, и оробевших Жуковых и Егоровых, пропахших в своих старых тулупах дымом и кислым потом. Из сеней доносились старостины нравоучения, хоть дверь плотно закрылась за просителями:

— Это ж цельный статский советник! Да у него жалование пять катеринок в месяц! Это ж думать надо! К нему меньше, чем с четвертаком, подходить нельзя. Глашка, ты совсем дура?! У тебя сын по этапу скоро пойдет вслед за отцом, а ты найти ему деньгу не можешь?!

— Я и эту заняла, — заревела в голос женщина.

Александр этого не перенес — встал и направился в сени, ругаясь на ходу:

— Х-х-холера!

Владимир только вскочил следом:

— Александр Еремеевич…

Он махнул рукой — не ребенок же:

— Сиди, сам справлюсь. Лучше Демьяна пни — когда он уже закончит страдать над показаниями парней?

Демьян не страдал — он, жалея, что под рукой нет справочника, старательно проверял яти, чтобы не пришлось потом возвращаться в Боровое и переписывать, если следователь не примет бумаги из-за грамматических ошибок. Бывало у него уже такое, причем не раз.

Александр открыл дверь в сени, замечая, как тут же замерли женщины и даже староста — этот-то чего, он в своем доме находится!

— Крынина, Глафира Семеновна…

— Я, — робко сказала женщина, подаваясь вперед из-за спины старосты.

— Прошу, деньги уберите — за взятку лицу при исполнении положено наказание в зависимости от размера взятки. Вашему сыну, как и Жукову, и Егорову ничего не грозит — сейчас протокол оформят, они его подпишут и отпустим. Правда, вашему Архипу чуть-чуть подождать придется — маг пока спит. Проведем освидетельствование Архипа на оворотничество и отпустим. Глафира Семеновна, пройдите — требуются ваши показания; остальные — свободны. Идите домой, скоро ваши сыновья придут. И на будущее убедите их сразу сообщать властям о найденных трупах — всем будет проще. Ежу же ясно, что при той степени разложения у покойной, которую они нашли в лесу, парни никак не могли быть её убийцами.

Крынина бочком протиснулась в дверь, словно боялась чего. Староста вновь раскомандовался, выгоняя оживших Жуковых и Егоровых на улицу.

Александр захлопнул дверь в сени и осмотрелся: Демьян, высунув от усердия язык, заканчивал свои бумаги, Владимир оформлял протокол осмотра, один Погорелов маялся у окна, высматривая там что-то.

— Погорелов!

Парень дернулся, резко разворачиваясь — сразу видно, что в армии хорошо служил:

— Я!

Александр кивнул ему на стол, за которым сам делал записи:

— Показывай, как умеешь писать… Пиши на имя прокурора Губернского суда надворного советника Уварова ходатайство о пересмотре дела крестьянина Крынина… Как там дальше по батюшке, Глафира Семеновна?

Крынина взмолилась:

— Ваше высокородие, деньгов нет совсем. Прошлый раз за ходатайство «снегиря» потребовали, где я его возьму? Мне бы Архипку спасти… Не губите, ваше высокородие!

Александр мысленно выругался, сосчитал до десяти и снова начал:

— Ладно, тогда, Погорелов, пиши ходатайство на имя тайного советника Калины, Опричный